Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

— Тебе совсем хреново, пупсик, — Джеха протягивает стакан с водой. Осмотрев друга, хватаюсь за предложенное, и осушаю до дна. — Может просто…

— Просто не поможет, Джеха. Лучше убери подальше Сару. Мое терпение на исходе, — цежу, сквозь зубы, собираясь вернуться к работе.

— Убрать не выйдет. Она вцепилась в тебя, как одержимая, Сан, — Джеха качает головой, а я устало закрываю глаза. — Увы, есть такой тип женщин, которые идут до конца. Ты ей понравился, пупсик. Видимо, крепко зацепил, если она никак не уймется. Кроме того, бери во внимание и тот факт, что она наша, а ты ее динамишь из-за белой женщины. Это немаловажно.

— Ты, погляжу, знаток женских сердец, — ехидно замечаю, но и сам понимаю, что Джеха прав.

— Знаток, или нет, но ее поведение говорит само за себя.

С этим замечанием друга, не согласиться сложно. Подняв взгляд на небо, замечаю вспышку, а следом в воздухе появляется запах дождя.

— Париж в последнее время напоминает Сеул своей погодой. Дождь заканчивается, чтобы начался новый, — отстраненно бубнит друг, а я осматриваю широкую террасу почти под крышей гостиницы.

Если посмотреть немного ниже, увижу окна, которые стали моим приговором. И здесь судьба решила все. Какова вероятность подобного? Очень низкая, а значит, это действительно судьба. Иного объяснения тому, что я попал в номер прямо напротив ее окон не нахожу.

— Мы почти закончили здесь, Сан, — Джеха опускает руку на мое плечо, а сжав, говорит: — Завтра в обед вылет, а потом мы окажемся дома. Ты поедешь к Ханне, я — к Кан Мари. Все вернется на места, а Париж останется слишком далеко, чтобы о нем думать.

Рука исчезает, а шаги друга за спиной, заглушает раскат грома. Ветер бьет прямо в лицо, вскоре его порывы приносят дождь. Вернувшись в зал, встаю у входа, возвращаясь к наблюдению за обстановкой. Радует, что Платини похоже успокоился. Мужчина то и дело, бросает взгляд в мою сторону. Его серые, почти прозрачные глаза, сощуриваются, но он молчит, и не проявляет себя никак.

Спустя час проходит торжественная часть и подписание. Ким Дже Соп явно довольный результатом, совершенно не замечает состояния дочери. Молодая госпожа весь вечер прячет взгляд от всех, а в какой-то момент исчезает из виду. Пытаясь отыскать ее, передаю по связи остальным, в надежде, что девушка просто вышла в уборную.

Джеха не теряя времени, спускается с балконов. Поравнявшись со мной в центре зала, он отрывисто произносит:

— Ким Сун Нам вернулась в номер. С ней двое наших.

— Сара? — уточняю.

— Ушла еще час назад после подписания.

Успокоившись, я киваю и поворачиваюсь обратно, но тут же останавливаюсь. На пути стоит бледный Юджин.

Мужчина подходит ближе, и быстро произносит:

— Я не могу нигде найти Веру. Она, как сквозь землю провалилась, — он говорит сбивчиво, и так, что сперва не понимаю, чего он хочет.

Однако, как только до меня доходит смысл сказанного, я резко вскидываю взгляд в поисках Платини. Джеха улавливает это, и с тревогой спрашивает:

— Что опять?

— Где Платини? — задаю встречный вопрос.

— Полчаса назад успешно укатил. Что-то случилось?

— Вера пропала, — отрывисто отвечаю, а Джеха замирает.

Опустив взгляд на Юджина, быстро спрашиваю:

— Как давно вы не можете ее найти?

— Ее нет около двадцати минут. Я даже успел побывать у нее дома. Она ведь живет буквально через дорогу. Но ее и там нет. Я ничего не понимаю. Она была в зале, а потом просто исчезла, — мужчина явно напуган, в его глазах читается немой вопрос, на который у меня нет ответа.

— Он не пошел бы на такое, господин, — произношу, но и сам сомневаюсь в собственных словах.

— Вы так уверены? — Юджин встает впритык и чеканит: — Она единственная, кого можно заставить сказать все, что угодно. Она свидетель, и вы это прекрасно знаете. Если он хоть пальцем ее тронет…

— Этого не случится, — отрезаю со сталью, а мужчина замирает. — Я найду ее. Будьте уверены.

Подняв взгляд на Джеха, сухо произношу:

— Оставляю все на тебя. Прости. Мне нужно попасть в аппаратную службы безопасности гостиницы.

— Не наделай глупостей, — ответив, Джеха кивает.

В аппаратной несколько работников, в недоумении не понимают, зачем мне понадобилось просматривать записи с камер, если женщина пропала двадцать минут назад. Однако, я настаиваю, и вскоре вижу то, от чего кровь медленно стынет в жилах.

Веру никто не похищал, никто и не собирался ее трогать. Она сама, едва покинув уборную, и держась за стену, прошла вдоль коридора к выходу на лестницу. В иной ситуации, не зная о ней ничего, я бы решил, что Вере стало плохо. Но я знаю… Я хорошо знаю причину, по которой эта женщина, рыдая и едва держась на ногах пошла туда.

Что-то случилось. Скорее всего, это связано с ее мужем.

Я выбегаю из аппаратной, не помня себя от страха. Кажется, я наполняюсь холодом до краев, немею, покрываюсь коркой плотного льда, не чувствую ни пространства, ни времени.

Куда ты пошла? Куда, Вера?

Выбежав на улицу, осматриваюсь по сторонам. Отовсюду слышны раскаты грома, а плотная стена дождя не дает рассмотреть заезд и территорию у гостиницы. Только парк, как темное пятно, манит к себе мыслью о том, что она могла пойти именно туда.

Не теряя времени, бегу сквозь ливень вдоль первой из дорожек. Здесь дождь слышен иначе, а изо рта вырывается пар. Ее нигде нет. Чем больше я ищу, тем сильнее липкое чувство страха толкает бежать быстрее. Осматривая дорожку за дорожкой, в какой-то момент замечаю одинокую фигуру. Женщина стоит на развилке посреди пустынного парка совершенно одна. Ее волосы мокрыми прядями прилипли к сутуленным плечам, а руки обнимают хрупкое тело.

Вера…

Она стоит неподвижно, промокшая до нитки, прямо под дождем… Беззащитная. Я сжимаю челюсти, замираю и не знаю, как поступить. Имею ли я право вмешиваться? Кто я такой вообще для нее? Ответа нет, но есть факт — я здесь, а она нуждается во мне. В этом я уверен. И будь это трижды не правильно, я бы поступил точно так же, как сейчас. Не оставил бы одну ни за что. Плевать на все. На мое прошлое, на ее прошлое, на всех вокруг.

Словно почувствовав мои шаги, она поворачивается. Сердце разрывается к херам на куски. Рвется в клочья от одного взгляда в глаза полные такой боли, что я немею. Ни разу в жизни не видел настоящей агонии в человеческом взгляде. Ни разу не чувствовал чужую боль настолько явно, как собственную.

Ее боль ощущаю, как свою.

Прямо сейчас она пробирает до кости, бьет по мне, как ливень, прошивает острыми иглами, пришивает к этой женщине навсегда.

Просто стань моей, и тебе больше никогда не будет больно, Вера. Я возьму все на себя. Я буду виноват. Я расплачусь за все сам.

Делая новый шаг, хорошо знаю, чем все закончится. Остановить себя нет сил. Я трус, и я вор. Самый настоящий вор, собравшийся украсть чужое, и я это сделаю.

Сделаю, даже если останусь, в последствии, все равно ни с чем. Как и все, кто пытаются украсть чужое.

Я не ждала звонка матери Алексея. Не думала, что она и вовсе решится на разговор, но это случилось. Есть люди, которые в стремлении скрыть собственные поступки, находят жертву. Надежда Викторовна, наверное, одна из них. Ее интерес к жизни Алексея был столь же редким, как и звонки сыну. Мне она звонила едва ли не второй раз за не полных восемь лет.

Пройдя в уборную, чтобы поговорить с ней, встаю у зеркала. Кладу сумочку на туалетный столик, и отвечаю на звонок. Сердце колотится, я боюсь услышать самое страшное. Ведь она бы не звонила из праздного любопытства.

Голос свекрови звучит слишком резко, больно и неприятно. Хватаюсь за край раковины рукой, не понимая, что она несет. Однако, свекровь безжалостно продолжает чеканить каждое слово:

— Я даже представить не могу, с каким лицом, ты хочешь вернуться к Алексею, — Надежда Викторовна почти кричит в трубку. Я дрожу от каждого слова, как от хлесткого удара. — Ты не хочешь подписывать документы. Я знала, что так будет. Конечно же, предприняла соответствующие меры. Вы разведены, Вера. Есть решение суда. Принято на прошлой неделе. Я вернулась, чтобы избавить своего сына от боли, и от тебя. Он итак несчастный. Ты его покалечила. Ты и твой отец. Это вы настояли, чтобы он бросил службу. Не пойди он тогда на вашем поводу, не сел бы за штурвал развалюхи. Это ты его в эту койку уложила, Вера… И не надо вранья. Я никогда тебе не прощу того, что случилось с моим сыном. Да. Для вас всех я никчемная мать. Но теперь, вы все увидите цену моей никчемности. А ты, наконец, услышишь правду о том, кто ты на самом деле. Теперь я могу это сказать. Есть веские основания.