Кайса Ингемарсон - Лимоны желтые
Агнес вручила им меню и, стараясь говорить непринужденно, спросила, что они будут пить. Приняв заказ на два бокала вина, она ненадолго оставила их одних. Но, прежде чем идти за вином, заглянула на кухню и сообщила радостную новость: у них есть посетители. Калле, который сгорбившись сидел в кресле, мгновенно вскочил, бросился к двери и через стекло посмотрел в зал. На его лице появилась улыбка, плечи расправились, и Агнес услышала, как он облегченно вздохнул.
– Ну что ж, – сказал он, обращаясь к своему персоналу, – в таком случае – за работу!
Пусть это и нельзя было назвать успехом, но в целом все прошло хорошо. Агнес и Пернилла хоть и не надрывались, но заняты были постоянно. За вечер у них поужинали двадцать четыре человека, еще двое зашли выпить в баре пива. Все остались довольны их кухней, многие хвалили поваров, а одна женщина, отведав кофейное крем-брюле с засахаренными орехами пекан, сказала, что непременно придет к ним снова.
Один из двух предварительных заказов, как оказалось, сделали приятели Калле. Они оказались достаточно воспитанными, чтобы не требовать для себя особой скидки. «Скидка по дружбе» – вечный кошмар рестораторов. Они не знают, куда деваться от бесконечных друзей и знакомых, которые вдруг заявляются к тебе в ресторан, полагая, что ты должен их бесплатно кормить-поить, да еще и не забыть подать к кофе коньяк, только за то, что они соизволили тебя «навестить». Агнес не однажды с таким сталкивалась. «Надеемся, Жерар нас сегодня угощает?» – сколько раз ей доводилось слышать эту фразу в «Le bateau bleu». В ответ она неизменно предлагала сходить за месье Кабролем, чтобы гости поговорили с ним лично. После этого вопрос, как правило, снимался сам собой. Одно дело – пытаться надавить на несчастную официантку или даже метрдотеля, но все равно – женщину, и к тому же молодую. И совсем другое – требовать особых привилегий у самого хозяина ресторана. Тем более такого, как Жерар Каброль, который щедростью, как известно, не отличался.
За годы знакомства с Тобиасом Агнес подала ему и его друзьям несчетное количество неоплаченных порций пива, но теперь ситуация изменилась. «Лимоны желтые» принадлежат не какому-то чужому дяде. Это ресторан Калле, и Агнес прекрасно знала, каково его финансовое положение. А значит, и ее друзья, если они сюда придут, на бесплатный ужин могут не рассчитывать.
Когда Агнес собралась уходить, Калле остановил ее:
– Спасибо за помощь и прости, что я так некрасиво себя вел.
– Ничего. Я не обиделась.
– Спасибо.
– И все-таки… – сказала она, с серьезным видом глядя на Калле, – тебе обязательно нужно потренироваться сворачивать салфетки.
Агнес уже давно не работала целый вечер напролет. На следующее утро икры болели, как после изнурительной тренировки, а от новых босоножек из джинсовой ткани, купленных специально для работы, на мизинце правой ноги вздулся волдырь. Что ж, такова плата за возвращение к любимому делу!
Она налила в тарелку йогурта и насыпала сверху мюсли (пачка была почти пустая, и то, что из нее высыпалось, больше напоминало какую-то строительную смесь). За едой она листала местную рекламную газету, которую уже просматривала по меньшей мере раз пять.
Позавтракав, Агнес пошла в гостиную. Там, как всегда, был идеальный порядок. Если особенно не приглядываться, можно было даже подумать, что диван со светлой обивкой и подушками пастельных цветов куплен вовсе не в «Икее», а в дорогом магазине. Кресло той же марки, что и диван, и коврик под журнальным столиком тоже светло-бежевые. На столе – ваза с раскрывшимися тюльпанами. Несколько лепестков отвалилось, и Агнес про себя отметила, что цветы пора выбрасывать.
Взяв телефон, она набрала номер Луссан. В кои-то веки подруга не носилась по городу, а сидела дома за компьютером, но по ее голосу Агнес поняла, что она в цейтноте.
– Много работы?
– Мм… Даже слишком.
– Перезвонить тебе попозже?
– Да нет. Потом доделаю. А не успею – так не успею. Ну, как прошла премьера?
– По-моему, хорошо. Не то чтоб народ валом валил, но, по крайней мере, мы не изнывали от безделья. Гостям понравилась еда, на обслуживание тоже никто не жаловался. Правда, Калле был как высоковольтный провод – чуть тронешь, искры во все стороны. Но когда появились посетители, он немного успокоился. – Агнес замолчала, и в тишине стало слышно, как Луссан что-то печатает на компьютере. – Я, собственно, просто так позвонила, мы ведь скоро встретимся, тогда и поговорим.
– Конечно. Извини, что я отвлекаюсь.
– Ничего. Да, чуть не забыла. Паоло про тебя спрашивал.
Луссан перестала стучать по клавишам.
– Ты не врешь?
– Нет. Спросил, виделась ли я с тобой после субботы. Я сказала, что ты звонила.
– И больше ничего не спросил?
Агнес заколебалась.
– Нет, – ответила она, жалея, что ей нечего добавить.
– Ну и ладно, меня это не волнует.
– Потому что он все равно не в твоем вкусе, да? – Агнес рассмеялась. Этой шутке было столько же лет, сколько их знакомству. Парень, которого не удалось подцепить, всегда оказывался «не в их вкусе».
– Точно. Но он все-таки симпатичный.
– Все-таки симпатичный.
Закончив разговор, Агнес легла на диван. Ее взгляд уперся в большую картину Ульфа Лунделя[13], висевшую на противоположной стене. Она была тут явно не к месту. Кричащие цвета, ломаные линии, ощущение беспокойства. Полотно изображало что-то на острове Готланд, но, как Агнес ни напрягала фантазию, она не могла разглядеть ничего, кроме безглазого старика с огромным носом. Картина никогда ей не нравилась, но Тобиас настоял, и они ее купили. Агнес тогда очень удивилась, ведь Тобиас никогда не проявлял интереса к живописи. Хотя, конечно, ее же нарисовал сам Лундель. Она стоила немалых денег, но Тобиас обещал заплатить половину суммы и привел довод, который должен был окончательно ее убедить: это же так здорово – вместе купить картину. Это вклад в их будущее, и к тому же действительно ценная вещь, а не какая-нибудь там сковородка или двуспальная кровать и прочий хлам, который люди обычно покупают, чтобы продемонстрировать себе и окружающим: они начинают совместную жизнь. Если честно, то Агнес считала, что и сковородка, и кровать намного лучше, чем это уродство, висящее на стене ее гостиной.
Встав с дивана, Агнес подошла к картине. А почему, собственно, это должно здесь висеть? Это ее дом, ее стены, и картина, кстати, тоже ее. Потому что после того, как они ее купили – на сбережения Агнес – и повесили, Тобиас сразу забыл об их уговоре.
Агнес сняла картину с крюка. По верхнему краю рамы на обоях осталась серая полоса, наверное, пыль. В шкаф картина не влезала, и Агнес отнесла ее в спальню и засунула под кровать. Пусть пока полежит, со временем придумаем, что с ней делать дальше.
