Оксана Весенняя - Олигарх
— Кир…
— Спи, моя хорошая, спи… хрипло шептал, словно царапая спящее сознание, вытаскивая из сна, вызывая очередную волну дрожи и удовольствия.
— Спи, — шептал убедительно, без тени шуток и сомнения, вот будто уверен был в том, что сейчас Ксюша сможет уснуть.
— Я не буду мешать, — и снова толчок. Глубоко, до упора, до мурашек во всем теле.
Она не выдержала, закричала, впиваясь ногтями в его спину. Обмякла в его руках, прикрыв блаженно глаза, слабо улыбнулась, тем самым доводя и его до грани, до личного удовольствия.
Вот теперь пусть спит его девочка, набирается сил. Завтра он точно не выпустит ее из постели. Поцеловал ее в висок, бережно устраивая в своих объятиях.
«Боже! Как же долго он жил без нее! Как он вообще жил без нее?»
Кир разбудил ее рано, еще рассвет не проник своими лучами в окна, на улице царила тишина из приоткрытого окна не доносилось ни звука.
— Ягодка, я тут подумал и решил, что ты теперь будешь жить здесь, со мной.
— Я и так практически поселилась у тебя, — тихо рассмеялась, — к чему такие жертвы? — не удержалась от язвительного выпада.
— Перестань смеяться, — одернул Лавров, — я вполне серьезно.
Улыбка исчезла с ее лица.
— А меня ты спросить не хочешь? — поинтересовалась.
— Нет, не хочу, — ответил невозмутимо, — даже не собираюсь спрашивать, я ставлю перед фактом.
Ксюша опешила. Снова Кир решил, что его мнения будет достаточно. Сам надумал, сам все решил. Без нее. За нее!
— А тебе не кажется, что это не совсем правильно? Это касается нас двоих, а ты решаешь один, не посоветовавшись, не спросив. На каком таком основании, хотелось бы знать?
— На таком основании, что я мужик.
— А-а-а, — ехидно протянула Ягодка, — ну, раз мужик, тогда у тебя и гвозди должны быть в доме. Ведь есть же, да? — спросила, хитро улыбаясь.
Кир в ответ только утвердительно кивнул.
— Отлично, — едва слышно порадовалась Ягодка, — тащи их сюда. И молоток, — деловито добавила и поспешила в коридор. Кир последовал за ней.
— Вот сюда, — пальцем указала на косяк входной двери, — надо забить гвоздь.
— Подкову на счастье решила повесить? — иронично поинтересовался.
— Что-то типа того, — ответила уклончиво, внимательно наблюдая за тем, как Лавров примеряет место для гвоздя, — да, да здесь, Кир. Забивай, дала очередное указание.
— А вешать-то что? спросил, как только закончил. Ксюша молчала, — давай сразу эту хрень пришпандорю.
— Ты её сначала сними.
Кир вопросительно уставился на Смородину.
— Ягодка, ты мне зубы не заговаривай, не поможет это! Ведь сама знаешь, — самодовольно хмыкнул, — тему разговора не меняй, время не трать. Надо еще за твоими вещами заехать.
По ее выражению лица видел, что она собиралась что-то сказать, но он не позволил.
— Ты будешь жить здесь, хочешь ты этого или нет. Мне твоё согласие не требуется! — немного грубовато высказал своё недовольство.
— Я соглашусь только при одном условии, — выждала небольшую паузу. — Сюда, — указала взглядом на забитый Киром гвоздь, — ты будешь вешать свою корону.
Лавров опешил, а Ксюша продолжила:
— Как только забудешь повесить, я сразу уйду.
— Вряд ли, — хмыкнул Кир, — не уйдешь. Не сможешь.
— А не слишком ли ты высокого мнения о себе и своём жилище?
— Не-а, — ничуть не смутившись, ответил Лавров, — у меня даже рыбкам нравится, — довольно заметил он.
— С чего ты взял?
— Ну не уходят же.
Она стукнула его ладошкой по плечу:
— Ну ты царская особа!
— Ну-у. Теперь и ты будешь голубых кровей.
— Как скажете, Ваше величество.
Ксюша еще неделю держала его в подвешенном состоянии, то и дело возвращалась в Варину квартиру, вспоминая об оставленных там вещах: то одно забудет, то другое.
— Нет, Кир, — попыталась вывернуться из его рук, — мы так не будем.
— Будем, — возразил Лавров, — именно так будем, — прижал её своим телом, — я детей хочу.
— Рано еще.
— Самое время, — продолжал настаивать Лавров, — подари мне наследника или наследницу, — улыбнулся.
— Нет, Кирилл. Не сейчас.
Ягодка повысила голос. Кирилл словно не слышал ее, продолжал целовать, не выпуская из цепкой хватки.
— Сейчас не надо. Через девять месяцев подаришь, — продолжал настаивать, не разделяя ее настроя. — Если ты про свадьбу, то назови любую дату и всё будет.
— Я не про свадьбу. И замуж я не хочу!
— Не понял? — возмутился, испепеляя ее взглядом.
— Чего ты не понял, — я русским языком тебе сказала, что замуж не хочу.
Он, как одержимый, набросился на нее, спешно избавляя от нижнего белья.
— Кир! — буквально заорала Ягодка, из всех сил уперлась руками в его грудь. Бесполезно, и на миллиметр не смогла его сдвинуть. — Подожди! — Кирилл не отреагировал. — Нельзя мне! Понимаешь? Рано еще! Полгода не прошло. — Он замер на мгновение, а она продолжила: — У меня со здоровьем проблемы. Нельзя мне пока детей. Слышишь? Нельзя! Полгода нельзя, — с отчаянием прошептала Ксюша.
— Почему мне об этом неизвестно? — тихо спросил, приподнимаясь на локтях.
— Теперь известно, — буркнула в ответ. Не хотела ему говорить, но пришлось.
— Почему именно полгода?
— Потому что у меня был выкидыш.
Кир дернулся как от удара. Прожигал ее взглядом, пытался в ее глазах увидеть ответы на интересующие его вопросы.
— Когда?
— Полтора месяца назад, — нехотя ответила она.
— До Севкиной смерти или после?
Ксюша молчала, пытаясь подобрать нужные слова.
— После.
— Ты должна была мне сказать, — сказал так, будто тишину рубил на части словами. Резко, отрывисто, требовательно.
— Я не могла, — голос звучал тихо, хотя хотелось выть от безысходности.
— Могла. Ты обязана была сказать, — повторил Кир буквально по слогам.
— Ты действительно считаешь, что я должна была добить тебя новостью о том, что в один день ты хоронил не только лучшего друга, но и своего ребенка? — по Ксюшиным щекам побежали слезы, но она даже не зажмурилась. Лучше бы она прикрыла глаза, потому что в них плескался такой ужас, такая боль, что у Кира дыхание перехватило и казалось, что сердце остановилось на несколько секунд. Секунда, еще одна отпустило удар бьется, сердце бьется, разгоняя застывшую в венах кровь. Кирилл сел, подвинулся к изголовью кровати, перетянул Ягодку к себе на колени, обнял, прижимая к груди, и прошептал:
— Люблю. Люблю тебя, моя маленькая, сильная девочка. Люблю.
Сцеловывал слезы с ее щек и никак не мог придумать способа, чтобы загладить вину перед своей Ягодкой. Потому что нет ему прощения, нет оправдания его эгоизму, его ошибкам
