Марк Леви - Она & Он
– Неужели?
– Несколько лет назад я купил на таком вот блошином рынке хрустальное пресс-папье. Продавец утверждал, что это вещь девятнадцатого века. Я ни капли ему не поверил, но внутри пресс-папье было искусно выгравировано женское лицо. С того дня, как я сделал эту покупку, меня преследуют неприятности, попросту говоря, не жизнь, а сплошное дерьмо.
– Какого рода дерьмо?
– А вам идет время от времени произносить грубые слова.
– Как это?
– Не знаю, при вашем выговоре это звучит сексуально. Так о чем мы говорили?
– О ваших неприятностях. О сплошном дерьме.
– Нет, вам это действительно идет! Началось с прохудившегося крана, назавтра сломался компьютер, потом моя машина угодила на штрафстоянку, меня свалил грипп, в понедельник соседа снизу хватил инфаркт, а стоило мне поставить чашку с кофе на письменный стол рядом с пресс-папье, как она опрокидывалась. Наконец, у чашки отломилась ручка, и я чудом не обварился. Тут я заподозрил пресс-папье в зловещей силе. Помните, я жаловался вам на синдром пустой страницы? Так вот, это была хроническая пустота, белизна, как на вершине Килиманджаро. Потом я споткнулся о ковер, шлепнулся ничком на пол, сломал себе нос. Видели бы вы меня: весь в крови, сижу запрокинув голову, ору на всю квартиру! В итоге потерял сознание. На счастье, у одного из моих коллег-писателей обнаружился дар ясновидения. Раз в две недели ужинаем с собратьями по перу в бистро, травим байки. Кстати, пора перестать посещать эти сборища, тоска смертная! В общем, увидев мой заклеенный нос, он проявил обеспокоенность моей судьбой. Когда я поведал ему, что со мной творится со времени покупки пресс-папье, он зажмурился и спросил, не выгравировано ли на хрустале женское лицо.
– Вы ответили, что да?
– Возможно, уже не помню. Одним словом, он посоветовал поскорее избавиться от этого предмета, но, главное, постараться его не разбить, чтобы не высвободить мрачные силы.
– Вы отнесли его в мусорный контейнер? – спросила Миа, стискивая зубы, чтобы не рассмеяться.
– Лучше! Я завязал его в ткань, упаковал, сел в машину, заехал на мост Альма и – плюх! – утопил пресс-папье в Сене.
Миа больше не смогла сдержаться и расхохоталась.
– Умоляю, не меняйтесь! – простонала она, утирая глаза. – Я вас обожаю!
Пол недоуменно покосился на нее и пошел дальше.
– У вас просто мания надо мной издеваться.
– Клянусь, никакой мании… Итак, вашим неприятностям пришел конец, стоило утопить пресс-папье?
– Представьте, да! Все пришло в норму.
Миа, продолжая смеяться, повисла на руке Пола, когда он ускорил шаг.
На пути им попался книжный магазин, специализирующийся на старинных рукописях. Главное место в витрине занимали письмо Виктора Гюго и стихотворение Рембо, написанное на тетрадном листке.
Миа остановилась как вкопанная.
– Стихотворение или проза не могут принести несчастья?
– Наверное, нет, – согласился Пол.
Она толкнула дверь магазина.
– Как чудесно держать в руках письмо знаменитого писателя! Это почти то же самое, что вызвать его на откровенность, войти к нему в доверие. Лет через сто такие же люди, как мы, будут восторгаться, натыкаясь на ваши письма переводчице. Она станет вашей женой, и эти письма окажутся началом драгоценной переписки.
– Я не знаменитый писатель и никогда им не стану.
– Я не разделяю вашего пессимизма.
– Вы прочли один из моих романов?
– Целых два. Я плакала над письмами матери в первом.
– Честно?
– Не стану же я здесь плеваться в доказательство своей искренности! Это было бы верхом неприличия. Придется вам поверить мне на слово.
– Простите, что заставил вас плакать.
– Незаметно, чтобы вам было совестно! Я впервые за сегодняшний день вижу вашу улыбку.
– Признаться, я доволен, но не тем, что вы плакали… Хотя, честно говоря, этим тоже. Такое событие следует отпраздновать. Приглашаю вас в кондитерскую «Ладюре». Это в двух шагах отсюда. Если вам еще не доводилось пробовать их печенье макарон, то вам неведомо абсолютное наслаждение. Хотя, может быть, я ошибаюсь, вы ведь шеф-повар.
– Хорошо, но после этого мне придется вернуться в ресторан: моя кухня не доставит посетителям наслаждения, если я не встану к плите.
Они сели за угловой столик и заказали горячий шоколад для Миа и кофе для Пола, а также ассорти из печенья макарон. Официантка, собирая для них поднос, не сводила с них глаз; Пол и Миа услышали, как она, поедая их глазами, шушукается с коллегой.
Проклятье, она меня узнала! Где тут туалет? Нет, не туда, в мое отсутствие она может с ним заговорить. Если она кому-нибудь расскажет, что видела меня здесь с мужчиной, Крестон меня убьет. Единственный выход – настаивать, причем убедительно, что она обозналась…
Официантка вскоре вернулась и, ставя на столик чашки, проговорила робким голосом:
– Извините, но вы ужасно похожи на…
– Ни на кого я не похож! – возмутился Пол. – Я – никто!
Молодая женщина еще раз извинилась и, пристыженная, отошла.
Побагровевшая Миа поспешно надела темные очки и обернулась к Полу.
– К сожалению, время от времени со мной случается что-то в этом роде, – сказал тот.
– Понимаю, – ответила Миа, стараясь унять сердцебиение. – Ваша известность перевалила за городскую черту Сеула.
– Возможно, она стала проникать в этот квартал, но дальше – ни-ни. Мне случается часами торчать в большом торговом центре, и меня не узнают ни в одном книжном магазине, что только к лучшему. Она, наверное, читала что-то из моей писанины, напрасно я так отреагировал, это от смущения, я вас не предупреждал, что я скромник?
– Твое эго только что спасло мне жизнь! Ничего страшного! В следующий раз преподнесите ей свою книгу с автографом, то-то она обрадуется!
– Замечательная идея!
– Вернемся к вашей певице. Как развивается ее история?
– Критик провожает ее до дома, не раскрывая своих подозрений. Он представляется, выдает себя за сочинителя, уверяет ее, что она похожа на одну из героинь его романа. Кажется, он начинает испытывать волнующие чувства.
– А она?
– Еще не знаю, пока рано об этом судить. Она скрывает от него, что давно положила на него глаз, ей страшно, но в то же время теперь ей не так одиноко.
– Какое она примет решение?
– Думаю, сбежать, чтобы сохранить свою тайну. Она не может быть с ним искренней, но и врать о том, кто она, тоже не может. Я подумываю о том, чтобы ввести в сюжет ее бывшего импресарио. Что скажете?
– Не знаю, прежде чем советовать, я должна прочесть.