Джилл Шелдон - Огненное лето
Росс остановил его, отрицательно покачав головой.
— То, что сгорела видеокассета и пропала непарная серьга, ни о чем не говорит. Даже не может служить основанием для подозрений. Извини меня, Ной!
Росс, пошатываясь, подошел к ведущей на второй этаж лестнице и опустился на нижнюю ступеньку. Взяв за горлышко стоявшую там же бутылку виски «Джек Даниел», которую Ной сначала не заметил, он поднес ее ко рту и сделал быстрый глоток. Неужели он пьян? Ной отказывался верить своим глазам. Росс заметил его взгляд.
— Что ты на меня уставился? — спросил он с явным раздражением. — Неужели никогда не видел мужчину, честно проработавшего целый день, а потому заслужившего под вечер глоток-другой виски?
— Видел. Но только не вас.
— Господи! — простонал Росс, опустив голову и обхватив ее руками. — Просто я еще не могу поверить, что все это снова начинает повторяться. И я ничего не могу сделать. Так же, как и тогда, десять лет назад!
Он снова поднес ко рту бутылку, сделал еще глоток и ладонью вытер губы. Ною было больно смотреть на страдания этого человека, но он решил непременно вытрясти из него все до конца.
— Росс, вы здесь единственный, кто может добиться правды. Или вам нужна какая-то дополнительная помощь?
— Я организовал на расследование этого дела всех своих людей. Они делают все, что только возможно. Но… Но пока мало что удалось узнать… Даже в отношении причин пожара вот этого дома. Ной, самое ужасное, что я, похоже, не в силах противодействовать дальнейшему повторению преступлений… Как не смог предотвратить то… Случившееся десять лет назад…
— Вы же знаете, Росс, это была не ваша вина.
— Но я не могу забыть их! Не могу! Даже сегодня, когда уже прошло столько лет!
Росс протянул Ною бутылку, но тот отрицательно покачал головой.
— Мне их тоже все время не хватает, Росс. Каждый день я вспоминаю Джесси.
Ной почувствовал, как тупая боль начинает сжимать его сердце. Он медленно опустился на ступеньку рядом с Россом. В этот момент ему казалось, что еще никогда он не видел настолько убитого горем и потерянного человека. Ной хорошо помнил всю семью — Энн, Джесси, их мать и Росса, счастью которых он всегда так завидовал. И сейчас представил себя в положении человека, сидевшего рядом на ступеньке…
— Ты и Энн, — неожиданно сказал Росс, — прекрасная пара!
— Нет, вы ошибаетесь.
— Тебе она… нравится. Разве нет?
То, что отчим Энн начал расспрашивать его о своей падчерице, неприятно кольнуло Ноя. Но Росс не унимался:
— Тебе она нравится, — повторил он и вновь протянул Ною бутылку с виски.
Ной снова отрицательно покачал головой.
Росс пожал плечами и сделал еще один глоток.
— Да, тебе она нравится. Меня не обманешь…
Ной поднял глаза к потолку. Какого черта Росс затеял весь этот разговор?
— Я же знаю, как это бывает, — продолжал Росс. — Ее мать была такой же. Независимой, красивой, упрямой… Одним словом, современная чаровница, противостоять которой ты не в силах. И при этом не можешь без нее обойтись. — Он закрыл лицо руками. — Ужасно!
Ной начал жалеть о том, что отказался от виски.
— Как-то раз я стоял на вершине утеса и видел вас обоих на берегу, — тихо сказал Росс. — Ты целовал ее.
Ной никак не ожидал такого признания и не знал, что ответить. Помолчав, он неуверенно сказал:
— Мы… Мы ведь всегда были… друзьями. Фактически братом и сестрой.
Росс понимающе посмотрел на него и вновь прильнул к горлышку бутылки.
— Ты прав…
Они ведь действительно всегда были друзьями, думал Ной. Разве нет?
— Тот поцелуй выглядел дружеским, — совершенно серьезно добавил Росс и кивнул. — Очень даже дружеским!
Ной подумал, что пора бы и ему выпить виски. Ведь сам он отлично помнил, что тот поцелуй на берегу был проявлением отнюдь не братских или дружеских чувств… Он отпил глоток и почувствовал, как огненная жидкость обожгла горло и, казалось, воспламенила все тело. Ноги почему-то перестали повиноваться. А мысли закружились в каком-то адском вихре. И вдруг из всего этого хаоса возник образ Энн. Она стояла перед ним как живая. Ее тело прижималось к его… Совсем рядом об утес разбивались волны прилива… Кругом — желтый, словно золотой, песок…
Сквозь рой сладостных видений откуда-то издалека донесся голос Росса:
— Просто друзья… А ведь Энн скоро уедет. И мы оба останемся здесь с разбитыми сердцами. Ты ведь это понимаешь.
Еще один глоток виски вернул Ноя к действительности. Он посмотрел на Росса и усмехнулся.
— Это правда… Хотя говорят, что у меня нет… сердца. Кроме того, мы ведь… только друзья. Это ведь так…
— Как скажешь, шеф, — буркнул Росс.
— Нет, это не я, а вы — шеф.
Они оба рассмеялись этой бесхитростной шутке. Потом помолчали несколько мгновений, после чего Росс мрачно сказал:
— Если ты заставишь ее страдать, я скручу тебя в бараний рог.
Ной еще раз посмотрел на сидевшего рядом большого сильного мужчину. И даже в тумане алкогольных паров почувствовал реальность подобной угрозы.
— Не будем об этом говорить, — тихо сказал он, ощутив вдруг, что язык почти не повинуется ему.
— Я действительно… не хочу, чтобы кто-то… Чтобы кто-то обжимал мою… девочку, — также шамкая губами, ответил Росс.
— И я этого не хочу, — мрачно сказал Ной. — Но ей угрожает опасность…
Про себя он подумал, что одним из источников опасности для Энн является он сам. Но тут же мысли его вновь смешались. Он с трудом поднялся.
— Мне… Мне надо идти…
Идти? Но куда, в сущности, ему надо идти? И зачем? Что он будет делать? Что и где? Ах да! Надо возвращаться в приют и проверить, как ведут себя дети…
— Может быть, это даже и к лучшему, что она уезжает, — через силу проговорил Росс, допивая остатки виски. — Не будет лишних волнений. И для нее безопаснее…
Лишь тут Ной до конца осознал, что они с Россом все время говорили только о возможном поджигателе. Но так и не обсудили до конца еще одну опасность, угрожавшую Энн, ту, что исходила от него, Ноя Тэйлора.
Действительно, Росс прав. Хорошо, что она уезжает. Там Энн будет чувствовать себя более безопасно во всех отношениях. А он перестанет постоянно думать о ней, мечтать и до боли желать. Не будет больше обвинять себя в том, что слишком хотел ее.
Энн уедет, и его жизнь пойдет своим чередом…
Глядя на луну, спокойно пересекавшую ночной небосвод, Энн думала о своей жизни. И постепенно приходила к выводу, что очень одинока. Вот уже десять лет у нее практически не было своего дома, но только теперь она впервые жалела об этом.
