Натали Май - Брачный контракт
Дональд брел по улицам ночного города куда глаза глядят. Он хотел зайти в ближайший бар и напиться, но впервые чувствовал, что это не поможет. Дональду часто бывало плохо, просто невыносимо тяжело, но он держался. Сейчас было что-то иное, как будто какая-то струна в нем вдруг лопнула. Он ухватился много лет назад за свою ненависть, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в бездне отчаяния и страха. И понял это сейчас со всей отчетливостью. Он увидел как бы со стороны двенадцатилетнего мальчика, отпустившего свой круг и глядящего, как он уплывает по волнам все дальше и дальше. Мальчик хотел догнать его и вновь почувствовать себя уверенно, но не мог. Внутри была только ноющая пустота.
Дональд миновал Пятую авеню и свернул налево. Он не понимал, где находится и что делает. Наконец Дональд наткнулся на какой-то полупустой бар. Он заказал мартини и сел за столик у окна.
Тоненькая вялая блондинка в зеленом с блестками облегающем платье с глубоким вырезом вышла на небольшую сцену и затянула слезливую медленную песню под аккомпанемент рояля. Дональд отвернулся. Певичка действовала ему на нервы, как, впрочем, и другим посетителям, на лицах которых появилось выражение брезгливой скуки.
— Говорил я тебе, мне нужна девочка с огоньком, — ворчал хозяин бара, — а твоя сестра годится только для панихиды. Эта размазня разгонит всех моих клиентов.
— Она обещала покончить с порошком, босс, — уверял бармен. — Как понюхает, всегда такая. Завтра все будет о’кей.
Эта перепалка в двух шагах от Дональда внезапно насмешила его. Тем временем певица, жеманно сощурив накладные ресницы, спустилась вниз, тут же споткнулась и свалилась на пол. Парик отлетел в сторону и угодил на ближайший столик. Все вокруг прыснули, уставясь на незадачливую блондинку, которая оказалась рыжей.
— Все! Моему терпению пришел конец, — зашипел хозяин бара, схватив за ворот ее брата. — Скажи этой твари, чтобы ноги ее здесь не было. Вы уволены. Оба.
Происшествие так взбудоражило зал, что посетители, большинство из которых уже были сильно навеселе, просто валялись от хохота. Когда бармен, вне себя от злости, уволок свою сестру, которая была в полуобморочном состоянии и, ничего не понимая, хлопала огромными ресницами, атмосфера стала вновь как в сонном болоте. Посетители один за другим покидали бар, и вскоре Дональд остался один с начатым бокалом мартини.
Он испытывал странное ощущение подъема, которого сам не мог объяснить. Мыслей не было, только эта легкость, словно голова превратилась в воздушный шарик. Глупый эпизод удивительным образом повлиял на него. Приступ безудержного смеха, охвативший Дональда и окружающих, вдруг словно освободил его дух от тисков, позволил ему распрямиться и наконец спокойно расслабиться, как самое эффективное лекарство. Состояние его было подобно пробуждению после миновавшего кризиса, когда боль окончательно отступила и вернулась прежняя ясность и приятная слабость. Дональд и не знал, что смех так помогает очиститься от всего наносного, пустого и вымученного, отбросить комплексы и лелеемые обиды, как старую шелуху, и вернуть, казалось, навсегда утраченную легкость.
«Когда же со мной подобное было?» — подумал он и вспомнил. Ему семь лет, и они гуляют с мамой по пляжу. У него в руке связка разноцветных воздушных шариков. Дональд выпускает нити из пальцев, и шарики величаво поднимаются в голубое небо.
Только два шара, синий и белый, летят прямо на воду.
— Они утонут, — пугается мальчик.
— А ты попробуй спасти их, — предлагает мама.
— Я плохо плаваю, мама… я боюсь.
— Не бойся.
Дональд видит ее спокойную улыбку и ничего не боится. Он бежит с размаху в воду, работает руками и ногами, как учила мама, и… плывет. Получилось! В первый раз получилось.
Мама тоже входит в воду. Дональд сжимает в кулачке ниточки от шаров, он чувствует себя на седьмом небе.
— У меня получилось, мама!
Мама целует его в воде, у нее волшебная улыбка. Она развязывает шары, дает один Дональду, другой оставляет себе. Они кружатся по воде с шарами, поднимая брызги и заливаясь счастливым смехом.
Дональд сделал еще глоток. «Что же случилось с нами? Почему мы позволили, чтобы это случилось?»
Мама. Он даже нечетко помнит ее лицо. А ведь оно было самым чудесным, самым любимым. Вот сейчас всплыло воспоминание, которое он бессознательно подавлял, которого боялся. А сколько таких? Не счесть. В душе его умерла ненависть, и это случилось сегодня. Нельзя ненавидеть того, кого в сущности не знаешь, это глупее борьбы с ветряными мельницами. Он уверял себя, что любит отца, а что он знает о нем? «Самонадеянный жалкий глупец, ты так и не стал взрослым», — мысленно он ругал себя на чем свет стоит, а по лицу его блуждала грустная улыбка. «Ты вообразил себя жертвой, а, возможно, оказался палачом. И кого? Собственной матери. Что может быть страшнее?» Дональд почувствовал, что поток самообвинений иссяк, и залпом осушил второй бокал.
«Кажется, я сегодня праздную совершеннолетие, — подумал он. — Лучше поздно, чем никогда».
Дональд долго сидел, глядя в окно, и едва не задремал. Он чувствовал огромную усталость и боялся, что не сможет сделать ни шага. Но бар закрывался, и ему пришлось покинуть полутемный зал.
На тротуаре две проститутки зазывно улыбнулись Дональду. Он помахал им рукой и завернул за угол.
«Наверно, они решили, что я сумасшедший», — эта мысль развеселила его. Дональд без особой надежды искал глазами такси, но ему повезло. Назвав адрес отеля, он отключился. Шоферу пришлось будить Дональда, когда машина остановилась.
— Пить надо меньше, — буркнул он вслед молодому человеку.
Дональд заставил себя принять душ и упал в свежую постель, забыв обо всем.
Когда он открыл глаза, то онемел от неожиданности. Рядом стояла Айрин, явно вне себя от бешенства.
— Ну это уж слишком…
— Что-нибудь случилось? — ничего не поняв, спросил он.
— Случилось? Ты лучше поинтересуйся, сколько сейчас времени!
— А разве… наверно, полдень?
— Посмотри на часы, — ледяным тоном приказала Айрин. Дональд взглянул на будильник и застонал.
— Не может быть…
— Именно. Пять часов вечера. Ты проспал весь день.
— О Господи… мы же собирались…
— Придется задержаться здесь до завтра.
— Ты заплатила…
— Пришлось. Я не стала будить тебя, я же не знаю, когда ты вчера вернулся, — язвительно сказала Айрин.
— Не помню… кажется, около четырех утра, — пробормотал он.
— Ты много выпил?
— Кажется, не очень… не могу вспомнить.
— Голова не болит? — Айрин решила устроить настоящий допрос.
