Линда Йеллин - Такая милая пара
И вот мы, взявшись за руки, движемся по бесконечным секциям.
– Знаешь, если бы я очень хотела удивить тебя, если бы точно узнала, что я – в положении... отправила бы тебе на работу телеграмму.
– Как давно ты уже подозревала это? – осведомился Майкл, направляясь к прилавку с вывеской «Бумага. Батарейки. Предметы женской гигиены».
– Дня два или три.
Майкл остановился и уставился на меня.
– И ты молчала?
– Да. Говорю же, что готовила тебе сюрприз.
Я не была уверена – хочу ли ребенка, или нет. Я была полна чувств, полна фантазий и радости. Но вместе с тем на меня накатывал ужас, когда я думала, что что-нибудь не так, что сейчас – не время, что морально я еще не готова иметь детей. А вдруг я не справлюсь с воспитанием ребенка, и Майкл разлюбит меня? Вдруг ребенок станет ему дороже, чем я? Именно поэтому, прежде чем поделиться новостью с ним, мне непременно хотелось определить свое собственное отношение ко всему случившемуся.
Нам предложили на выбор два комплекта тестов для определения беременности. Майкл внимательно изучил описания обоих, выбирая лучший.
– Боже! – произнес он, и в голосе его слышалось разочарование. – Представляешь! Нам надо ждать... Ждать утра и твоей утренней мочи! Ждать до утра!
Дома он установил будильник на шесть асов.
– Вставай! Вставай! – разбудил он меня ни свет ни заря. – Марш в туалет.
Словно два химика, мы развели порошок в специальной колбе, затем отправили в него пипеткой две капли моей мочи. Установили колбу в держателе и завели будильник на восемь.
А через два часа в колбе плавало нечто по виду напоминавшее пончик.
– Ура! – закричал Майкл. – О господи! Получилось!
– Господи, получилось, – повторила за ним я, – но, правда, значительно тише.
Целую неделю я фантазировала. Придумывала, как буду обустраивать в детскую вторую спальню. Что стану покупать. Я уже расстраивалась о том, как трудно будет найти няню малышу. Теперь везде, в лифте, автобусе, на улицах мне на глаза попадались дети – с их розовыми носиками и улыбками, похожими на бутончики. За эту неделю я распланировала свою жизнь на все последующие девять месяцев. Распланировала – и ужаснулась.
– Я хочу девочку, – настаивал Майкл. – Такую же, как ты, темноглазую. И с кудряшками.
Он уже гладил мой живот и разговаривал с ним, словно знал заранее – кто оттуда появится.
—А следующим будет сын. Наследник. Нельзя, чтобы род Ведланов остался без продолжателя.
По ночам он ласково обнимал меня и шептал всякую чушь.
– Я уже боялся, – признался он однажды, – что этого никогда не произойдет. Я не надеялся, что буду когда-нибудь так счастлив. Конечно, очень опасно хотеть чего-либо...
...А я молчала – не могла ничего ответить, так как не понимала до конца ход его мыслей...
На следующей неделе, – Майкл как раз носился по магазинам, – открылось кровотечение. Я почувствовала тупую боль, затем резкую судорогу и инстинктивно обхватила живот руками – словно хотела защитить его. И в этот момент появилась кровь. Первой моей мыслью было, что задержка кончилась. Потом меня пронзила другая – какая там задержка! Ведь я – беременна...
Я сидела в ванной, а судороги становились все сильнее и сильнее. Кровотечение нарастало. Я боялась посмотреть себе между ног, страшилась увидеть крошечные злые глазки, смотрящие на меня... Но вот появились сгустки, а с ними – и крошечный красный комочек. И только теперь я поняла, что ребенка у меня не будет.
Я позвонила врачу и вытащила медицинский справочник – подарок Майкла. Ожидая ответного звонка доктора Гиппермана, я проглядывала статьи о выкидыше.
Что же я сделала неправильно? Может быть, что-то разладилось у меня со здоровьем? И это что-то дало о себе знать? Может быть, в этом виноват выпитый на радостях бокал вина? Может быть, при мне курили? Или во всем виноваты эти химикаты, которыми поливали Майкла во Вьетнаме? И еще один вопрос – ужасный, страшный, который постоянно вертелся у меня в голове: «Не хотела ли я этого втайне сама?»
Зазвонил телефон. Я подбежала и схватила трубку, благодаря Бога, что это был доктор и никто другой.
– Были ли в выделениях сгустки? – спросил доктор. В его вопросе чувствовался профессиональный интерес.
– Сгустки?
О Боже! Мне хотелось кричать. Я думала о ребенке, а он – о каких-то сгустках! Он говорил какие-то слова о том, что такое случается в одном случае из четырех, о спонтанных абортах и селективной работе матушки-природы, что это не отражается на будущих беременностях, что множество женщин имеют выкидыши при первой беременности... что у меня, конечно, все впереди. Что-то вроде этого. Но я ощущала, что произошло нечто непоправимое. Будто бы вас зазвали в гости. Вы пришли, а тут раз – извините, вечеринка отменяется. Или откладывается на неопределенный срок.
– Это вполне нормально, что вы испытываете именно такие чувства, – говорил доктор, закругляя свой монолог. – Не переживайте!
Я мрачно сидела в гостиной, подобрав колени под подбородок и крепко обхватив их руками, когда ввалился Майкл, весь обвешанный сумками, в одной из которых торчал букет.
– Как наша маленькая мама? – весело осведомился он.
– Майкл, ребенка больше нет. Я потеряла нашего ребенка. – Мой голос, казалось, исходил из иного мира – печального и унылого.
Ночью мы спали порознь.
Мне было невыносимо даже дотронуться до Майкла. Я слышала, как он рыдает в подушку, оплакивая нашего неродившегося ребёнка. А какая-то крошечная часть моего существа принялась оплакивать нашу совместную жизнь.
10
Кристофер Брэдвулф во время скучных совещаний занимался тем, что рисовал для меня карикатуры.
Бывало, сидим мы в полузатемненной комнате на каком-нибудь бесконечном показе гамбургеро-покупательных обычаев американской публики, а Кристофер рисует себя мирно похрапывающим, или Рональда Макдональдса, прячущегося под столом, выведывая секреты корпорации «Хобо Гамбургер».
Когда мы только начинали работать вместе, он пытался переписывать мои заметки. А когда я посоветовала ему больше работать своим рейсфедером, он возмутился и сказал, что уж если мы работаем вместе, то должны относиться друг к другу как партнеры. «Может быть, это означает, что он отдает предпочтение плохо воспитанным женщинам?» – подумала я, но вслух согласилась с ним. Мне был интересен этот человек. Его манера «знать все обо всем» была удивительна и интриговала. Но я никак не могла разобраться – было ли это его всезнайство просто бравадой, или за его постоянной манерой подшучивать над собой скрывалась ранимая и скромная натура. Или это была, так сказать, «лжескромность»?
