Джоди Линн Пиколт - Уроки милосердия
— Следовательно, ему девяносто пять, — говорит Лео, произведя несложные подсчеты.
— Мне казалось, вы говорили, что искать их никогда не поздно.
— Не поздно. Девяносто пять — лучше, чем усопший. Но откуда вам знать, что он говорит правду?
— Я не знаю, — отвечаю я. — Но вы узнаете. Пробейте по базам данных и посмотрите, что всплывет.
— Все не так просто…
— Ничего сложного. Где ваш историк? Попросите его узнать.
— Мисс Зингер…
— Послушайте, я сижу в туалете старика! Вы же уверяли, что, зная имя и дату рождения, найти человека намного проще.
Он вздыхает.
— Посмотрим, что можно сделать.
Пока жду, я сливаю воду в туалете. Дважды. Я уверена, что Джозеф или Райнер — как он там желает, чтобы его называли! — сейчас гадает, не провалилась ли я в унитаз. Или, может, он думает, что я купаюсь в его раковине.
Минут через десять я вновь слышу голос Лео.
— Райнер Хартманн был членом нацистской партии, — говорит он.
Я чувствую странную эйфорию оттого, что имя совпало, а еще какую-то тяжесть, потому что это означает, что человек по ту сторону двери принимал участие в массовых истреблениях людей. Наконец я выдыхаю:
— Значит, я была права.
— Факт того, что его имя есть в Берлинском документационном центре, не означает, что его можно законно прижать к ногтю, — говорит Лео. — Это только начало.
— И что дальше?
— Дальше по-разному бывает, — отвечает Лео. — Что еще вы можете выяснить?
Я чувствую приставленный к горлу нож.
Слышу, как он разрезает мою кожу, как на грудь капает липкая горячая кровь. Он опять набрасывается на меня, хватает за горло. Единственное, что мне остается, — ждать, когда вонзятся его острые как бритва зубы. Я знаю, что последует дальше.
Я слышала множество историй об упырях, что восставали из мертвых и прогрызали льняной саван в поисках крови, которая придала бы им сил, потому что собственной крови у них больше не было. И эти твари ненасытны… Я слышала истории, а теперь знаю, что это правда.
Клыки не вонзались, кровь никто не пил. Он сожрал меня и понес к краю смерти, на обрыв, откуда скользнул в вечность. Значит, так выглядит ад: медленный безмолвный крик. Нет сил пошевелиться, нет голоса, чтобы произнести хоть слово. Только обострилась реакция на прикосновения, запахи и звуки, когда он разрывал мою плоть. Он стукнул меня головой о землю: один раз, второй. У меня закатились глаза, и темнота упала, как гильотина…
Меня что-то неожиданно, рывком поднимает. Я вся в поту, щеки у меня в муке, на которой я спала, ожидая, пока поднимется тесто. Но грохот продолжает стоять у меня в голове. Я хватаю себя за горло, с облегчением почувствовав, что оно целое и гладкое, и опять слышу, что кто-то стучал в дверь моего домика.
В дверях стоит мужчина с золотистыми глазами, его силуэт резко выделяется в лунном свете.
— Я мог бы печь для вас хлеб, — говорит он. Голос у него глубокий и приятный. С акцентом. Интересно, откуда он родом?
Я все еще в полудреме и не понимаю его.
— Меня зовут Александр Любов, — представляется он. — Я видел вас в деревне. Уже знаю о вашем отце. — Он смотрит поверх моего плеча на багеты, разложенные на льняной скатерти, словно солдаты в строю. — Днем я должен следить за братом. Он нездоров, если его оставить без присмотра, может навредить себе. Но и работу мне искать нужно. Я мог бы работать по ночам, когда он спит.
— А когда же вы сами будете спать? — задаю я вопрос, который, словно стрела, рассекающая туман, проносится у меня в голове.
Он улыбается, и я перестаю дышать.
— А кто говорил, что мне нужен сон?
— Я не могу вам платить…
— Довольствуюсь тем, что есть, — отвечает он.
Я думаю о том, как устала. О том, что сказал бы отец, узнав, что я пустила постороннего человека в его булочную. Вспоминаю Дамиана и Баруха Бейлера и то, чего каждому из них от меня нужно.
Говорят, что лучше иметь дело с дьяволом, которого знаешь, чем с тем, которого не знаешь вообще. Об Александре Любове я не знала ничего. С чего бы мне соглашаться на его предложение?
— А потому, — отвечает он, как будто подслушав мои мысли, — что я вам нужен.
Джозеф
Я никогда не отзовусь на второе имя. Мне хочется думать, что я никогда не был тем человеком.
Но это неправда. Внутри каждого из нас одновременно живет и чудовище, и святой. Вопрос только в том, кого мы откормим сильнее и который из двоих сожрет другого.
Чтобы понять, кем я стал, вы должны знать, откуда я родом. Мы с семьей жили в Вевельсбурге, к северо-востоку от Бюрена недалеко от Падерборна. Отец мой был машинистом, а мама хранила домашний очаг. Мои самые первые воспоминания — то, как мама с отцом ссорятся из-за денег. После Первой мировой войны инфляция вышла из-под контроля, и родительские сбережения, которые они прилежно откладывали все эти годы, в одно мгновение перестали что-либо стоить. Отец только-только получил наличными страховку за десять лет, а на вырученную сумму уже и газету нельзя было купить. Чашка кофе стоила пять тысяч марок, буханка хлеба — двести тысяч марок. Я помню, как мальчишкой бегал с мамой встречать отца в день зарплаты, а потом мы сломя голову неслись по магазинам за покупками. Очень часто в магазинах были пустые полки. Потом меня с братом, Францем, отправляли на рассвете на фермерские поля в окрестностях Вевельсбурга, и мы воровали с деревьев яблоки и выкапывали картофель.
Конечно, страдали не все. Некоторые еще раньше вложили деньги в золото. Некоторые спекулировали тканями, мясом, мылом и другими товарами. Но большинство немцев со средним уровнем дохода, такие, как моя семья, разорились. Веймарская республика — обновленное после войны государство — принесла нам настоящую беду. Родители мои все делали правильно — усердно работали, делали накопления — и что в итоге? Выборы за выборами… Казалось, никто не знает ответа.
Я рассказываю вам об этом потому, что все удивляются: «Как к власти могли прийти нацисты? Как Гитлер мог обладать такой безраздельной властью?» Знаете, что я вам отвечу? Отчаявшиеся люди часто поступают так, как никогда бы в обычной ситуации не поступили. Если вы обратитесь к доктору и тот скажет, что у вас неизлечимое заболевание, скорее всего, вы выйдете из кабинета в совершенно расстроенных чувствах. И когда вы поделитесь этой новостью с друзьями, то, возможно, кто-то из них скажет: «Знаешь, у меня был приятель, которому тоже ставили такой диагноз, а доктор Икс его вылечил». Может, доктор распоследний шарлатан или берет два миллиона за консультацию, но я готов биться об заклад, что вы тут же ему перезвоните. И не имеет значения ни то, насколько вы образованны, ни то, что все это выглядит абсурдно, ибо человек готов хвататься и за соломинку надежды.
