Измена. Первая любовь предателя (СИ) - Баркли Рика

Максима аж передергивает.

— А надо было вчера все маме рассказать. И про драку тоже! Нет, я молчала, потому что ты мой брат!

— Это же совсем другое, — тихо произносит Максим.

— Нет, Макс! Это не другое! Пока я твою задницу готова прикрывать, ты меня с потрохами сдаешь! А я всего лишь приняла от отца сумочку!

— И ты готова с ним куда-то поехать?

— Ты тоже поедешь, — вновь встреваю я. — Отвезу тебя к бабушке.

— Нет уж, — протестующе поднимает руки и головой упрямо качает.

Уперся, как баран в новые ворота.

— Если не сядешь в тачку по хорошему, я возьму тебя за шкирку, Макс, и оттащу как котенка, — угрожающе прищуриваюсь я. — Если это увидит твоя девочка, что она о тебе подумает?

Сын делает такое лицо, будто удить меня готов. Краснеет и недовольно пыхтит, но все же разворачивается и лениво шурует к машине.

Может, я сейчас и правда веду себя, как засранец. Раньше я никогда своим детям не угрожал. И любовь их я купить не старался.

Но отчаянные времена требуют отчаянных поступков.

Олеська вслед за Максимом запрыгивает на заднее сидение. На ее лице играет довольная улыбка, а когда я завожу машину, она начинает фотографировать свою сумку, положив ее на колени.

Макс в окно смотрит и молчит. Демонстративно накинул на голову капюшон и дуется. Иногда только в сторону сестры косится с тихим презрением.

Но это ничего. Макс отходчивый, его быстро отпустит.

А мне как бальзамом по душе видеть восторженные глаза Олеси и ее милую радость.

Как только я останавливаюсь возле дома своей мамы, сын резво выскакивает из тачки и показательно громко хлопает дверцей. Семенит к калитке, оборачивается на последок. Едва сдерживается, чтобы не показать сестре фак.

Я тяжело вздыхаю.

— Пересядешь ко мне? — тихо интересуюсь у дочери, обернувшись через плечо.

Смотрю на нее ласково, осторожно, потому что спугнуть боюсь. Как бы не улетела сейчас вслед за братом.

Это сына я припугнуть могу, а Олесю нет. С ней я говнюком не буду.

— А что, мы куда-то поедем? — хмурится. — Я рассчитывала быстренько в машине поговорить и домой тоже пойти.

— Вообще то я рассчитывал, что ты мне кое в чем поможешь.

Олеся прикусывает губу.

— Мы о таком не договаривались, пап!

— Знаю, но мне нужна твоя помощь, — смотрю на свою девочку умоляющим взглядом, аля нашкодивший щенок. — Кстати, ты не голодна?

Глава 44

— Как дела у тети Миланы? — спрашиваю у дочери, когда та с аппетитом ест остренький суп.

Поднимает на меня выразительный взгляд и замирает с ложкой во рту.

— Не знаю, — отзывается с недоумением.

— Ну вы же вместе ночевали. Неужели мамина подружка ничего хорошего не рассказала?

Олеся качает головой, а затем возится ложкой в супе, вылавливая креветку.

— Да тетя Милана какая-то странная была, недовольная. Нагрубила бабушке! Это вообще, пап… — вкрадчиво шепчет, подаваясь перед, словно секреты мне сообщает. — А потом тетя Милана закрылась с мамой в комнате и все. Больше я ее не видела.

— Как думаешь, о чем они секретничали?

— Да она маму все против тебя настраивает. Типа хватит ждать, уже пора разводиться. Но мама… — замолкает и прикусывает губу, чтобы не выпалить лишнего.

— Что мама? — осторожно спрашиваю я.

— Мама все еще такая грустная ходит, — с тяжелым вздохом произносит моя дочка.

И в этом только я виноват.

Моя женщина не заслужила всего, с чем ей пришлось столкнуться. Глотку сковывает тугой веревкой.

Я так виноват… и перед Дашенькой, и перед детьми.

— Олесь, ты прости меня, — сквозь боль прошу я.

Дочка только вздыхает и продолжает возиться ложкой в супе.

— Я на тебя очень злюсь, — выдает сжато и взгляд отводит к окну.

Снег пошел. Огромные хлопья кружатся в воздухе, как белые мухи. Плавно падают на асфальтированную дорожку рядом с кафе, покрывая ее тонким слоем, как кружевным платком.

— Я злюсь, папа! — увереннее и жестче выдает Олеся, переведя на меня тяжелый взгляд. — Но это не значит, что я по тебе не скучаю.

Грустная улыбка касается моих губ.

Что же я сделал со своей семьей?

— Я тоже скучаю, милая… по тебе, по маме, по Максу. Даже по Томасу! Честно. Но больше всех, конечно, по маме. Мне без вас пусто.

— Представляю, — шепчет Олеся. — Остался один в нашем доме, где мы все вместе жили.

Меня осеняет, что я и правда остался в нашем с Дашей общем доме. И, хоть я и не выгонял жену, а она сама от меня ушла, собрав с собой все-все свои вещи и кота, но поступил я не по мужски.

Это я должен был с позором уйти, поджав хвост после своего «предательства».

— Хочешь вернуться домой? — замерев, задаю свой вопрос.

— Ты мне предлагаешь бросить маму и Макса и поехать с тобой? — грустно усмехается Олеся.

— Нет. Я сам соберу свои вещи и освобожу дом. И вы втроем туда вернетесь.

— А ты где будешь жить? — растерянно спрашивает дочка.

— Ну вы же нашли, где жить, — пожимаю плечами в ответ. — Значит, и я тоже не пропаду.

Олеся задумчиво улыбается, а в ее глазах четко прописано одобрение.

— Наконец-то буду спать в своей кроватке, — сладко тянет дочка. — В своей любимой комнатке… дома!

А я ведь и не задумывался, как это важно для моих родных — остаться там, где они привыкли жить.

Осел.

Как же осел…

— Пап, а ты сказал ведь, что у тебя ко мне какое-то дело?

— Да, — медленно киваю. — Я хочу сделать маме какой-нибудь подарок, чтобы она растаяла, как ты от своей новой сумочки.

— Я не растаяла! — строго прищуривается моя дочка.

— Да-да. Не растаяла. Просто так приятно удивилась, что согласилась со мной пообедать.

— Пытаешься меня в чем-то уличить? — хитро улыбается.

— Ни в коем случае! — театрально прикладываю ладонь к груди. — Как ты могла такое подумать?

Олеся задорно хихикает.

— Ладно, надо подумать, как дотронуться до сердца мамы. А ты пока закажи мне еще пиццу, пожалуйста.

После плотного обеда мы выходим из кафе. Выпавший снег липнет к обуви, а на асфальте за нами остается вереница следов.

Направляемся в торговый центр.

Четко мы так и не сообразили, что можно подарить Даше. Ни у меня, ни у Олеси фантазия так и не сработала.

Все мои варианты — дорогие украшения, что-то из модной одежды, крутая техника для дома — Олеся сразу забраковала.

А мне не приглянулись ее варианты, потому что самое прикольное, что дочка предложила — подарить маме звезду с неба, названную в ее честь.

Такими вещами Дашеньку уже не удивишь.

— Ну, я тогда вообще не знаю! — фыркает Олеся, когда я опрокидываю очередное ее предложение.

И я не знаю, и это жутко бесит.

И тут Олеся останавливается возле сувенирной лавки и вглядывается на полки.

— Здесь одни безделушки, — недовольно выдаю я, скрещивая руки под грудью.

— Ты сам сказал, что подарок должен быть памятным, а не дорогим. Мало ли что-то здесь найдем!

Я зависаю, уставившись на небольшой кораблик из ракушек, выставленный на застекленную витрину.

Меня окутывает дымкой воспоминаний, как мы с женой впервые поехали отдыхать к морю. Сняли коттедж на берегу, лежали на шезлонгах, попивая ледяные коктейли, а мимо нас проплывали яхты и катера.

В первый день, когда мы только приехали и пошли на пляж, моя светлокожая Дашенька так сильно сгорела, что я до нее дотронуться боялся. И вечером она плакала в подушку, скрипя зубами от боли, когда я мазал ее солнечные ожоги жирной сметаной.

Весь оставшийся отдых Даша ходила в легком белом платье с ромашками, которое полностью закрывало ее плечи и ноги.

А еще у моей жены была забавная соломенная шляпа с огромными полями… и она тогда пользовалась сладковатыми нежными духами.

Я замираю, и мне даже кажется, что я слышу их запах. Нежный, пьянящий. Закрываю глаза от наслаждения.

В предпоследний день нашего отдыха, как сейчас помню, был лютый шторм. Мы всю ночь сидели возле окна и наблюдали, как над бушующим морем прокатываются электрические узоры молний, разрезающие небо на части. А утром, когда погода разгулялась, мы ходили по берегу и собирали большие ракушки.