Обещал жениться - Матвеева Любовь

Только утром хозяйка – бывшая фронтовичка, капитан медицинской службы, а теперь просто врач городской больницы, узнала, что гостьи, оказывается, приехали… устраиваться в тубдиспансер! У обеих женщин был туберкулёз в открытой форме! С тревогой ожидала последствий визита просвещённая мать, и они наступили: дети стали прикашливать явно не от простуды! С трудом родители выбили две путёвки в детский санаторий в Боровом, они верили – хвойный воздух и улучшенное питание вернут детям здоровье! Мать отвезла деток, семилетнюю дочку Лидочку и четырёхлетнего МИШКУ-СЫНИШКУ.

Уже через неделю мать отправилась в неблизкий путь – поехала навестить детей, это в двухстах километрах от нашего города. И хорошо, что приехала. Семилетняя Лида поправлялась, завела себе новых друзей, а четырёхлетнему Мишеньке леченье было невпрок. Он очень скучал по маме, плакал, совсем отказывался есть, и категорически не хотел её отпускать!

Дело было зимой, вечерело. Остаться до утра в санатории не представлялось возможным тем более, что уже завтра к вечеру надо было выходить на работу. В то время можно было за неявку на работу и срок получить! Единственный выходной – воскресенье – заканчивался. Надо было спешить к поезду. Любимый сынок рыдал, захлёбываясь в слезах, и материнское сердце не выдержало. Она сообщила, что забирает ребёнка, закутала сына, и пошла к дороге в расчёте на автобус или случайный автомобиль.

А на дороге было пусто. Между тем мороз крепчал, метель усиливалась, снежные перемёты становились всё выше… От Борового до станции Щучинск почти двадцать километров. Мать шагала и шагала. Вот так же и на войне она выносила из-под огня раненых. Неужели не спасёт собственного сына? Дорога была тяжёлой – снег заметал путь, мороз жалил безжалостно, забираясь под худую одежонку. А Мишка, вцепившись маленькими ручонками в шею матери, сонно покачивался за спиной, зная одно: нет для него на всей Земле места безопаснее, чем здесь. Он же – с мамой!

– Мишенька, а когда я буду старенькой, будешь меня так же носить на ручках? – спрашивала мама.

– Буду! – сонно отвечал мальчик.

Потом окажется, что в ту зимнюю ночь на этой же дороге остановились три частных машины и автобус с пассажирами, и все люди замёрзли… Мать же вышла прямо к железнодорожной станции! У неё не было выхода, ведь с ней был сын! Будь она одна, может, и её постигла бы участь остальных «участников движения».

А через сорок восемь лет Михаил забьёт её насмерть культяшками обмороженных по пьянке и ампутированных рук, требуя у матери денег на бутылку водки!..

Принципы

Есть у меня давняя-давняя знакомая – Надежда Петровна Опарина. Знаю я её всю свою жизнь. Наши родственники жили по соседству с ней в моём глубоком детстве – ещё оттуда. Помню её молодой женщиной. Она была великолепной швеёй. В то время, сразу после войны, это была доходная профессия! Красивые вещи людям брать было негде, и если кому удавалось добыть кусок ткани, искали хорошего портного.

Надежда Петровна была милой женщиной с голливудской, как сказали бы сейчас, улыбкой. Очень красили её необыкновенные зубы – крупные, белые, ровные. Они выделяли её среди всех и улыбку делали незабываемой! И ходила она не как наши матери – в телогрейках да убогих пальтишках – в роскошных мехах! А ещё запоминался голос человека властного, знающего себе цену, человека с твёрдым характером. Нет, не стал бы её слабовольный, склонный к алкоголизму муж тем, кем был – лётчиком! В то время ведь и просто неграмотных было ещё много, и даже шесть классов считались неплохим образованием! А тут – ЛЁТЧИК!

Впрочем, мужа давно нет на белом свете. Он, как многие мужчины, сам приговорил себя, когда сорок лет назад ушёл из семьи, спился и погиб. Так рассказывала мне Надежда Петровна, а я ей благоговейно внимала. Хорошо иметь умудрённого жизнью, авторитетного друга! Только почему-то она свою дочь, которая живёт под Петербургом, всегда называет «Людка». Люда – хорошая дочь, и когда у матери случаются отклонения в здоровье, приезжает немедленно, живёт по нескольку месяцев, добросовестно ухаживает, и настойчиво зовёт мать к себе.

Сын Надежды Петровны уехал жить в Крым, где-то под Форосом у него хорошая усадьба-дача. Фотографом, кажется, был. Не женился, и когда умер, оставил всё сестре и племянникам.

Надежде Петровне за восемьдесят, но она не сдаётся – человек принципиальный. К дочери не едет, желает быть самостоятельной, строит планы на будущее. «Быть здоровой» – её девиз. Живёт она на четвёртом этаже пятиэтажки в Петропавловске, имеет дачу. Дача с ней делает чудеса – за лето женщина молодеет на двадцать лет! Поэтому каждую весну НАДЕЖДА ждёт с НАДЕЖДОЙ. «Помирать собирайся, а пашенку сей!» – напоминает она знакомым при случае русскую поговорку.

Иногда мы подолгу не видимся, и при встрече я не сразу её узнаю, ведь время неумолимо! Только голос и… зубы остаются прежними, только их пощадило время! Как-то вижу – по улице ведут навстречу какую-то совсем старую женщину. Она приказным тоном что-то скомандовала, и по голосу я её немедленно узнала:

– Надежда Петровна, вы? Как поживаете?

– А-а, Люба! Да вот попросила соседей отвести меня к зубному врачу, пломбу заменить. Не могу жить с больными зубами. Ещё не хватало, чтобы у меня изо рта воняло! А ты постарела!

– Так это вы только не меняетесь, какая же вы молодец, Надежда Петровна. Сколько молодых женщин с больными зубами, а то и вовсе без них, не чувствуют своей ущербности… Скоро весна, какие планы? Дачу не собираетесь продавать?

– Что ты! Никогда! Нанимать работников, конечно, придётся. Уже два года нанимаю! Сейчас мне помогают идти, так это потому, что весна. Ослабела за зиму от безделья. А вот приходи, посмотри на меня осенью! Помнишь поговорку: «Помирать собирайся, а пашенку сей?» А я ещё и помирать не собираюсь. Какие мои годы! На этой оптимистической ноте мы расстались. Эта встреча произошла лет пять назад. Раз в пол-года, год, я звоню: жива ли? Отвечает мне неизменно знакомый молодой голос, такой, знаете, со звоночками. И жива, и в хорошем настроении, и строит на лето большие планы! И с дачей расставаться не собирается!

А позавчера позвонила – молчок. Что такое? Она же из дома зимой почти не выходит? Не случилось ли беды? Позвонила вчера, ответил другой голос. «А Надежды Петровны нет. Умерла месяц назад…» «Люда?»– спрашиваю я. «Да. Два месяца за ней ухаживала, увы… Вот не могу справку о смерти получить, чтобы вступить в наследство. Нужен загранпаспорт». Договорились встретиться, ведь я помню Люду маленькой девочкой. Попрошу фотографию Надежды Петровны на память – очень уважаемого мной человека…

Я скопировала этот рассказ, чтобы подарить дочери, Людмиле, может, ей приятно будет. Прихожу. Люда оказалась очень похожей на мать, только другой «масти» – рыжая. Высокая, решительная, тоже уверенная в себе. Поговорили о том, о сём. Я протягиваю ей рассказ. Она читает, и с недоумением смотрит на меня:

– С чего вы взяли, что отец – алкоголик и давно умер? Мать сама ушла от него, чтобы пить, гулять. Нас с братом бабушка растила. Отец очень переживал, уговаривал мать восстановить семью. Потом уехал на север, в Дудинку, и много лет был там начальником аэропорта. И туда звал её – любил. Здесь он был не лётчиком, а диспетчером. Высылал ей хорошие алименты оттуда, на которые она и шиковала, прогуливая их с мужчинами. И нас с братом отец никогда не забывал, иногда мы встречались. Потом он женился, у него родилась там дочь Ольга. Прожил он семьдесят три года. У меня об отце остались только самые хорошие воспоминания. А вот мать… Она нас никогда и не любила… Только себя…

Я обещала написать правду, и получила на память две фотографии Надежды Петровны. Красивая женщина! Была…