Ты и небо - Егорова Алина
Сегодня встал в четыре утра. Как же хочется спать! Еще и солнце слепит глаза, их так и тянет закрыть. Но нельзя: напарник, Андрей, малоопытный, год после училища. Поэтому приходится бдеть. Андрюха – два уха, куда ты ручонки тянешь? Что ты думал? Лучше бы спал, мне спокойнее будет. Если ведешь связь – не тормози! Видите ли, ему не разобрать, что там Рим-контроль говорит. А что ты хотел, чтобы итальянцы с тобой по-русски трындели? Да, у них такой английский. Ты еще китайцев не слышал, то-то тебе итальянцы родными покажутся! Потому что китайский английский – это совсем не английский. Но понимать диспетчера пилот обязан, даже китайского.
Долетели. На обратном рейсе Огарев доверил управление Андрею. На свою голову. Не хотел ведь, но молодым тоже учиться надо.
– Да твою ж дивизию! I have control! [29] – едва успел протараторить командир, как выражаются в летной среде, «для прокурора». Случись инцидент, проверяющие в обязательном порядке прослушают все записи в кокпите. Соблюдают ли пилоты инструкцию? Нет? Так получат по полной. То, что времени на говорильню нет, не проблема инспектора. В инструкции прописан алгоритм действий летного экипажа, извольте его соблюдать. Прежде чем вмешаться в управление флай-пилота, его напарник обязан громко и ясно об этом сообщить.
Дима забрал управление и выровнял крен.
– Ты что творишь, олух?! Кто вас таких допускает, хотел бы я знать! – негодовал командир.
«Что-то я разворчался, совсем пацана зашпынял, сидит как пришибленный. – Дима посмотрел на второго пилота. – Пусть мотает на ус. Чему их сейчас в училище учат! Вот нам инструкторы спуску не давали. Эх, молодежь!»
Пим-пим-пим! – звонок в дверь. Пришла бортпроводница.
– Товарищи пилоты, обедать будете?
– Я чуть позже. Чайку сделай, пожалуйста, Вероника, – попросил Дима.
Проводница замерла в ожидании ответа второго пилота.
– А вам? – напомнила она о своем присутствии.
– Мне тоже. Чай, – затравленно выдал Андрей.
«Куда тебя, Димон, понесло? – одернул себя Огарев, немного остыв. Ситуация выправилась: они заняли заданный эшелон; за окном тишь да гладь, солнышко светит, птички поют. – Сам давно ли зеленым был? В ноябре только тридцать два стукнуло, уже в старики себя записал. Или тебе командирские погоны давят? Так ты их всего полтора года носишь, или уже забыл?»
В небе время бежит год за два. С их сумасшедшим графиком пенсионерами становятся лет за десять пахоты – восемь тысяч часов налета и получай пенсионное удостоверение. Сам скоро пенсионером станет, можно будет по музеям за полцены ходить и в парикмахерских стричься со скидкой. Тридцатилетний пенс! И смех и грех. А только неспроста им пенсии назначают так рано. Жизнь летчика, как пачка балерины, пышная и короткая. Работа в перманентном нервном напряжении, с перегрузками, с каруселью смены климата; постоянно вдали от дома, все время в сидячем положении. Одни сбитые биоритмы чего стоят.
В рабочем графике изменений не произошло, и погожим воскресным днем Инна, как и обещала, явилась в кафе на Малой Садовой улице, чтобы отметить с подругой ее день рождения. Именинница была не очень-то весела.
– Чему радоваться? – жаловалась Мохова. – Скоро тридцатник стукнет.
– Не дрейфь, Викусь, мы с Инкой буднем тебе за хлебом бегать и стакан воды подадим, если что, – обнадежила Светлана.
Вика совсем скуксилась. Стакан воды у нее ассоциировался с потомством, ввиду отсутствия личной жизни не предвидящимся и в проекте. Александр, с которым Вика познакомилась в кафе, остался непрочитанной книгой. Роман с ним, такой многообещающий, с намеком на эстетику, закончился, не успев начаться. Вика попросту не пришла на свидание. Выбирающая в качестве объектов любви недоступных мужчин, девушка испугалась реальных отношений. Александр не стал осаждать неприступную крепость в призрачной надежде на благосклонность прекрасной дамы. Получив очередную отговорку на приглашение куда-нибудь сходить, он самоустранился.
Инна толкнула Васильеву под столом, придав при этом своему лицу грозное выражение.
– Не, ну двадцать семь – еще не финиш, – смягчила свою неудачную шутку Света.
– Тебе хорошо говорить, когда еще двадцати шести нет, – упивалась своим горем Виктория.
– Через два месяца будет. Я не парюсь, – Света с аппетитом откусила тончайшую пиццу.
Инна ничего говорить не стала. Светлана была права – нечего расстраиваться из-за прожитых лет, особенно когда их немного. Но с другой стороны, прекрасно понимала Вику – саму как-то накрыло накануне двадцатилетия.
– Давайте закажем вина, – предложила Инна, чтобы разрядить обстановку.
– Давно пора! – поддержала Света. Она взглядом подозвала официанта и со знанием дела выбрала Шардоне.
– Мне, пожалуйста, красное полусладкое, – сказала Вика, растерянно глядя в карту вин.
– Бери кагор, – порекомендовала Васильева.
Разлили, с гулким звоном чокнулись. Тост в честь именинницы. Преподнесли подарки: Инна вручила купленный во Владивостоке шелковый платок с японскими мотивами. Васильева одарила сертификатом в магазин косметики, прокомментировав:
– Купишь себе тушь, которую ты у меня не выиграла в споре.
– Когда это мы спорили? – удивилась Вика.
– Когда Инка еще на заводе работала. Ты ставила на то, что Ясновская будет встречаться со своим коллегой, а я сразу сказала, что дело тухлое. Ты проспорила мне парфюм.
– А может, не проспорила! Инусик, как там твой Максим? У вас с ним что-нибудь получилось? – вкрадчиво спросила Виктория.
– Вспомнили! Когда это было! Нет, конечно. Светка была права.
– Ну вот, – расстроилась Вика.
– «Insolence» я тебе прощаю, – великодушно сказала Света и подняла бокал.
– За тебя, Викусь! – она окинула подруг веселым взглядом и сделала глоток.
– За меня! – улыбнулась Вика и принялась опустошать свой бокал. После двух по пятьдесят Мохова заметно захмелела.
Инна тоже пила кагор, но не так торопливо: она любила растягивать приятные мгновения, чтобы их прочувствовать. Тихая музыка, уютный столик у окна, в руке прохладный бокал, рядом любимые подруги – как же все-таки хорошо!
– Инка! Познакомь меня с летчиком! – попросила разрумянившаяся от алкоголя Вика.
Ясновская вернулась из своего эфемерного мира гармонии в мир реальный. Опять двадцать пять! За то непродолжительное время, когда Инна работала в небе, с подобной просьбой к ней уже не раз обращались знакомые разной степени близости. Почему-то все думают, что раз она летает, то располагает чем-то вроде брачного агентства. Если бы Инна могла, она давно с радостью преподнесла бы на блюдечке подругам желаемых кавалеров: Вике пилота, Свете олигарха.
– Где я тебе его возьму? – поставила она бокал на бумажную скатерть.
– На самолете, – подсказала Васильева.
– На самолете пилоты находятся в кабине, и им есть чем заняться.
– Но ты же бываешь в командировках, там общаешься с экипажем. Вот недавно с Дальнего Востока прилетела, – не отступала Вика.
– Туда нас возил сорокадвухлетний КВС. Он в разводе и с двумя детьми. С ним был женатый второй пилот тридцати восьми лет. Есть ли у него дети, не знаю, он не рассказывал. Кого из них тебе?
– А моложе и свободного нельзя? – торговалась Вика.
– Все разобраны щенками, – пояснила Светлана.
– Себе, я вижу, нашла. Вон как светишься, – обижено засопела Вика.
– С чего ты взяла?
– Да ладно тебе, Ясновская. Колись уже! – Светка тоже заметила загадочные искорки в глазах подруги.
– Он такой, такой… Необыкновенный. У него гетерохромия! – сказала Инна. Ей и самой хотелось поговорить о Михаиле.
– Чего?! – хором спросили подруги.
– Гетерохромия, – повторила Инна. – Это когда глаза разного цвета. У Миши один глаз карий, второй голубой. Смотрится очень эффектно! Как будто бы у него две души. – Лицо Ясновской светилось, ее губы сложились в блаженной улыбке.
