Фемида его любви — 2 (СИ) - Ельская Ингрид
— Вещи завтра заберем, — сообщил он, паркуясь возле соседнего дома. Стоянка была полностью забита машинами, поэтому подобраться ближе к подъезду не получилось.
— Без проблем, только мои работы и чемодан возьмем, хорошо? — попросила я, не желая оставлять в не вызывающем доверия дворе наиболее ценные душе вещи.
Он жил на втором этаже новостройки. По сравнению с прошлой квартирой, эта была более просторной, но все такой же неуютной, к тому же не до конца обжитой. Мы были первыми жильцами после ремонта: запах свежепоклеенных обоев, а также не везде убранная заводская пленка с мебели, свидетельствовали о девственности жилья. Мои вещи — первые гости этой комнаты, шмоток Алекса не было даже в ванной.
Квартира казалась мне унылой своей необжитостью. Ни цветов, ни картин, ни статуэток. Ску-ко-та. Завтра же займусь развешиванием своих картин по стенам, чтобы не взвыть от удручающей тоски голых стен.
До меня плохо доходила суть происходящего, в голове был полнейший хаос и чтобы хоть как-то себя отвлечь, я думала о всякой ерунде. Лучше о дизайне, нежели про отношения с Лешей. По крайней мере, мысли о своей мини-галерее в квартире не вызывали желание забиться в угол и выть от безысходности.
Я осмотрела большую современную кухню, две спальни и хотела выйти на лоджию, чтобы заценить вид, но Вестник меня прервал:
— Там собака. Завтра с ним пообщаешься, он сейчас гиперактивный, с ног свалит. Если весь день дома сидит, с ума сходит, когда я прихожу домой.
В подтверждение пес подал голос и начал скрестись, просясь в дом.
Противиться я не стала, уйдя в выделенную мне спальню. Точнее, я ее сама выбрала. Приглянулись обои. В отличие от второй комнаты в бежевой цветовой гамме, здесь царила власть ясного неба. Синие обои, серо-зеленые плотные занавески, белая большая кровать, телевизор, прикроватные тумбочки и небольшой белый вещевой шкаф. Больше в комнате ничего не было, но мне это только на руку. Оставалось место для мольберта.
Решив не торопиться с распаковкой вещей, я прилегла на кровать и написала сестре, подругам, что со мной все хорошо. Немного подумав, дополнила голосовым, заверяя, что точно все в порядке. Затем поставила телефон на беззвучный, завела будильник. На фоне пережитого меня резко разморило, и я отключилась, не найдя в себе силы переодеться.
Разбудил Алекс, постучав, прежде чем войти:
— Закройся. Мне нужно отъехать.
— Куда ты? — я посмотрела на время: три часа. Самое то для дел.
— По делам. Вставай, у меня только один комплект ключей, завтра сделаю дубликат.
Шаткой поступью я побрела за ним, пытаясь проснуться по пути. В коридоре чудом не споткнулась об вольготно развалившегося на полу Руслана. Судя по шлейке и лежавшему на пуфе поводку, Алекс успел его выгулять.
— Ты мой маленький, мой мокрый-мокрый нос. Дай я тебя поцелую. Какой ты красивый. Тебе говорили, что ты самый красивый пес в мире? — я восхищенно засюсюкала с собакой, которая блаженно высунула язык, подставляя брюхо для ласки.
Пока я занималась с Русланом, Алекс собрался.
— Если я не вернусь к утру, тебя Артем отвезет в клинику. В любом случае собирайся, к одиннадцати тебя ждут, — сообщил он, снимая с вешалки куртку.
— Что значит не вернусь? — насторожилась я, вставая с пола.
Алекс проигнорировал мой вопрос, накидывая куртку. Заметив кобуру, я снова занервничала:
— Леш, пожалуйста, останься сегодня со мной…
— Никому не открывай. Я позвоню, Артем напишет. Собака чужого не пустит. Поняла?
Ушел, не поцеловав на прощание, не обняв. Сделал так, как и должно быть в фиктивных отношениях. Соседей же не целуют, уходя.
Я плюхнулась на пол, начав гладить собаку и вспомнила слова брата:
«Ты каждый вечер будешь молиться о том, чтобы он вернулся живым. А вместо сериалов станешь изучать криминальные сводки. Об этом ты мечтала?! Об этом?!»
Семен не соврал. Первые часы совместной жизни, а я уже вкусила тошнотворный привкус томительной неизвестности. Сиди и гадай: придет или нет. Жди, дергаясь от каждого шороха, потому что в любой момент могут сообщить, что его больше нет.
Вестник никогда не будет постоянством в моей жизни, такое, априори, невозможно. Ему уготована роль временного, в любой момент готового упорхнуть из рук счастья. Лишь только моя любовь к нему твердой константой будет в сердце. Прячь, не прячь под диван, он где-то глубже.
Прошло несколько минут, как он закрыл за собой дверь. В коридоре витал терпкий запах ванили с табаком, будто его обладатель еще рядом, а мне казалось, что все — больше мы не увидимся.
Жутчайшая тоска забралась в душу, она скручивала в узел нервные окончания, выбивая набатом в мозг навязчивую мысль о том, что я его потеряю.
Говорят, чтобы понять, нужен тебе человек или нет, стоит представить, будто он перестал существовать в твоей жизни. Ты больше никогда его не увидишь, не услышишь голос, не сможешь к нему прикоснуться. Если, представив жизнь без него, тебе стало страшно и невыносимо больно, значит этот человек твой. Вестник был моим. Одна лишь мысль об его отсутствии вывела в свет слезы, которых, как мне казалось, уже не осталось.
Влетевшая незвано мысль о его потере настолько плотно засела в голове, что я вскочила на ноги и закружилась по коридору, не в силах найти себе места.
Не сумев справиться с собой, накинула пальто и выбежала в подъезд. Забыла закрыть дверь, поэтому ротвейлер выскочил за мной, обогнав на первом этаже.
Нужно успеть. Не дать ему уехать. Не отпустить. Если отпущу, то навсегда. Ни в коем случае нельзя дать ему уйти, иначе произойдет нечто страшное. Что-то такое, что сама не могла объяснить, пока выбегала на улицу. Второй раз за сегодня я поддавалась ветреному порыву необъяснимого желания, но сейчас мне уже терять нечего. Точнее, нечего, кроме Вестника.
— Леш, стой! — крикнула, присматриваясь к темноте. Под ногами слишком громко хрустнула опавшая листва, пугая резким звуком глухую тишину. Не сразу удалось разглядеть в потемках несколько силуэтов возле соседнего дома. После моего крика одна фигура отделилась и в ней я признала Вестника.
Побежала к нему, как сумасшедшая, все еще боясь не успеть. Видимо, бежала так быстро, что перепугала Алекса, потому что он тоже побежал мне на встречу, поймав на ходу. Оказавшись в его руках, я не сразу смогла говорить, пытаясь отдышаться. Сердце после неожиданной пробежки отбивало неровный ритм по рёбрам, голова кружилась и хотелось жутко пить. Моя дыхалка и физическая подготовка оставляли желать лучшего, в то время как Вестник, пробежав аналогичное расстояние, ничуть не запыхался.
— Что случилось? — он прижал меня к себе, обеспокоенно разглядывая. Руслан суетился вокруг, стараясь прочитать как можно больше запахов и настороженно косился на стоявших неподалеку мужчин. Я заметила их любопытство, пока они наблюдали за нами.
— Не уезжай. Пожалуйста, — попросила я, на что он недовольно цокнул. — Не оставляй меня тут, прошу тебя. У меня такое чувство, что я тебя больше не увижу, если ты уйдешь.
— Брось, куда я денусь? Приеду обязательно, — подмигнул и усмехнулся. — Шур, мне надо, пацаны ждут.
— Нет, не уходи. Пожалуйста!
— Не устраивай спектакль. Я не могу не поехать, — он начал злиться, но я не сдалась.
— Не пущу, — заупрямилась, прижимаясь к нему, а затем вовсе потеряла всякий стыд и накинулась с поцелуями. Хаотично покрывая его лицо солеными от слез губами, шептала, чтобы не уезжал.
— Да что за… — начал он и осекся. Отшвырнуть хотел, разозлился, но в последний момент прижал к себе, стал гладить по волосам. — Все хорошо, я здесь, успокойся. Как ты себя чувствуешь? Давай вернемся домой, я уложу тебя, потом поеду. Хорошо?
— Нет, не уезжай, — захныкала я.
— Хорошо-хорошо, — согласился и крикнул ожидавшим его людям. — Я немного задержусь. Подгоните пока мою тачку к подъезду, — он что-то показал жестом, видимо за меня извинялся и кинул ключи.
До подъезда мы шли медленно, потому что я продолжала умолять Алекса остаться и висла на нем, ни в какую не желая отпускать. Ему кое как удалось меня успокоить. Затем мы потратили еще несколько минут на попытки подозвать Руслана, который решил помочиться на все кусты этого двора. Когда, наконец, пес подошел и мы зашли в подъезд, вдруг раздался громкий хлопок, звон стекол, металлический скрежет и сигналки всех авто дружно активировались.
