Билли Грин - Идущий по звездам
Миновав дом, они подъехали к стеклянному сооружению. Машины были припаркованы впритык друг к другу на покрытой щебнем стоянке и прилегающем к ней пространстве. Когда он остановился перед двойной дверью, один слуга, одетый в униформу, распахнул пассажирскую дверь, а другой взял у Марка ключи.
Когда возле дверей он догнал ее, она прошептала:
— Мне нужно было взять фотоаппарат. Кажется, он хихикнул в ответ, но она не
была в этом уверена.
Войдя внутрь, Лэйкен остановилась и несколько раз закрыла и снова открыла глаза, чтобы сосредоточиться. Внутри находилось несколько сот человек, державших бокалы с шампанским; они разговаривали и смеялись.
Чуть раньше, одеваясь к этому вечеру, Лэйкен пыталась представить себе, как все будет, поэтому она не удивилась, когда Марк обернулся к ней и сказал:
— Я вижу друзей. Сможете побыть без меня несколько минут?
— Конечно. Я прекрасно себя чувствую. Он прищурился, глядя на нее. Затем повернулся и отошел прочь.
Он ожидал, что ее обескуражит или оскорбит его отсутствие. Ее покорность смутила его. Вот и славно. Ему будет, о чем подумать.
Взяв бокал у проходившего официанта, она стала продвигаться к центру огромного помещения, где были установлены перегородки. Там висели картины.
Остановившись возле одной из них, она отхлебнула из бокала и сосредоточила свое внимание на картине. На заднем плане был приятный, хотя и искаженный пейзаж. А передний план занимали уродливые фигуры, чьи тела и волосы были написаны красками, не существующими в действительности. Большинство лиц были искажены смехом, но внимание Лэйкен привлекла одна из фигур. Маленькая, почти незаметная в хохочущей толпе. Она не была подвержена смеху. Ее темные, чрезмерно большие глаза таили в себе что-то такое, что заставило ее отступить на шаг дальше.
— Вы никак не можете оторваться от картины?
Повернув голову, Лэйкен обнаружила рядом с собой какого-то мужчину. Он был высокого роста, худощавый с серо-стальными волосами, которые он заплел в хвост. Хотя все остальные гости были одеты очень строго, на этом человеке была черная футболка и черные джинсы. В его острых чертах было что-то декадентское, что-то такое, что напомнило ей тех людей, что отправились в Германию в те страшные дни накануне Второй Мировой войны.
Хотя он смотрел на нее с приятной улыбкой, у Лэйкен было такое чувство, что этот человек может быть довольно злонамеренным, когда захочет.
С ответной улыбкой она повернулась обратно к картине.
— Да, вы правы. Я хочу отойти от нее, но не могу. В ней есть что-то притягательное, принудительное и раздражающее.
— Она вам нравится?
— Дело не в этом. Нравиться может маленькая девочка с розовыми щечками, которая висит на стене в моей спальне, или же группа катающихся на коньках по замерзшему пруду, висящая у меня в гостиной. Но это нечто иное.
Вместо того, чтобы вызывать улыбку, когда вы смотрите на нее, она вызывает легкую боль вот здесь. — Лэйкен приложила руку к груди. — Я бы не хотела иметь ее у себя в доме.
— Вы выражаетесь столь определенно. — Он помедлил. — Значит, вы не хотите иметь ее в своем доме из-за этой легкой боли?
Почесав кончик носа, она собралась с мыслями и сказала:
— Да, но это не единственная причина. Первое время, когда вы будете проходить мимо нее, она будет давать вам некоторую встряску. Но потом вы привыкнете. Она станет частью обстановки подобно уродливой керамической статуэтке, которую вы держите, потому что жена вашего босса дала ее вам и вы не знаете, когда она ей снова понадобиться. — Лэйкен посмотрела на него. — И это уже никуда не годится. Я имею в виду, что она утратит свое влияние на вас. Вы должны что-то чувствовать, глядя на нее. Это очень важно, чтобы вы что-то чувствовали. — Она улыбнулась и слегка повела плечами. — Есть в этом какой-то смысл?
— Очень интересно, — пробормотал он, по-прежнему изучая ее лицо. — Вы не первая, кого я спрашиваю об этой картине, но первый раз я получаю ответ, лишенный дежурных фраз.
— Значит, мой ответ не так уж плох? Он кивнул.
— Это очень хороший ответ.
— Что же я выиграла?
Похихикав, он взял ее под руку и подвел к следующей картине:
— Вы выиграли возможность рассказать мне об этом произведении.
Лэйкен повернулась, чтобы посмотреть на картину. Она была огромных размеров и занимала почти всю стену. На ярко-желтом фоне была изображена тарелка с едой. Вареные яйца, ломтики ветчины и два золотисто-коричневых бисквита. Пока она смотрела на это, ее желудок протестующе заурчал.
Мужчина посмотрел на нее, подняв одну из бровей:
— Весьма проницательное наблюдение, моя дорогая. Тут все весьма реалистично. И если ваш желудок отвечает таким образом, значит вам немедленно необходима еда.
— Настоящая еда? — спросила она с надеждой. — Я мельком видела, что находится на тех серебряных подносах, но мне нужно не менее полудюжины, чтобы удовлетворить аппетит.
— Настоящая, — сказал он, снова беря ее под руку и ведя на другую сторону залы.
Спустя полчаса они были в маленькой кухне вне основного помещения. Ее странствующий рыцарь с конским хвостом сидел на краешке небольшого деревянного стола, глядя как она приканчивает яйца, бекон и тосты.
С удовлетворением выдохнув воздух, Лэйкен подняла на него глаза:
— Я думаю, вы понимаете, что если бы вы дали мне земляничный джем вместо виноградного желе, я продала бы свое тело за это угощение.
Он ухмыльнулся:
— А я думаю, вы понимаете, что если бы я не был геем, я бы отдал все силы на поиски земляничного джема.
Рассмеявшись, она вытерла рот салфеткой и откинулась на спинку стула.
— Таким образом — вот что я о вас знаю. Я знаю, что вы образованны и умеете хорошо обходиться с женщинами, даже если не хотите переспать с ними. Чего я не знаю, так это вашего имени. Я подозреваю, что вы можете оказаться хозяином всего этого заведения. Леон Какой-то, оканчивающийся на «чек».
— Леон Гайдучек. Это — я. А вы — милая леди, прибывшая с великолепным Марком Аврелием и тут же брошенная им.
— Лэйкен Мерфи. Это — я. — Она окинула его пытливым взором. — Вы не его ищете? Надеюсь, что нет, потому что должна вам сказать, что никогда не встречала мужчину до такой степени гетеросексуального.
Он покачал головой.
— Он прекрасный мужчина, но слишком волевой для меня.
— Вот-вот. Он хихикнул.
— А вы, я думаю, та редкая вещь, которая зовется честной женщиной.
— Судя по всему, мы оба оказались в дураках, — сказала она сухо. — Я не думала, что вы женофоб.
— Вы отрицаете, что женщины по природе своей лживы?
