Памела Кент - Мужчина, который вернулся
Гэй покачнулась и ухватилась за спинку кресла. Все трое так и стояли в холле, и Харриет вспомнила, что в этой части дома очень хорошая слышимость. Если сказанное не предназначается для ушей слуг, то будет лучше перебраться в более укромное место.
— Здесь нельзя говорить, — быстро сказала она, чувствуя приступ жалости к не на шутку перепуганной сестре. — Если надо обсудить этот вопрос, давайте перейдем в библиотеку, хорошо?
Гэй молча кивнула.
Филип небрежно пожал плечами, словно ему в высшей степени безразлично, где пойдет разговор.
— Как тебе будет угодно. Но чем скорее мы это сделаем, тем лучше — на мой взгляд, неопределенная ситуация слишком затянулась.
Гэй выглядела словно человек внезапно загнанный в угол и не знающий, как поступить. Наконец она решила воззвать к милосердию Филипа Дрю и бросить на чашу весов недавнее вдовство и неумение постоять за свои интересы.
— Вы правы, — признала она. — Я обнаружила — совершенно случайно, — что ваши права на дом и поместье преобладают над моими. Но не представляла, что меня просто выселят отсюда, даже не дав возможности что-то предпринять в этой ситуации.
— Что, например? — осведомился с ненатуральной любезностью доктор Дрю.
Гэй беспомощно взглянула на него.
— Я думала, вы можете — мы можем! — прийти к соглашению, — пролепетала она.
— И поделить трофеи? — В голосе Филипа Дрю звучала явная неприязнь. — Но вы уже довольно долгое время тратите мои деньги, и, не желая делить остатки между нами, я требую некоторой компенсации за лишение меня законного наследства.
Глаза Гэй широко открылись, Харриет было запротестовала, но доктор Дрю остановил ее высокомерным жестом.
— Вы... вы невозможны! — всхлипнула Гэй.
Доктор опять пожал плечами.
— Таковы мои условия, — отрезал он. — Разумеется, я не могу предъявить их в данный момент, но мой юрист в Лондоне приступит к делу, как только я отдам соответствующие распоряжения. Все необходимые доказательства уже у него на руках... так что вопрос не займет много времени!
Впервые в жизни Гэй испытала такое потрясение.
— Я считала вас джентльменом, — побледнев, прошептала она. — Я думала... думала, вы мой друг! — Гэй облизала пересохшие губы. — Но вы ничем не отличаетесь от человека на том портрете, который так жестоко обращался с женой, что бедняжка умерла от разбитого сердца!
— Умерла от разбитого сердца, в самом деле? — В голосе доктора звучал неподдельный интерес. — Что поделаешь, женщины доставляют иногда неприятности, но с ними справляются путем судебного иска. Я верю в возмездие так же, как в искупление... как, очевидно, верил мой прапрадед! Да и вряд ли стоит ожидать от меня чего-то иного, если в моих венах течет его кровь, а? — закончил он, иронически кривя губы.
Чувство самосохранения Гэй говорило ей о бегстве, но на карте стояло все ее будущее, и она продолжала защищаться, пытаясь исправить злополучную ошибку.
— Вы должны простить меня, Филип, — тихо умоляла она, хотя прежде никогда не называла его Филипом. Фиалковые глаза затуманились и были полны душевной боли, мягкие губы дрожали. — Вы, наверное, составили себе неправильное мнение. Я рассердилась на Харриет и наговорила столько лишнего... ложного... — Она метнула в сторону сестры просящий взгляд. — Я несправедливо обвинила ее в поступках, которые ей и присниться не могли, потому что просто не в природе Харриет! Она никогда не расставляла сети на мужчин... И никогда не сделает ничего мне во вред... намеренно.
— Правдивые слова, даже слишком, — согласился Филип, словно бесстрастный судья. — По отдельным замечаниям, которые время от времени вырывались у Харриет, я догадался, что она уже давным-давно могла бы выйти замуж, только вы не этого хотели. И поскольку Харриет не устает изображать из себя коврик, о который вы вытираете ноги, естественно, что ее замужество и уход вам очень невыгодны.
Гэй покраснела.
— Я не всегда была справедлива к Харриет. Признаю, — пролепетала она с фальшивым смирением. — Но я ужасно люблю ее, — продолжала Гэй настаивать на своем.
— Я знаю. — Харриет шагнула к сестре, но Филип снова сделал девушке знак не вмешиваться.
— Мы с миссис Эрншо разговариваем, — процедил он сквозь зубы. — Если хочешь подбодрить сестру, дождись, когда я закончу...
— Для врача... для врача, который лечил меня!.. вы ужасно упрямы, — жаловалась Гэй, глядя на Филипа Дрю так, словно больше не узнавала человека, прописывавшего ей снотворное. — Интересно, доктор Паркс знает, что вы за человек?
— Доктор Паркс на следующей неделе возвращается к своей практике, — сообщил он, — а я уезжаю в Лондон. В качестве вашего лечащего врача я прекрасно знал, что с вами ничего особенного не произошло. Впрочем, если хотите полной откровенности, вообще ничего! И если помните, на прошлой неделе я послал вам счет, как частному пациенту, и объяснил, что больше не приду по вызову. Я написал на нем фамилию другого местного врача, который с радостью включит вас в список своих платных пациентов, и полагаю, что этим я выполнил свой врачебный долг по отношению к вам.
На мгновение в фиалковых глазах мелькнула ненависть. Гэй повернулась к сводной сестре.
— И все время это была Харриет... Так? — ядовито осведомилась она. — Именно Харриет вы собирались повести под венец и водвориться с ней в «Фалезе»... в моем доме!
— Ты хорошо знаешь, что я не пошла бы на это, — поспешно заверила ее Харриет, и Филип Дрю нахмурился, словно был в высшей степени недоволен услышанным.
— Я просил не прерывать меня, — холодно напомнил он девушке, с которой недавно страстно целовался.
Впервые Харриет решила воспротивиться его гордости... и очевидному отказу от прежних взглядов.
— Тебе прекрасно известно, что только сегодня днем мы решили ничего не говорить Гэй о «Фалезе», — напомнила ему Харриет. — Ты сказал, что не нуждаешься ни в доме, ни в деньгах... и я не верю, что они вдруг тебе понадобились! — добавила она.
Лицо доктора Дрю осталось непроницаемым.
— С тех пор я изменил свое мнение, — сказал он и посмотрел на Гэй.
Та выбрала сопротивление:
— Из-за того, что я сказала о Харриет?
— Возможно.
— Вы прекрасно знаете, что я просто погорячилась. Я знаю Харриет не хуже вашего. Собственно, почти наверняка лучше!
— Тогда будьте осторожнее в выражениях, когда вас могут подслушать. — Губы доктора недобро сжались. — И к тому же запомните, я потомок человека на портрете.
— Я не знала, что вы слушаете...
— Воображаю, что тогда вы бы сдержались, если бы смогли. Впрочем, теперь слишком поздно. Я уже сказал, что хочу жить в «Фалезе».
