Мария Захарова - Поздняя оттепель (СИ)
— Ладно, хорошо, — смилостивилась она, отсмеявшись, но игру в гляделки не прекратила. — Скажи мне, только правду, о чем ты подумал, когда я вошла?
— О халате, — не задумываясь, ответил Константин.
Зоя совсем по-детски хихикнул:
— О халате?
— Да.
— Серьезно?
— Конечно.
Убедительности ему не занимать, ведь душой не покривил, но собеседница продолжает сомневаться.
— Пусть так, — с недоверчивым прищуром. — А дальше?
— Что дальше?
— О чем подумал? Дальше…
— О… хм… Тебе по порядку? Или сразу о главном? — Он также умеет пробуждать любопытство!
Но Зоя крепкий орешек.
— В порядке очередности, пожалуйста, — будто нашкодившему первоклашке.
Костик подавил улыбку. Похоже, кто-то переигрывает! Но прекращать этот фривольный диалог не хотелось. Тем более что, ни о каком скрытом подтексте речи уже не шло, и Константин рассчитывал, что Зоя наравне с ним понимает это.
Упершись руками в столешницу за своей спиной, мужчина в задумчивости свел брови, прежде чем выдать:
— Кажется, о кружевах. — И смог удивить.
— Кружевах? — Зоя на мгновенье растерялась и даже оставила в покое нож, который до этого момента вертела в руках. — Каких кружевах? — Собралась.
Но и Костик вошел в раж:
— Тех, что под халатом.
— Ах этих… С чего ты взял, что на мне кружева?
Окинула его загадочным взглядом, в противовес которому мужчина решил ответить правдиво:
— Нафантазировал.
— Тогда попробуй еще, — посоветовав, она чуть приспустила кимоно, оголив девственно чистую кожу плеча. Ни следа от бретельки!
И Константин пофантазировал, да так что пересохло в горле. И стало наплевать на свистящий на плите чайник, зажженную колонку и попусту льющую из крана воду.
Зоя была не против.
* * *Он стоял у окна, бездумно глядя в окна дома напротив, а перед мысленным взором мелькали картинки из детства. Вот он качается на качелях, ныне сломанных, но тогда еще новеньких, рабочих. Раскачивается, что есть мочи, в надежде прокрутить "солнышко" и покрасоваться перед младшим братом, который, разинув от восторга рот, наблюдает за ним из кухонного окна. А вот мчится по двору на недавно купленном велосипеде и падает, когда под колеса с ожесточенным лаем бросается соседский доберман. Или скользит на чунках по подтаявшему льду в промокших штанах, со стынущими от холода руками, но такой счастливый!
— Кость… Ты чего здесь? — Теплая женская грудь прижалась к обнаженной мужской спине, безжалостно выдернув из воспоминаний.
В небытие канули первая серьезная драка, закончившаяся его победой и сколотым в напоминание зубом, прыжок с гаража, едва не стоявший ему сломанной шеи и первый мальчишеский поцелуй с девочкой Катей, приехавшей погостить к тете Вале — соседке с пятого этажа. Давно это было!
— Жду, когда чайник закипит.
Упомянутый предмет кухонной утвари пыхтел и фыркал над огнем, набираясь сил для финального свистка.
Зоя обвила руками мужчкую талию.
— Выкипел?
— Нет, но для заварки нужна свежая вода. Дед научил.
— А меня бабушка. Все время повторяла, что до свистка нужно снять — чай вкуснее.
— Вкуснее. — Мужчина согласен.
— Кость…
— А?
— Что-то не так? — В этом вопросе мудчине слышится сдерживаемый страх. Или это больная фантазия?
— С чего ты взяла? — Он расцепил Зоины руки, чтобы развернуться и заглянуть в глаза.
— Ты напряжен. Это из-за меня?
— Нет, что ты. Не из-за тебя.
— А почему?
— Просто… вдруг стало жаль.
Зоя смотрит ему в глаза сметено и с надеждой.
— Чего… жаль? — Спрашивает так, словно от этого зависит ее жизнь.
— Жаль расставаться со всем этим.
Он бы не стал говорить, но понимает, что иначе не сможет избавить ее от тревоги, а этого хочется меньше всего — ее волнения. Тем более, сейчас! Накануне куда более серьезных событий.
— Я когда в Москву уезжал — радовался. Новая жизнь, новые люди, новые обстоятельства… Сюда не планировал возвращаться. Наверное даже никогда, — поделился, обведя задумчивым взглядом крошечную кухоньку. — И не сожалел. А сейчас почему-то стало грустно. Так вот… вдруг… Будто прощаюсь с чем-то очень-очень важным, — уткнувшись подбородком в женское темя.
Не проронив ни слова, Зоя еще теснее прильнула к нему, словно пыталась поддержать безмолвно, одним лишь теплом. И Константин продолжил:
— Страшно представить, что испытывает дед. Как он вообще решился на это? Ведь для него это даже не дом детства, а вся жизнь. Буквально вся…
— Алексей Игоревич мудрый человек. — Прозвучало глухо.
— Да, конечно. И все равно… Знаешь, он сказал ничего не брать, только фотографии — все, что найду и шахматы. А, ведь еще недавно не хотел расставаться со стареньким диваном: мать настояла.
— Значит, время пришло. — Зоя высвободилась из его объятий, чтобы заглянуть в глаза. — Тогда было рано, а сейчас… Сейчас готов. Что-то изменилось, и все. Что-то другое стало ценнее и дороже, чем все эти вещи. Так бывает…
Константин вымучено улыбнулся:
— Видимо, мудр не только Алексей Игоревич.
— Это не мудрость. Это то, с чем пришлось столкнуться. Обстоятельства определяют наш выбор, и одно всегда перевешивает. Идем, — потянувшись, она выключила конфорку под засвистевшим чайником.
— Куда идем?
— Кость, ты можешь хотя бы иногда, сделать, как просят? Без лишних вопросов? — На ее лице появилось хитрое выражение, изгнавшее печать грусти.
— Конечно, могу. — Он кивнул с излишней серьезностью и позволил сдвинуть себя с места.
Она притащила его в зал и вынудила сесть на диван, прежде чем спросить:
— Где?
— Что где? — Константин недоумевает.
— Альбом со старыми фотографиями. Хочу посмотреть на тебя маленького, пухленького и без штанишек, — объясняет она, а в глазах скачут чертики. Дьяволенок чистой воды!
Константин покатился со смеху. Нежданно нагрянувшая печаль испарилась, словно лужа на солнце. Даже следа не осталось.
— Ну уж нет! Даже не мечтай! — кое-как справившись с приступом веселья, сумел выдавить он.
В ответ Зоя обиженно скуксилась. Но расстройство ее было не столько долгим, столько выразительным.
— Ладно, вредина, тогда разочек на желание, — выдвинула следующее предложение, упершись коленом в журнальный столик, на котором стояла шахматная доска с не завершенной партией.
— Уверена? — Вольготно рассевшись на диване, Костик смотрит на нее нарочито снисходительно. — Нас с Ромкой дед выдрессировал, а он еще тот мастер, — предупреждая, на что идет.
