Нора Робертс - Удивительная женщина
Он хотел доказать ей, что это самый простой выход из положения, но в этом случае он не имел права проиграть!
— Я не знаю, Дилан, могу ли я это делать? Ведь у меня дети, я должна подумать о них. Иногда правда может навредить!
— А иногда она очищает! — настаивал он. — Эбби, ведь я все равно, так или иначе, до нее докопаюсь! — Его слова прозвучали как угроза, и Дилан прекрасно понимал это, так же как, судя по ее взгляду, и она. — Вы должны задуматься! Разве для детей не будет лучше, если правду они узнают от вас? Это не будет так больно для них!
Пойманная в ловушку, она долго и критически рассматривала его.
— Я не понимаю вашей задумки, но считаю, что ни вам, ни мне не определить, что будет для них лучше!
Он провел рукой по ее лицу. Не в его правилах было идти на компромисс. Он этого не любил. И все же он стремился найти этот компромисс. Книга? Он начинал думать, что книга не имеет никакого значения. Он хотел правды от нее, правды о ней! И хотел ее для себя. И еще ему казалось, что он также хотел правды для нее.
— О'кей, вы рассказываете мне всю правду, без всех этих мелких уверток. Я запишу ее, а потом, прежде чем передать в издательство, дам вам прочесть. Если возникнут проблемы, мы их уладим. Мы оба должны одобрить рукопись, прежде чем она пойдет в печать.
Она заколебалась.
— Вы действительно так и сделаете?
Он обернулся. Она не была готова ему верить. Эта женщина лгала ему раньше, подумал он, и лгала по-крупному.
— Мы это записали. — Он показал на работающий диктофон.
Она сделала шаг, хотя ноги у нее слегка подгибались.
— Хорошо.
Когда он подошел и предложил ей руку, Эбби задержала дыхание и приняла ее. Опять сделка, подумала она, надеясь, что сумеет выполнить условия этой сделки лучше, чем той, которую она заключила с собой.
— Он причинял вам боль?
Дилан произнес это спокойно, настолько спокойно, что она ответила без колебаний:
— Да.
Он рассердился. Нет, пришел в ярость. Он не мог этого объяснить, но знал, что ярость не поможет ему добраться до истины. А именно это вот уже много лет было главной целью его жизни.
— Почему бы вам не сесть?
Кивнув, она с безмятежным лицом села, аккуратно сложив руки.
— Эбби, в вашей семейной жизни были серьезные проблемы.
— Это верно. — Сейчас ей стало легко говорить об этом. Как и предрекал Дилан, она почувствовала некоторое очищение.
— Другие женщины?
— Отчасти. Во многом Чак хотел гораздо большего, чем я могла ему дать. Полагаю, и мне требовалось больше, чем он мог мне дать. Он не был плохим человеком. — Эти слова были произнесены быстро и серьезно. — Я хочу, чтобы вы это поняли. Может быть, он не был хорошим мужем, но плохим человеком он не был.
Дилан решил вмешаться со своим суждением:
— Почему вы перестали сопровождать его на гонках?
— Я ждала Бена. — Она издала короткий вздох. — Я не могу честно сказать, было ли это благовидным предлогом или законной причиной, но срок был уже солидный, и трястись по дорогам мне стало трудно. Мы жили с его матерью в Чикаго. Сначала… сначала он умудрялся довольно часто навещать нас. Думаю, он был счастлив. Мысль о том, что он станет отцом, внушала ему благоговение. Во всяком случае, приезжая домой, он бывал внимателен, убеждал меня оставаться в Чикаго и заботиться о себе. Он старался, действительно старался облегчить мне непростые отношения с его матерью. Разлуки были долгими.
Она оглянулась, вспомнив те недели, месяцы в роскошном доме в Чикаго, долгие, праздные утра и спокойные дни. Это казалось сном, неким фокусом, правда, с острыми, даже резкими гранями.
— Я была весьма довольна своей жизнью. Обставила детскую и занялась вязанием. Это мне удавалось плохо. — Она засмеялась над собой, вспомнив свои жалкие попытки. — Мне казалось, что наша семейная жизнь течет нормально. Но в один прекрасный день я нашла на своей кровати газету с этой сплетней. Потом я всегда задавала себе вопрос: не Дженис ли подложила ее? — Эбби тряхнула головой, вряд ли теперь это имело значение. — В газете была фотография Чака с этой очень красивой женщиной и отвратительной короткой статейкой под ней.
Эбби сидела и смотрела в окно, как под ветром гнутся деревья.
— Я сидела там, огромная, неуклюжая, как всякая женщина на восьмом месяце беременности, чувствуя себя раздавленной горем, преданной и абсолютно уверенной, что мир рухнул. Когда в конце недели приехал Чак, я бросила газету ему в лицо и потребовала объяснений.
— И что он вам ответил?
— Он очень рассердился, что я поверила этой грязной сплетне, и бросил газету в камин. Он даже не защищался, и мне не оставалось ничего большего, как извиниться! Вы понимаете?
Дилан представил ее себе, такой хрупкой и одинокой. Его гнев разгорелся еще сильнее.
— Да, я понимаю.
— До рождения ребенка оставался лишь месяц, и я страшно перепугалась. Я решила сделать вид, что поверила ему, но твердо знала, что он лжет. Это было видно по его лицу. И я приняла эту ложь! Вы понимаете?
Почему она все время спрашивает его об этом? Почему для нее так важно, чтобы он ее понял?
Эбби промокнула глаза и поклялась больше не задавать этого вопроса.
— Мне кажется, приняв эту ложь, я только травмировала его!
— Вы верите, что если бы тогда откровенно поговорили с ним, то он прекратил бы изменять вам?
В глазах Эбби сверкнуло торжество.
— Я никогда бы не унизилась до слежки за ним!
— А потом были другие женщины?
— Были и другие. Запомните, что мы с Чаком уже не жили нормальной семьей, и наши физические отношения ухудшились. Ему всегда было нужно побеждать, а как только он добивался очередной победы, ему сразу же требовалась новая! Это его свойство можно понять, зная, какое давление с детства он испытывал со стороны семьи. Ему всегда внушали, что он должен быть первым во всем, чтобы преуспеть в жизни.
Утомленная этим разговором, Эбби позволила себе немного передохнуть.
— Ему были нужны постоянные заверения, что он — самый лучший! А я уже перестала восторгаться им, но втайне надеялась, что после рождения Бена мы оба успокоимся. Но я знала или должна была знать, когда выходила за Чака, что такие люди не успокаиваются. Однажды даже возник безобразный скандал, вызванный письмом одной из его поклонниц, в котором та грозила покончить с собой, если Чак не женится на ней. Это было как раз в то время, когда мы купили эту ферму. Чак расстроился, потому что ситуация вышла из-под контроля. Ферма была куплена для меня, Бена и для него самого. Но впереди была еще новая гонка.
— И вы с ним не поехали?
— Нет. В первое время я занялась устройством дома. Я чувствовала, что Чаку нужен собственный дом, да и мне тоже. — Эбби проследила за облачком табачного дыма, поднимающегося к потолку от сигареты Дилана. — После рождения Бена и до моей второй беременности Крисом я все больше убеждалась в непрочности нашего брака с Чаком.
