Елена Усачева - P.S. Я тебя ненавижу!
— У! Морда! — Эля хлопнула Ахтуба по ушам поводом. Конь от возмущения взбрыкнул, по его корпусу прошла волна, встряхнувшая Элю в седле.
— Соберись!
Они снова отшагали положенное время, но теперь Эля внимательно следила, намереваясь не давать Ахтубу самовольничать. Конь под ней собрался, недовольный, что ему не дают свободы. Но все же тяжеленная махина в полтонны слушалась легкого движения пальцами рук, незаметного хода ноги.
— Работаем, работаем! — кричал тренер.
Ахтуб пошел пружинистой напряженной рысью, широкой, в размах, возбуждение не давало ему перейти на галоп, хоть Эля и впечатывала пятки ему в бока. Но вот перед самым препятствием Ахтуб сделал два резких прыжка, вынося обе ноги вперед.
Пронзительный гудок.
Ахтуб совершил кульбит в сторону, крупом сбивая препятствия. Элю подбросило и резко перекинуло на переднюю луку. Изогнутый жесткий край врезался в нижнюю часть живота, заставив на мгновение ослепнуть от боли и быстрых слез. Конь взвился передними копытами, откидывая всадницу назад, но она уже пришла в себя, подхватила выскользнувший повод, усилила нажим левого шенкеля, заставляя коня отвернуться от испугавшей его машины.
У ворот сигналила легковушка. Семен Петрович шел к калитке, и шаг его не обещал ничего хорошего.
— Ах, почему люди не летают, как птицы, — съязвили от лавочек.
Эля повела Ахтуба легкой рысцой, чувствуя, как медленно расслабляются мышцы, как болью пульсируют отбитые места, как подрагивают руки.
— Ты что делаешь после тренировки?
По глазам Овсянкина никогда нельзя было понять, прикалывается он или говорит серьезно.
— К Айболиту иду, — сквозь зубы ответила Эля. Как же все болело!
— Предлагаю залечивать твои душевные раны шоколадом.
Эля чуть коня не остановила от неожиданности. Удержала шенкель, заставляя Ахтуба выписывать восьмерки перед лавочкой.
— Откуда такая доброта?
— Кстати, ты заметила, что почти уже не хромаешь?
— Сейчас опять начну.
— Нет, правда!
— У тебя деньги лишние или время?
Она все-таки остановила недовольно всхрапывающего жеребца. Ахтуб сразу стал зло взрывать передним копытом песок, чесать морду о выставленную переднюю ногу. Ну прямо сейчас взлетит и помчится осенней бабочкой порхать над цветами.
— Начало сентября! Свобода! Ничего не задают. Только контрольными мучают. Типа проверяют, что мы забыли. А у тебя?
— Я на экстернате. Еще учебники не брала.
— Дома учишься? Болеешь чем?
Вот с какой мыслью он сейчас это спросил? Издевается или просто полюбопытничал. И при этом вид имеет невинный-невинный. В книжках про таких говорят: «И ни один мускул не дрогнул на его лице». А может, там вообще дрожать нечему? Ни мускулов, ни мыслей? Биоробот. Электроник.
— Я уже говорила.
Она заставила Ахтуба ожить и вспомнить, что он конь, а не дворняжка, почесывающая себе спину о придорожный столб. Подняла коня в галоп, уведя в дальний угол плаца. Семен Петрович возвращался, сейчас будет отчитывать.
Вроде бы она уже рассказывала, что с прошлого года сидит на экстернате. Все началось с того, что мать все-таки решила забрать Элю к себе, и первое, что сделала, — это выписала ее из школы, при этом никуда не вписав. Некогда было. Эля сама попыталась поступить в местный лицей, провалила собеседование и, не заходя к матери, отправилась к отцу. Он поерничал на эту тему и пошел в старую школу возвращать дочь. У него попросили документы, мать их не отдала. Эля неделю просидела в классе на нелегальном положении, а потом ей и самой надоело выслушивать рассуждения учителей о том, какая она несчастная. Дальше все сложилось удачно — на конюшне ее как раз из общего проката переводили в спортивную секцию, надо было много заниматься, она днями пропадала на плацу. Через пару месяцев хватились, что она вообще нигде не учится. Пока восстанавливали документы, выясняли, что Эля помнит, что нет, она начала брать уроки на дом, сдавать темы — ее так и оставили. За такой поступок Эля втихаря собой гордилась: все в школу таскаются, а она встает, когда хочет. Вскоре вольница закончится, старшие классы ей все-таки придется отсиживать в школе. Но до этого еще далеко, так что можно пока ни о чем не беспокоиться.
Школа у нее вызывала свое персональное недовольство. Что-то такое там произошло, о чем напрочь забылось. Складывалось ощущение, что многое из своего прошлого она посмотрела в кино. Старая затертая пленка. И как часто бывает с фильмами — сюжет забылся. Кто был, что случилось. Стерлось. Только смутные очертания лиц, голоса, чувство обиды. Надо ли пересматривать? Зачем ворошить неприятные воспоминания?
Из тех же самых забытых фотоснимков был и разговор про школу с Алькой. Кажется, она ему в прошлом году все рассказывала. Или два года назад? А может, три? Когда она сюда пришла-то? Впрочем, это могла быть и ложная память. Такое случается. Не помнит и не помнит. Подумаешь, ерунда какая. Некоторые таблицу умножения выучить не могут — и ничего.
— Работаем, работаем.
Эля и работала. Выполняла команды, слушала, что говорит тренер. В этом была прелесть механической работы — ни о чем не думать.
Глава восьмая
И снова — карусель
К концу тренировки спокойней не стало, наоборот, тревожней. Почему ей привиделся Кутузов? Это был какой-то знак? Призрак шел из конюшни. Он ее куда-то звал? Эля стояла в старом деннике Кутузова, где теперь поставили Потерю, бродила по коридорам, путаясь под ногами у тренеров.
— Слушай, иди уже отсюда, — погнал ее Миша, и она пошла, еще слабо понимая, куда ей хочется. Ясно только, что не домой.
— Ты чего сегодня такая задумчивая? — Алька снова сидел на лавочке около плаца, словно и не уходил.
— Мне показалось, я видела Кутузова.
— Это к дождю.
— Как будто он прошел по коридору на улицу.
— Еще и к урагану. Ты на автобус?
— Если придет. Сюда я шла пешком.
— Псих.
— Дурак тот, кто теряет время.
— Тогда пошли.
Они вместе дождались автобуса, молча, не договариваясь, проехали Элину остановку, досидев до конечной. До парка.
— Черт возьми! Карусели! — выбежала из автобуса Эля и остановилась около забора, за которым в загончиках сталкивались автомобили, плавали в водном лабиринте лебеди с детишками.
— Мы сюда?
Алька загадочно улыбался. Скромно пожал плечами. Мол, если хочешь, то можно и сюда.
Что-то такое попыталось всплыть из памяти и тут же булькнуло в небытие. Парк. Она ведь раньше ходила сюда. Зачем? С кем?
Эля быстро пошла по аллее, мимо важного колеса обозрения, мимо «Ромашки», мимо «Американских горок».
