Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Домой попадаю к половине десятого.

Принимаю душ, подсушиваю и смазываю волосы средством для кудряшек.

Разглядываю себя, совершенно голую, в отражении.

У меня идеальная фигура.

У меня красивое лицо, полностью свое без, уколов красоты. Я, смешно сказать, даже брови не выщипываю, потому что у них от природы идеальна густота и изгиб. Папа рассказывал, что мама была очень красивой, что мужчины головы вслед ей сворачивали, но она выбрала его. Ее фото я никогда не видела. Не нашла в доме ни одного портрета, ни одного старого фотоальбома. А когда спросила об этом, отец сказал, что после ее скоропалительной смерти ему даже вспоминать о ней было больно.

Наверное, я похожа на нее очень сильно, потому что от отца во мне совсем ничего.

И мне кажется, именно поэтому он так сильно меня любил и баловал.

О том, что я действительно ни в чем не знала отказа, я задумалась только когда подумала о тех десяти или двадцати миллионах, которые Авдеев у него забрал. Отец давал мне все, что мог, хотя некоторые вещи, очевидно, доставались ему с большим трудом.

Жаль, что цену деньгам начинаешь понимать только когда оказываешься нищенкой.

Телефон в кармане пикает входящим сообщением.

Авдеев.

Я думала, что после перелета он ляжет спать, чтобы выровнять гигантскую разницу в часовых поясах, но Его Грёбаному Величеству явно не спится. Или водитель уже доложил обстановку?

Хентай: Надень завтра что-то такое, в чем тебе будет комфортно пойти в ресторан после работы.

Я несколько раз перечитываю его сообщение.

Он собирается повести меня в ресторан.

Он делает акцент на том, что мне должно быть удобно.

Интересно, насколько смешной я буду выглядеть, если прикинусь шлангом и скажу, что не планирую никаких ресторанов? Решаю не рисковать.

Я: Вадим Александрович, огласите, пожалуйста, весь список пожеланий к моему не_офисному дресс-коду.

Хентай: Без строгих рамок. Твое удобство — в приоритете. Еще вопросы?

Я: У меня аллергия на креветок и киви. Ненавижу устриц и острое. Люблю просто мясо. И минимум непонятных специй и соусов.

Я: В целом, в ресторанах я люблю есть вкусную и понятную еду, а не рассматривать сложенную шеф-поваром башню из банановых листьев за все деньги мира.

Я жду, что после такого длинного списка «претензий» он просто отдаст выбор ресторана мне на откуп, ну или хотя бы пришлет несколько вариантов на выбор, но в ответ прилетает только короткое, уже даже почти не раздражающее «ок».

Если водитель и рассказал ему о маленьком инциденте возле моей танцевальной студии, то Авдеев абсолютно никак не дал об этом знать. Хотя, как он там говорил? «Мне не о чем беспокоиться»? Чертовски самоуверенный мужик. Может себе позволить таким быть, потому что богатый, умный и просто охуенный.

Судя по тому, что переписка на сегодня закончилась, переключаюсь на выбор наряда на завтра. Определенно, нужно платье. То, в котором я ходила на Рождество к Виктории, вполне могло бы подойти, но оно довольно формальное, даже если на мне сидит как Victoria's Secret. Подумав, выбираю одно из тех платьев, которое привезла из Штатов — оно с распродажи, но это МиуМиу, классический «футляр» пастельного розового цвета. Чуть выше колена, буквально на два пальца, но с красивым квадратным декольте. Не провокационным, зато интригующим. Довольно романтично, но если накинуть сверху черный пиджак от Форда — я сразу становлюсь похожа на маленькую офисную мышку.

И, конечно, чулки. Раз меня возить водитель.

Ночью я сплю не так, чтобы спокойно.

Все время кручу в голове предстоящий ужин. Пытаюсь предугадать, о чем пойдет речь. Оцениваю разные варианты: начиная от самого банального и очевидного — предложения роли содержанки, и заканчивая самым разгромным — «Я в курсе, кто ты, Кристина Таранова». Последний вариант, скорее всего, существует только в моем воображении, но я все равно не сбрасываю его со счетов.

В офис приезжаю на десть минут раньше — водитель всегда забирает меня по звонку, а сегодня я хочу быть на месте в безупречное время. Ландыши, как это не печально, приходится выбросить. Я складываю их поникшие веточки обратно в коробку, закрываю сверху парой листов бумаги и прошу уборщицу, которая таскает по нашей секции моющую машину, выбросить их незаметно для остальных.

Около одиннадцати мне нужно на семнадцатый, в кадры.

Но когда передо мной открывается дверь лифта— я непроизвольно задерживаю дыхание, потому что в кабинке уже занято.

Авдеевым и его исполнительной тенью-помощницей.

Я знала, что сегодня он уже будет на работе, даже видела в окно стоящий на парковке «Бентли», но все равно впадаю в легкий ступор.

Наверное, все дело в его загаре.

Или в безупречном — как и всегда — темно-сером костюме и белой рубашке, хрустящей даже на вид. И его вечно расстегнутых двух верхних пуговицах.

Я запрещаю себе вспоминать, что у него под этим «нарядом».

И рассматривать его слегка дернувшийся левый уголок рта — тоже.

Бессмыслица, потому что я уже обратила на все это внимание.

— Вадим Александрович, — здороваюсь и захожу в кабинку. В последний момент ловлю уже висящее на языке «С возвращением». Алене просто киваю.

Поворачиваюсь к ним спиной.

Нажимаю на семнадцатый, ощущая, как сердце отбивает лишний такт.

Знаю, что он стоит позади. «Слышу» его всем телом, даже не видя.

Успокаиваю себя тем, что это просто потому, что он такой здоровый — когда мужика реально много, его невозможно игнорировать даже в довольно свободном пространстве модного лифта.

Проходит несколько секунд, а потом я слышу его короткое:

— Алена, выйди на одиннадцатом, мне нужно, чтобы ты уточнила детали по контракту с «Эйсами».

Я скорее чувствую, чем вижу, как мгновенно она кивает, не задавая вопросов.

Как только двери на следующем этаже распахиваются, выходит в коридор.

Лифт снова закрывается.

Я едва успеваю вдохнуть, прежде чем Авдеев разворачивает меня к себе, вынуждает задрать голову, чтобы встретиться с его взглядом.

Движение резкое, в открытую наглое, но настолько уверенное, что превращает в пыль малейший протест.

— Ва…дим, — дроблю его имя, потому что впервые произношу вслух настолько же неформально, насколько он только что сократил расстояние между нами до отрицательной величины.

Его губы накрывают мои с таким напором, что я забываю, как дышать.

Горячо, бескомпромиссно.

Он сразу забирает весь контроль, не давая ни секунды на сомнения. Одна его рука жестко прижимает меня к себе, но вторую он все так же расслаблено держит в кармане брюк. Я могу отвернуться, отойти, даже врезать ему от души — на все это у меня достаточно «воздуха».

Но, очевидно, недостаточно желания.

Черт.

Как же он целуется…

Берет мои губы, чуть прикусывает, двигает уголки ртом, вынуждая меня раскрываться глубже.

Я чувствую его силу и запах — все та же гремучая смесь чего-то лавандового и кожаного, перемешанного с его собственным теплом. Авдеев абсолютно доминирует в моменте, полностью захватывая меня этим поцелуем, не оставляя ни единого шанса на отступление, хотя мои пальцы все-таки цепляются в запястье той его руки, которую он до сих пор не пустил в ходу. Кажется, и не собирался, потому что в ответ на это движение самодовольно ухмыляется в мои губы, легко проводит языком по нижней и буквально достает из меня новый «да, блядь!» стон.

Я теряю почву под ногами, и если бы не его рука на моей спине — уже просто стекала бы по нему вниз как растаявшая карамель. Моя ладонь рефлекторно сжимает мужское предплечье — настолько твердое, что кажется каменным.

Контраст между нашими телами поражает еще сильнее: я слишком маленькая по сравнению с ним.

Но это ужасно заводит.

Подстегивает воображение дорисовывать и…

Его язык вторгается в мой рот, требовательно, уверенно, вызывая всхлип, который я не успеваю сдержать. Толкается. Очерчивает свои новые владения. Снова толкается, заставляя распахнуть губы шире. Наращивает темп, теперь уже слишком очевидно… похоже.