После развода: в постели с врагом (СИ) - Тэсс Лена

Перевела взгляд с экрана на спящее лицо Горина. Красивый. Он был очень красив той варварской мужской красотой, которую почти никогда не встретишь в большом городе. Самобытный, неотесанный, с мозолями на руках и клокастой бородой, будто ее он стриг себе сам. При чем топором и стоя перед треснутым зеркалом. Никаких барбершопов за адские тысячи здесь не было. Зато был лес. И он очень шел Захару, как и этот деревянный дом, построенный его руками, и сколоченная им же мебель, собачья будка, и сама собака, такая же большая и дикая, и даже огромные, как для великана, сапожищи, которые доходили мне до самого бедра. Все это ему шло! А вот я с Давидом вообще сюда не вписывались. Ну не может такой мужчина завести семью, воспитать ребенка. Чужого ребенка от чужой женщины.

Я перестала дышать, пока смотрела на умиротворенное лицо. Кто ты, Горин? Дикий жеребец или почти что прирученный, объезженный кем-то конь? Что тебе от меня нужно? Если бы я знала, что твои намерения искренне, как просто было бы сказать свое «да». Без раздумий и сразу на все.

Я потянулась и убрала со лба налипшую прядь волос, Горин поморщился, и, перехватив мою ладонь, сжал ее.

- Тебе это только снится, - прошептала я ему на ухо и осторожно, по пальцу, вытащила руку из этого медвежьего капкана.

Тихо, чтобы не разбудить своего любовника, вернулась в спальню и прикрыла за собой дверь. Давид спал на моей кровати, видимо он ждал, пока я вернусь и почитаю ему что-то, да так и заснул. Мой мальчик. Впервые за много времени он тоже спал спокойно. Без дурных снов, без вскрикиваний, не скрипя зубами, как голодная Герда.

Просто спал.

Его лицо выглядело таким по-детски невинным, и это так отличалось от той серьезной мины, которую он строил раньше. Сейчас Давид был просто ребенком девяти лет. Веселым, полным энергии, не боящимся идти вперед.

И это была не моя заслуга. Одна я не справлялась.

И теперь, если мои отношения с Захаром расстроятся, мы не просто упустим съемную комнату. Давид, к примеру, лишится своего друга и наставника, а я… а я, кажется потеряю… любимого?!

Нет, пожалуйста, не надо.

Я положила руку на сердце, будто умоляла его биться не так громко, а то оно бедное рисковало выпрыгнуть из груди. Какая любовь, Лиль? Успокойся. Дыши. Сделай что-то полезное. На работу сходи, к примеру. Да, в пять утра, но пока соберешься и дойдешь, пройдет не меньше пары часов. А если не тратить время на глупую влюбленную улыбку, то справишься и за час.

Схватив со стула приготовленные накануне вещи, я юркнула в ванную комнату и быстро собралась. Ничего такого, но все по дресс коду. Школа в маленьком городе обязывает учителей так же как и московская, куда ходил Давид.

Поправила белую рубашку на груди, накрасила губы помадой. Не прозрачным блеском, а терракотовой матовой. Покрутилась секунду и стерла помаду, попутно ругая себя за неуместную скромность.

Ну не могу я сегодня выглядеть ярко! Да и не хочу. Почему-то кажется, что чужие липкие взгляды как скотч, заберут у меня что-то важное. Что-то, что греет сердце и заставляет задыхаться от нежности и тоски.

В отражении на меня смотрела блеклая, серая мышка, которая не привлечет ничье внимание. Идеально для сегодня!

Соответствуя своему образу, я мышкой выскользнула на кухню, посмотрела на холодильник, раздумывая, сделать ли моим мужчинам завтрак, и решила, не геройствовать. Все равно разбужу Захара не то кастрюлей, не то звуком кипящего чайника, а так пусть спит. Ему нужно отдохнуть, а мне понять, как себя вести при встрече и постараться не улыбаться как дурочка всякий раз, когда думаю о нем.

С последним я провалилась сразу.

- Откуда такая улыбка, - хмыкнула Нина, увидев меня в кабинете.

Я вздрогнула. Отложила в сторону тетради и постаралась придать лицо приветливый вид. До сих пор было неловко перед ней за вчерашнюю сцену в кафе, и черт знает, как объяснить все, что она видела.

- Ниночка, ты рано.

- Угу, я ж сегодня с футболистами калымю, - подруга напомнила о двух талантливых в спорте, но не науках учениках, которых Нина взялась подтянуть. За деньги, разумеется, но многие учителя не делают и такого. И чтобы ни у кого не возникало вопросов, она вела доп математики до начала самих уроков. – А ты почему ни свет ни заря?

Нинкин голос так и звенел от радости. Я даже позавидовала ее оптимизму.

- Просто не спалось, - я опустила глаза в стол и открыла очередную тетрадь. Не хочется мне ничего объяснять Нине, и вообще, я смущаюсь, когда на меня так смотрят. А она смотрела, разве что дырку на груди не пробуравила.

- Извини за бестактность, но через эту блузу у тебя белье видно. Хорошо, что ты ведешь у малышей, мои бы весь урок пялились на твои сиськи. Ничего такие, кстати.

Я охнула и схватилась руками за грудь.

- Нин, спасибо, что сказала, я, пожалуй, накину сверху.

И я сорвала со стула висевший там пиджак.

Вышло глупо, но я и правда забыла взять из комода светлый бюстик. Я ведь не приняла душ утром, просто не хотела разбудить Захара, а потому по привычке надела то, что повесила на стул перед сном.

И теперь через тонкую белую ткань проглядывал черный лиф с кружевами по краю.

- Ооох, - застонала я.

- Что, бурная ночь выдалась?

Нина гончей взяла стойку и напрягла нюх, так, словно по запаху могла понять, чем я занималась накануне. А впрочем, меня выдал не он, а румянец на щеках, который всякий раз проступал на лице, стоило хоть немного смутиться.

- Да ты краснеешь!

- Просто…

- Ты с Гориным переспала?! – вскричала Нина и в притворном ужасе закрыла ладонями рот.

Я вскочила с места и, подбежав к коллеге, замкнула на замок дверь.

- Нина, пожалуйста, тише, не хочу, чтобы слышали.

- Почему?

- Да потому, - в отчаянии прохрипела я, - я что не знаю, как это будет?! Маленький город, женский коллектив и первый парень в нашем сельпо. Все будут мыть мне кости так, что они белоснежными станут. Нина, - я серьезно посмотрела в лицо женщины, еще молодое, но уже тронутое следами увядания, как перезревшая слива - прошу тебя, никому не говори, ладно?

Уголки ее губ некрасиво поехали вниз, обнажая хищный оскал. Или мне так только показалось, потому что через секунду, у Нины было совсем иное выражение – доброе и участливое.

- Ой, подруга, я то не скажу, не переживай. Вот только… все всё равно узнают, понимаешь?

- Как же они узнают, если будем молчать мы обе? Кто им скажет?

- Как кто? Сам Горин.

- Зачем бы ему это делать?

- Так он же на тебя поспорил, глупая, - в голосе Нины искреннее сочувствие, а вот глаза не выражают эмоций. Блестят, но в остальном кажутся мертвыми, как два морских камня.

- В смысле, поспорил?

- О, Господи, - Нина шмыгнула носом, будто сама вот-вот заплачет, - да в прямом! Ты когда приехала, он в нашем кабаке ставки делал, через сколько дней завалит новенькую. Ты не переживай, ты вообще кремень по сравнению с прошлыми.

- Прошлыми? – От ужаса у меня подкашивались коленки, а воздух перестал поступать в легкие.

- Ну, - замялась Нина, - так-то ты третья, ты думаешь, с Гориным просто так все не общаются? Или он что, такой крутой для наших? Просто знают, что он… ну… не очень порядочный, что ли. Он уже двух наших пометил, и главное, я тебе намекала вчера, намекала, а сказать в лоб не могу – Захар запретил. Пригрозил, что дрова мне не привезет, если я трепаться начну.

- Ты врешь.

Мне было дурно. Рукой я елозила по стене, будто искала ручку или выступ, за который можно схватиться, иначе я потеряю сознание. Перед глазами плыло. Все смешалось в яркую, бесформенную кашу: парты, доска, окно с фикусом и снова парты. Только Нинино лицо так и застряло посередине – такое понимающее. Такое участливое.

- Ты врешь, - повторила я.

Нина пожала плечами.

- Не веришь, сходи в его кабинет, если он пустит, конечно. Там Горин хранит свой ежедневник, а я видела, как он вписывал туда ставки и прятал деньги. Да не грузись ты так, переспала и переспала, а вот то что я на этом тысячу потеряла, обидно. Думала, ты не такая, как другие и не за что ему не дашь. Но это ж Горин, от него и камень потечет, да, подруга?