МОЯ. Я тебя присвою (СИ) - Лакс Айрин

Моргаю несколько раз, ещё раз стучу по терминалу, пытаюсь перезагрузить. Наконец, он выплевывает батончик, но не сникерс с орешками, а кокосовый баунти. Терпеть его не могу!

Но, что самое ужасное, это человек, которого я вижу в отражении экрана терминала.

Зорин!

Собственной персоной…

Гад.

Я буду делать вид, что его не существует! И я понятия не имею, откуда он здесь взялся. Мы не планировали посещение клиники, все случилось внезапно.

Он следил за нами, что ли?!

Я быстро забираю батончик и кофе, спешу обратно, уже жалея, что от скуки решила купить кофе.

— Ты же не любишь кокос, — доносится вслед.

Обернувшись, встречаюсь с ним взглядом.

Открыто схлестываюсь.

Да, это он.

Дышать тяжело.

Вокруг горла — удавка, глаза горят, словно в них насыпали перца.

— Таша, — делает крошечный шаг вперед.

— Чего тебе здесь надо? Опять что-то задумал, ублюдок?! Тебе мало?! — шиплю, швырнув в него батончиком и стаканчиком кофе.

Он успевает поднять локоть, а жаль! Хотела бы я, чтобы ему кипятком в глаза бесстыжие плеснуло!

— Таша, послушай.

— Нет!

— Таша, твою мать.… — бранится. — Давай поговорим!

— Нам не о чем разговаривать!

— Есть. Твой отец солгал!

Я останавливаюсь.

— Ты…. Ты столько времени там сидел и копался во всяком старом говне, чтобы вытащить на свет какой-то дешевый упрек? Ради этого ты приехал? Все никак не успокоишься?! Твоя девка была шлюхой, живи с этим! И запишись к психиатру…. Тебе не помешает.

— Я отправил тебе сообщение на новый номер. Захочешь поговорить, дай знать.

Лениво привалившись плечом к стене, Зорин сверлит меня пристальным взглядом.

У меня просто слов нет, до чего он мерзкий. Я в какой-то момент решила, что он ради меня приехал, а он….

— Чтоб ты сдох.

Глава 37

Таша

Возвращаюсь к своей палате, убегая от Зорина так быстро, как только можно. За мной будто черти гонятся. Вернее, всего один, но позлее всех вместе взятых.

Злой, одержимый, бездушный!

Настоящий демон из ада. Уверена, там только такие, как Зорин, водятся. Умеют прикинуться обаятельными и сексуальными, когда этого требуют обстоятельства, натягивают привлекательную оболочку, а под ней — только злость в пустоте шкворчит!

Никого нет в палате. Папа должен быть где-то рядом!

Нужно рассказать ему, что Зорин приехал и нагло заявился в больницу. Пусть папа знает, что Зорин снова нас выслеживает. Должен же папа что-то предпринять.

— Ваш отец в двести тринадцатом кабинете, у Гусева. Он ваш лечащий врач, — отвечает медсестра на мой вопрос.

Двести тринадцатый, двести тринадцатый.

Вот он!

Дверь немного приоткрыта, отец взволнованно ходит по кабинету, размахивая руками.

— Вы не понимаете! Этой беременности не должно быть! — яростно восклицает папа.

Беременность?!

Меня шатает от шока и прикладывает к стене.

Боже, да….

Слабость, тошнота, не месячные, а скудные мазки какие-то…

Зорин все-таки сделал мне ребенка!

А отец… Отец узнал об этом сейчас, в больнице, и не сказал мне ни слова!

— Ваша дочь уже совершеннолетняя и дееспособная. Только ей предстоит решить, сохранять ребенка или нет.

— Это не ребенок, это…. это выблядок. Избавьте ее от него, будьте так добры. Срок ещё маленький, так? Должна быть таблетка. Просто… Просто дайте ей эту таблетку! Под видом другого препарата. Любого!

— Послушайте, я понимаю, что нежеланная беременность детей сильно злит родителей, но все-таки решать не вам! — стоит на своем врач.

— Хорошо. Хорошо, сколько? — раздраженно выдыхает отец. — Сто тысяч? Двести? Триста?! Просто назовите цену…. Любую цену и сделайте все незаметно. Чтобы она ничего даже не заподозрила!

— Решать не тебе!

Папа вздрагивает. Глаза как чайные плошки.

— Таша? Ташенька? Ты… Ты зачем здесь? Тебе в палате лежать надо, у тебя сотрясение легкое.

Папа делает два шага вперед.

— Нет! Не подходи! Не подходи ко мне.

— Таш, зайди. Обсудим.

— Нечего обсуждать! Боже, какой ты подлец, подонок! Ты за меня все решить хотел! И не говорить даже. Как ты мог?! — плачу.

Папа затаскивает меня в кабинет, суетится вокруг. Салфетка, стакан воды, обмахивает меня папкой, рядом садится, пытается обнять.

— Послушай, Таша. Это единственный выход. Понимаешь? Единственный! Неужели ты хочешь родить ребенка от насильника?

— Меня никто не насиловал! Никто!

— Не верю.

— Не верь! Мне плевать! Это было не насилие. Нет!

— Ясно, — выпрямляется отец. — Он тебя запугал. Истязал. Привязанности дурные привил. Это стокгольмский синдром называется.

— Не маловат ли срок для синдромов?! Нет! Ты не прав… Все не так! И решать не тебе…

— Таша! Одумайся! Это ребенок врага, это плевок… Плевок нам, Даниловым, в лицо! А как же учеба твоя? Репутация! Да ты потом хорошего мужчину себе не найдешь. Кому ты нужна будешь с этим выродком!

— Одна буду! Вот назло… Назло тебе… Не буду делать аборт. Ты поступил, как подлец!

— Таша! Ты не имеешь права поступить так со мной… С нами! Таша!

Я выплескиваю воду в лицо папе.

— Знаешь, может быть, он был прав… Ты не святой. И я теперь тебе не верю. Ни единому твоему слову.… Не верю!

— Вернись в палату, Таша. Успокойся. Мы обсудим это позднее!

— Здесь нечего обсуждать, папа. Больше нечего.

Папа пытается поговорить, но в итоге признает:

— Упрямая! До тебя не достучаться…

— Почему ты так злишься? Злиться на тебя должна я. Ведь именно из-за твоего прошлого Зорин захотел мстить.

— И мы должны сделать все, от нас зависящее, чтобы забыть это время, как ты не понимаешь!

— Ты уже ненавидишь этого ребенка, да? Ему ещё и месяца нет, а ты его уже ненавидишь. Разве так можно?!

— Можно. Когда речь идет о позоре. Избавься, доченька. У тебя будет много других возможностей родить в браке, по любви, а не так… — хмурится.

Я держусь на чистом упрямстве. Не могу сказать, что мечтаю стать мамой так рано!

Но папа поступает ужасно. Если бы он подошел ко мне и сразу рассказал, в чем дело, повел разговор иначе, кто знает… до чего мы могли бы договориться.

Но он решил за моей спиной, хотел обмануть. Не могу простить… Не могу!

В больнице нет смысла надолго задерживаться. Папа должен был забрать меня в обед следующего дня, но я позвонила бабушке с дедушкой и сказала, что поссорилась с папой. Спросила, могу ли я пожить у них?

— Конечно! Деда за тобой отправлю, — обещает бабушка. — Даже не переживай, поживешь у нас, сколько потребуется!

***

— И чего не поделили с Колькой-то? — интересуется дед.

Даже не знаю, могу ли признаться….

— У нас разные мнения. Он хочет решить все за меня и пытался обмануть.

— Кхе… — трет подбородок дедушка. — Нервный он стал. Понимаю, что неприятности. Иначе бы сюда не вернулся. Раньше его и палкой сюда не загнать, а сейчас прилетел, жить надумал… Город у нас красивый, другого такого во всем мире не найти, но не столица, разумеется, а у Кольки амбиции всегда… Понятно, он нам всего не рассказывает. С женой, опять же, непонятно как-то. То молился на эту фифочку, а то развелся… Может быть, ещё помирятся?

— Не помирятся, деда. Мария поступила гнусно. Изменила отцу не раз, за его спиной делишки прокручивала.

— Вот как, значит. Тяжело быть преданным. Не злись на него, мужчине тяжело, когда он теряет свою спутницу. Бабку твою в том году инсультом дернуло, я думал, не выкарабкается, с ней в гроб лягу.

— Ну что вы…. Бабушка ещё танцует хорошо, какой гроб!..

Так и добираемся до дома бабушки с дедушкой. Она меня тепло встречает.

— На Кольку уже поворчала, — сообщает заговорщически. — Сам такой же вредный был, с нами постоянно спорил, свою точку зрения отстаивал. Вот пусть теперь на своей шкуре поймет, каково это, с ребенком во взглядах расходиться!