Редкие и драгоценные вещи (ЛП) - Миллер Рейн
— Они угрожали большим гребаным ножом и заставляли смотреть. Они сказали, что если я закрою глаза или отвернусь, то заставят Майка страдать дольше, отрезав части его тела, которые не убьют его, но продлят агонию и отсрочат неизбежное. Это было развлечением для наших похитителей в их бессмысленной, долбаной, благочестивой войне, от которой они были просто без ума.
Я тихо плакала, когда он рассказывал мне о своем опыте, не в силах ничего сказать, не уверенная, что делать, кроме как держаться за него и быть такой, какой он хотел, чтобы я была.
— Но я подвел Майка. Я пытался... Я чертовски старался, Бринн, не двигаться, но ничего не мог с этим поделать...
Он замолчал. Тишина стала оглушительной из-за равномерного биения его сердца у моей щеки, теперь мокрой от моих горячих слез... за него, за его друга, за беспомощную вину, которую он нес за то, в чем был не виноват.
— Я люблю тебя и всегда буду любить. — Больше сказать ему было нечего.
Он подышал у моего виска и, казалось, немного расслабился. После некоторого молчания он задал вопрос. Ему было мучительно трудно произносить эти слова. Я могла слышать страх, когда он изо всех сил пытался выдавить слова из себя.
— Как думаешь, есть ли где-нибудь место или человек, который может мне помочь?
— Да, Итан, я знаю.
Глава 12
23 ноября
Сомерсет
Мой кабинет был лучшим помещением во всем Стоунвелл-Корте. Правда. Богатые дубовые панели на стенах обрамляли самый великолепный вид из окон на океан. Это напомнило мне кавер-версию песни Дилана «All Along the Watchtower», созданную Хендриксом. Какая принцесса здесь жила? Сколько у нее было слуг? Естественно, я тоже чувствовала себя принцессой в этом доме.
Передо мной простирался Бристольский залив, и в ясный день было видно все побережье Уэльса на другом конце залива. В Сомерсете была потрясающая местность куда не посмотри. Я обнаружила, что внутри материка есть коммерческие лавандовые поля. Мили и мили пурпурных цветов наполняли воздух благоуханием, и они были так прекрасны, что разум едва мог переварить то, что видели глаза. Мне нравилось приезжать сюда на длинные выходные, и я знала, что Итану это тоже пошло на пользу. Он расцветал в тишине этого места.
Когда мы с Итаном обыскали все комнаты в доме, прикидывая, для чего могли бы их использовать, в момент, когда зашли в эту комнату, я поняла, что хочу именно эту. И самым удивительным оказался впечатляющий письменный стол, уже стоявший в комнате, подтверждающий, что другие считали ее отличным рабочим местом задолго до моего приезда.
Письменный стол был второй лучшей частью после вида. Массивный резной зверь из английского дуба идеально сочетался с искусной резьбой, которая смягчала его объем, делая в моих глазах совершенным, в плане дизайна. Мне нравилось представлять себя сидящей перед этим великолепным окном с видом на море и работающей над своими проектами для университета, или просто как место, где можно поговорить по телефону, или позалипать в сети.
Настоящее блаженство.
Я потягивала гранатовый чай и наслаждалась сверкающей синевой глубокого океана под небом прямо за моим окном. Я поняла, что могла бы сидеть здесь часами, но это не помогло бы чего-либо добиться — а у меня было ещё много дел. Кажется, немного рановато для режима «гнездования» во время беременности. Итан поддразнивал меня по этому поводу, когда прочитал об этом в книге «Чего ожидать, когда ждешь ребенка», которую он держал на прикроватном столике и тщательно изучал. И мой муж не был таким заядлым любителем чтения для удовольствия, как я. Он читал мировые и спортивные новости, а также отраслевые публикации, но не художественную литературу. Итан читал ради новых познаний и информированности. Мне показался забавным тот факт, что он зашел на сайт и прочитал книгу, чтобы узнать, как меняется мое тело и что будет дальше. Итан был так хорош в подготовке и планировании, и практически во всем, но особенно в том, как обо мне заботиться.
Я вздохнула после очередных мечтаний, зная, что есть задачи, требующие моего внимания. Не мои любимые, конечно. Но, с другой стороны, сомневаюсь, что кому-то нравится перебирать компьютерные шнуры. Я опустилась на четвереньки и заползла под стол, чтобы посмотреть, не просверлено ли сзади отверстие для подключения шнура питания. Кто-то, должно быть, использовал его в современную эпоху. Но, может, и нет. В голове появилась мысль: не мог бы Робби мне помочь. Я оперлась рукой о вогнутый внутренний угол и оттолкнулась, пятясь, чтобы выбраться из-под стола, когда услышала механический щелчок, затем пыльное скольжение дерева.
***
Дневники. Три из них лежали стопкой на столе. В кожаном переплете, позолоченном и перевязанном шелковой лентой, страницы которого хранили сокровенные мысли молодой женщины, жившей давным-давно в этом самом доме.
Когда я развязала затвердевшую от старости ленту и открыла первую книгу, я была очарована с первой страницы. До такой степени, что забыла обо всем остальном и потерялась в ее словах…
7 мая 1837 года
Сегодня я навестила Дж. и поделилась с ним своими новостями. Больше всего на свете я бы хотела, чтобы он понял мое сожаление, но знаю, что это невозможно до тех пор, пока я не встречу своего создателя. Тогда смогу узнать его чувства по этому поводу…
...Какова будет цена вины? Какой-то жалкий набор букв давит на меня своей тяжестью.
...Жалко, что я должна все время рождаться в бесконечной тишине, разбивающая сердца всех тех, кого когда-либо любила.
...Сегодня я дала свое согласие выйти замуж за мужчину, который говорит, что ничего так не хочет, как заботиться обо мне и лелеять.
...Итак, я перееду жить в Стоунвелл-корт и начну совместную жизнь с ним, однако очень боюсь того, что меня ждет. Как я смогу когда-нибудь дойти до уровня, который от меня ожидают?
...Дариус Рурк еще не понимает, что я не заслуживаю того, чтобы меня лелеял какой-либо мужчина. Я разрываюсь на части, но, увы, не могу отрицать его желания в отношении меня точно так же, как я не смогла отказать своему любимому Джонатану…
М. Дж.
Марианна Джордж, которая позже стала Рурк, вышла замуж за мистера Дариуса Рурка летом 1837 года.
Волосы на затылке встали дыбом, когда я оторвалась от дневника и посмотрела на живописный вид. Совпадение было невероятным.
Моя книга Китса, первое издание стихотворений, подаренное мне Итаном в ту ночь, когда он сделал мне предложение, тоже принадлежала этой самой Марианне. Как я могла когда-нибудь забыть о моей Марианне? Всегда твой Дариус. Июнь 1837 года, изящными чернильными каракулями более ранней эпохи, в качестве надписи? Подарок любовника. Я бережно хранила то, что Дариус написал Марианне. Такая простая, но в то же время такая чистая в том смысле, какой он ее видел. Он любил ее, и все же, по каким бы то ни было причинам, Марианна чувствовала себя недостойной его любви. Чувство вины давило на нее. Как это происходит со мной. Как это происходит с Итаном.
И теперь мы жили в их доме? Я с трудом могла в это поверить. Она упомянула Джонатана — имя, вырезанное на статуе ангела-русалки в саду, одухотворенно обращенной к морю. Теперь я поняла, что статуя — это памятник ее погибшему Джонатану, а не могила. Потому что у него не было могилы. Джонатан потерялся в прекрасном, а иногда и ужасном море. Она любила его... а потом он утонул. И Марианна чувствовала, что именно она несет ответственность за то, что с ним случилось.
Она любила его... но он умер. Я понимала боль Марианны лучше, чем большинство людей. Понимала, потому что тоже жаждала избавиться от своей вины. Вероятно, со мной этого никогда бы не случилось. Некоторые вещи просто нужно принять, даже если результат не изменится никогда. Потому что факт оставался фактом: я знала, что значит чувствовать ответственность за потерю любимого человека... и кого никогда больше не увидишь в этой жизни.