Анна Берсенева - Стильная жизнь
По внешности этой дамы можно было подумать, что она вот-вот начнет изъясняться по-французски. Но стоило ей открыть рот, как иллюзия мгновенно развеялась. Алина неожиданная собеседница говорила с такими живыми и почему-то удивительно смешными интонациями, что даже не склонная сейчас к веселью Аля едва заметно улыбнулась.
– Сумасшедшие деньги уплатили за домофон! И сколько, вы думаете, он простоял? Ставили код – они номер гвоздем выцарапывают прямо на стене. Пожалуйста, заходи, кому надо! Как только президент позволяет? – спросила Алю женщина с ведром. – Напротив Совет Федерации, любой бомж залазь на чердак и хоть мочись, хоть стреляй в депутатов! Паразиты! – добавила она, неизвестно к кому относя это определение – к бомжам или к народным избранникам. – А вы, извините, кого ждете? – словно между прочим поинтересовалась смешная дама.
– Илью… – ответила Аля. – Который на седьмом этаже живет.
– Ивана Антоновича сына? – тут же спросила она. – Так он раньше ночи редко когда приходит, долго вам еще сидеть! Вот что бывает, когда отец разобьет семью, – без паузы произнесла она. – Между нами говоря, Иван Антонович всегда был ходок, это вам не я одна скажу, он и роли все такие в театре и кино исполнял, если вы видели, и чуть жена на гастроли – тут такие ходили, у-у, только держись! Но я вам скажу, если с умом, так это для мужчины не грех. А если без ума – так вот и пожалуйста, мальчик без отца. Но Илья – хороший мальчик, – поспешила она добавить. – Конечно, тоже развелся, но это, я вам скажу, ничего не поделаешь, яблоко от яблоньки…
Аля поняла, что дама затевает долгий разговор: та и ведро поставила на ступеньку, и удобно облокотилась о перила. Но вдруг спохватилась – может быть, сообразив, что выкладывает все эти сведения совершенно незнакомому человеку.
– Вы меня извините, я пойду, – сказала она, как будто это Аля остановила ее здесь. – Мой Мишенька, старый хрен, ждет газету, так что надо взять, пока не украли из ящика.
Все эти ошеломительные сведения – и про то, что Иван Антонович всегда был ходок, и про старого хрена Мишеньку, и про бомжей с Советом Федерации – свалились на Алю за какие-нибудь три минуты.
– Если Илюшка долго не явится, можете ко мне зайти, – пригласила дама. – Меня Бася Львовна зовут, я на втором этаже живу, направо. Только мы в половине одиннадцатого ложимся и запираемся на цепочку, так что вы пораньше, – предупредила она.
Аля не успела даже поблагодарить за приглашение – Бася Львовна исчезла так же мгновенно, как появилась.
Но ее неожиданное появление оказалось просто живительным! Словно выйдя из летаргического сна, Аля почувствовала, что от голода у нее кружится голова, что она совершенно продрогла. Взглянув на часы, она поняла, что сидит на ступеньках уже часа два, не меньше. Если и правда Илья приходит поздно…
Но что поделать? Мысль о том, чтобы уйти, не увидев его, была для Али невыносима. Она встала, поднялась на площадку второго этажа и, оглядевшись, впервые рассмотрела дом, в котором провела прошлую ночь.
Але никогда не приходилось бывать на этой улице, хотя она часто проходила мимо по Тверской. А теперь она рассматривала мхатовский дом почти изнутри – из-под невысокого грязноватого свода над балюстрадой. С улицы дом был облицован черным гранитом, а со двора выкрашен грязновато-желтой краской. Вход в арку был украшен каким-то барельефом; Аля не разобрала, что за люди на нем изображены.
Ей вдруг показалось, что этот дом – а вернее, целый двор, образованный этим единственным домом – живет особенной, замкнутой жизнью. Даже сейчас, когда давно умерли его прежние жильцы, оставив по себе мемориальные доски да музеи-квартиры… Это была какая-то очень сильная общность, и поэтому память о ней чувствовалась до сих пор.
Эти мысли почему-то привели Алю в еще большую тоску. Она стояла на балюстраде, оглядывалась – растерянная, всему здесь чужая, неизвестно зачем оказавшаяся под этим мрачноватым сводом…
– Аля! Ты что здесь делаешь?
Илья стоял под самой балюстрадой и удивленно смотрел на нее снизу. Наверное, он уже входил в подъезд, когда случайно поднял глаза и заметил ее.
Она едва удержалась от того, чтобы спрыгнуть с лестницы прямо к нему на руки.
– Илюша… – дрожащим голосом выговорила Аля. – Я не смогла сегодня… Не могла делать то, что он хотел… И все пропало!..
Она хотела спуститься вниз, к нему, но тут силы совершенно оставили ее, и, опустившись на ступеньку, Аля наконец заплакала.
Илья сам взбежал к ней наверх, сел рядом и тут же обнял ее, прижал к себе.
– Ну вот, – расслышала она его голос; улыбка слышалась в его нежных интонациях. – Ну вот, а была такая решительная, такая упорная девочка! Ну, Алечка, перестань плакать, перестань, милая. – Илья тихонько похлопывал ее по плечу. – Расскажи мне лучше, что случилось. Ты плохо читала прозу? Или этюд провалила?
Аля покачала головой. Она не могла выговорить то, что хотела: мысли разбегались то ли от волнения, то ли просто от слабости, и слова никак не подбирались.
– Илюша, я ничего не ела, – вдруг сказала она вместо всего, что собиралась сказать. – Со вчерашнего дня…
Илья перестал гладить ее плечо и даже отстранился слегка, заглядывая ей в лицо.
– С ума ты сошла! – воскликнул он, присмотревшись повнимательнее. – Как же так можно, Алька? Ты же черно-белая вся, как из немого кино! Еще бы не провалиться!
Он встал и Алю поднял за собой.
– В ресторан не пойдем, – сказал Илья, открывая находящуюся здесь же, на площадке, дверь, которую Аля почему-то не заметила. – Правда, и дома шаром покати… Ну, ничего, сейчас раздобудем что-нибудь. Проходи, проходи, – слегка подтолкнул он ее.
Дверь вела в подъезд – точно так же, как та, перед которой Аля так беспомощно стояла несколько часов назад; непонятно только было, зачем нужна лесенка, балюстрада…
Впрочем, Але было не до того, чтобы думать об архитектурных излишествах мхатовского дома. Теперь, когда Илья был рядом и крепко держал ее под руку, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Все плыло у нее перед глазами, плясали какие-то блестящие пятна. Она и в квартиру вошла как-то машинально и, будь она одна, села бы на пол тут же, у порога, рядом с обрадованной Моськой.
Но Илья провел ее в комнату, усадил на тахту в углу и, присев, снял с ее ног пыльные туфли.
– Посиди, Алечка, – сказал он. – Халат надень, расслабься. Или погоди, я сейчас сам тебя переодену! – вдруг решил он.
Илья взял лежащую рядом с тахтой телефонную трубку и быстро набрал номер.
Он что-то говорил, прижав трубку щекой к плечу. Как сквозь туман, слышала Аля его голос и одновременно чувствовала прикосновения его рук. Ей становилось все легче с каждым прикосновением – она сама казалась себе все легче, как будто Илья не снимал с нее надоевшую «счастливую» одежду, а освобождал от тяжелых оков…
