Элизабер Хардвик - Раскаленная душа
Дориан кивнул.
— Правда, я не вижу особого ликования по этому поводу.
— Погоди, вот поправится папа, выпишется из больницы, тогда я буду выглядеть счастливой. Вот увидишь. — Как ей хотелось самой поверить в это!
Линда по горькому опыту знала, что единственный способ как–то выжить с зияющей пустотой в груди — просто закрыть дверь, ведущую в прошлое. Возможно, это не самый полезный для здоровья способ, зато наименее болезненный.
К сожалению, первое, что сделал Морис, когда проснулся, это спросил у дочери про Кевина.
Пока родители спали, Линда и Дориан сидели молча. Около шести утра первой проснулась Сильвия, и Линда уговорила мать пойти в больничный буфет и перекусить. Ее саму слегка подташнивало еще с ночи, но не хотелось даже думать о еде.
Сильвия с Дорианом ушли, и, когда вскоре проснулся отец, в палате были только Линда и дежурная сестра. Морис все еще был очень слаб, и на фоне больничных простыней казался словно уменьшившимся в размерах, но цвет его лица стал более здоровым, исчез хотя бы землистый оттенок кожи.
— Выше нос! — Он посмотрел на грустное лицо дочери. — Может, неприятность, о которой ты думаешь, никогда не случится!
Уже случилась. Она заново влюбилась в собственного мужа! Забавно, ведь Кевин тоже велел ей держать выше нос. Нет, нельзя думать о нем! Это не принесет ничего, кроме новой боли.
Отец понял, что она приехала одна.
— Где Кевин?
Линда сглотнула подкативший к горлу ком.
— Он… Он куда–то уехал, — ответила она невпопад.
Отец нахмурился.
— Но он обещал, что вернется!
— Папа, ему нет места в нашей жизни. — Линда взволнованно встала и прошлась по палате. — Он давно нам чужой.
— Но…
Линда взяла себя в руки и ровным голосом сообщила:
— Мы с Кевином пришли к выводу, что ему лучше идти своей дорогой, а я пойду своей. Он согласился дать мне развод.
Отец откинулся на подушки. Судя по его виду, он был ошеломлен.
— Не могу в это поверить.
— Ты уж постарайся, — с напускной небрежностью откликнулась Линда. Она подошла к кровати и взяла отца за руку. — Между нами все кончено. И давай больше не будем об этом, ладно?
— Кевин тоже так считает? — все еще сомневался Морис.
— Я же сказала, он согласился на развод.
— Но вы поговорили? Серьезно поговорили? Обо всем?
Если они будут продолжать вести беседу о Кевине, она не выдержит и снова расплачется.
— Папа, прошлое — это прошлое. Три года — слишком большой срок. — Только не для ее любви к Кевину. Однако, как правильно подметил Дориан, физически их всегда влекло друг к другу, и нечего искать за этим чего–то более глубокого. По крайней мере, со стороны Кевина ничего другого нет и никогда не было.
Отец пытливо вгляделся в лицо дочери.
— Ты его не любишь?
Линде вспомнились слова врача: никаких волнений, никаких стрессов… Если отец догадается, что она по–прежнему любит Кевина, то обязательно разволнуется. И она заставила себя улыбнуться.
— Не люблю. Может быть, я никогда его и не любила. Когда мы познакомились, я была слишком молодой и неопытной.
— Но, Линда…
— Папа, пять лет назад, выйдя замуж за Кевина, я совершила ошибку. Но не должна же я расплачиваться за нее всю жизнь. — Она ободряюще сжала его руку. — После развода эта глава моей жизни будет наконец–то закрыта.
Морис вздохнул, смиряясь.
— Ты уверена, что хочешь именно этого?
— Совершенно уверена.
Ей не хотелось ни говорить, ни думать о Кевине. И она еще раз попыталась убедить себя, что эта глава ее жизни окончательно и бесповоротно закрыта.
В течение последующих нескольких недель Линда почти поверила, что это так. Здоровье отца быстро шло на поправку, так что через неделю ему разрешили выписаться из больницы. День, когда он вернулся домой, стал для всех троих настоящим праздником.
С фирмой грамзаписи дело тоже сдвинулось с мертвой точки. Запись ее сольного альбома была назначена на начало следующей недели — и это было еще одним доказательством тому, что Кевин держит слово. Маленький клочок бумаги с его подписью покоился на самом дне ящика стола в спальне Линды, Возможно, настанет день, когда она сможет снова взять его в руки. Этот листок слишком многое напоминал ей, и воспоминания были все еще невыносимо болезненны.
Кевин подписал бумаги о разводе и вернул их ее адвокату. Эта новость придавала горький привкус радостным переменам последних дней. В определенном смысле ее тоже можно было считать хорошей, однако должно пройти немало времени, прежде чем Линда сможет отнестись к этому известию именно так. Она привыкла считать себя женой Кевина, и было странно сознавать, что, как только завершится процедура развода, она перестанет ею быть.
Линда впервые осознала, что они с Кевином действительно расстались, когда ее пригласили выступить в одном телевизионном шоу. Перед концертом, не получив красной розы, она ощутила какую–то неприятную внутреннюю пустоту.
Кевин действительно ушел из ее жизни. Не этого ли она хотела? Откуда же странное чувство потери?
Вскоре Линда с головой ушла в напряженную работу над альбомом. Она временно поселилась в отеле в Лондоне и каждый вечер возвращалась в номер такой усталой, что едва находила силы перекусить и дойти до постели. Выпуск пластинки планировался на декабрь. Линде казалось, что это еще очень не скоро, но теперь срок приближался с пугающей быстротой.
В преддверии выхода альбома Дориан, будучи ее агентом, тоже стал появляться на экране, обеспечивая Линде дополнительную рекламу. Однако они соглашались на участие в каком–нибудь ток–шоу только с тем условием, что будут избавлены от упоминаний о ее отношениях с Кевином.
— Что–то ты выглядишь усталой, — участливо заметила Эвелин. Они с Дорианом подвозили Линду до телестудии, где должно было состояться очередное интервью. — Я уже говорила Дориану, что он тебя совсем загнал. — Эвелин, высокая, длинноногая рыжеволосая молодая женщина с россыпью озорных веснушек на носу, погрозила пальцем своему жениху.
Линда и вправду чувствовала, что взвалила на себя слишком много. Сегодня утром у нее едва хватило сил встать с кровати. За окнами стояло темное зимнее утро, а в мягкой постели было так тепло и уютно, что Линде больше всего на свете хотелось свернуться клубочком и снова заснуть. Одно хорошо: ей оставалось провести два часа на телестудии, а потом она сможет вернуться в отель и сделать то, о чем мечтала с самого утра — забраться под одеяло!
А пока, зная, как заботливо опекает Эвелин своих пациентов, даже бывших, Линда вяло попыталась вступиться за Дориана.
— Это ненадолго. Еще недели две, и альбом поступит в продажу.
— И тогда тебе придется появляться перед публикой еще чаще, — нахмурилась Эвелин.
