Оливия Уэдсли - Похищенные часы счастья
Он порывисто привлек ее к себе, нежно целуя закрытые глаза, немые губы, бледные щеки.
— Ди, моя дорогая малютка, любовь моя! Клянусь тебе всем святым, что для меня есть в жизни, клянусь нашей любовью, твоим безграничным великодушием, что никогда еще с тех пор, как мы встретились, я так сильно не любил тебя! Но я должен уехать, я не могу не откликнуться на этот призыв, обращенный к моей чести, не могу отказать в услуге своей партии. Я буду считать часы, приближающие нашу встречу. У меня есть готовый план. Мы найдем себе квартиру в какой-нибудь спокойной части Лондона, например в Кенсингтоне. Я завтра же, как только приеду в город, займусь этим. Ты приедешь прямо туда, я тебя буду ждать. Ди, взгляни на меня, умоляю тебя, не мешай мне, я должен так поступить.
Диана открыла глаза и снова опустила веки, стараясь скрыть невольно подступившие слезы.
— Хорошо, — сказала она кротко. — Конечно, ты должен ехать. Ведь ты дал слово…
— Я знал, что ты согласишься со мной! — воскликнул Гюг горячо, сразу испытывая чувство облегчения. — Я знал, что ты не будешь мне мешать, что ты примиришься с этой необходимостью.
Он снова целовал ее, слишком занятый своими мыслями, чтобы заметить, что поцелуи его остаются без ответа. Наконец он разжал объятия и поспешно взглянул на часы.
— Я должен торопиться! Идем, малютка, помоги мне уложить вещи. Будь ангелом, моя любимая!
Они прошли вместе в маленькую спальню. Гюг сидел на кровати и торопливо складывал в чемодан вещи, которые Ди выкладывала из комода.
— Сколько времени займут у тебя сборы к отъезду? — спросил он с отсутствующим видом, разбирая стопку рубашек.
Диана стояла на коленях перед чемоданом, стараясь внести порядок в хаотическую кучу галстуков, носков, носовых платков и других мелких принадлежностей мужского туалета.
Она взглянула на склоненное лицо Гюга и крепко стиснула руки.
— Около недели, — проговорила она задумчиво, пристально глядя на него, и заметила, что лицо его при этом даже не дрогнуло.
— Хорошо, — пробормотал он. Он поднял голову и передал ей стопку белья. — За это время я успею снять квартиру.
Она встала и подошла к комоду, слезы жгли ей глаза.
Недельный срок казался ей вечностью: своими словами она хотела испытать его, но он вполне спокойно принял предстоящую разлуку. Он даже не попросил сказать точнее, когда она думает приехать.
— Значит, до нашей встречи пройдет дней десять-одиннадцать, принимая во внимание время, нужное на дорогу, — сказала она нетвердо, все еще стоя к нему спиной.
— Прекрасно. Значит решено, — отозвался Гюг. — Да, кстати, раз мы заговорили о времени, пора уже вызывать машину.
Прихрамывая, он вышел из комнаты. Ди слышала, как он тихонько насвистывал, ожидая у телефона, пока ответит станция.
Она на цыпочках подошла к чемодану и опустилась перед ним на колени.
В одном углу были сложены шелковые носки Гюга. Ди взяла одну пару, вспомнила, как она чинила их, а Гюг сидел рядом и дразнил ее тем, что она не умеет штопать. Сейчас эта недавняя картина стояла перед ее глазами и причиняла ей жестокую боль. Ди снова увидела себя сидящей в саду, рядом с Гюгом, увидела цветы, трепещущие от легкого ветерка, который поднимается обычно при заходе солнца. На Гюге в тот день был белый фланелевый костюм. Фигура его красиво вырисовывалась на фоне темных, слегка колышащихся листьев. Он смеялся над ее усилиями вдеть нитку в ушко иголки, над ее стараниями аккуратно натянуть носок на свою руку, над ее озабоченным лицом. Затем неожиданно схватил ее в объятия и покрыл всю горячими поцелуями. Она крепко прижала носки к своей груди, словно пытаясь унять рвущиеся из нее рыдания.
Гюг возвращался в комнату, она услышала его шаги, положила носки на место и вскочила.
— Все кончено, — промолвила она тихо, когда он вошел в комнату.
— Что за трагическое изречение, — попробовал он пошутить, но лицо его тоже было печально.
Он подошел в Ди и крепко обнял ее. Она дрожала от рыданий, которые не в состоянии была сдерживать дольше.
— Никогда уже не будет того, что было, — прошептала она и увидела, как при этих словах лицо Гюга болезненно дрогнуло. Ди не хотела делать ему упреков — она знала, что ими нельзя удержать любовь. Она взглянула на него сквозь мокрые от слез ресницы.
— Это вырвалось у меня нечаянно, — сказала она, запинаясь.
Вдали прозвучал рожок автомобиля. Лицо Гюга прояснилось.
— Я знаю, что ты не думаешь этого, дорогая, — проговорил он торопливо. — Это тяжелое испытание для нас обоих, очень трудное для нас обоих время. Я понимаю, что тебе нелегко примириться с необходимостью моего отъезда. И мне мучительно больно оставлять тебя здесь одну. Но ведь мы расстаемся на очень короткое время. Мы все равно не могли бы вечно оставаться на этой вилле.
Всем своим существом Ди жаждала задать ему вопрос, который губы ее не решались произнести: «Почему не могли бы?»
— Рано или поздно, моя любимая, — продолжал Гюг, — нам пришлось бы подумать о будущем. Приезд Гаррона разрешил этот вопрос за нас. Вот и все.
Старый Пиестро, запыхавшись, поднимался по лестнице.
— Автомобиль подан, — доложил он.
Он схватил один чемодан Гюга и поднял его на плечо, другой взял в руку и вышел из комнаты.
Испуганные глаза Ди, казалось, уже сейчас видели опустевшую комнату. Она уже заранее переживала бесконечные часы приближавшейся ночи, то горькое чувство одиночества, которое охватит ее, как только закроется дверь за Гюгом.
Гюг нетерпеливо искал свои перчатки. Он успел переодеться в серый дорожный костюм. Казалось, что необходимость двигаться чудодейственным образом исцелила его ногу.
— Мне будет казаться странным снова очутиться в городе, — сказал он, не оборачиваясь.
«Он чувствует себя почти счастливым, что уезжает», — подумала с горечью Ди.
Она молча смотрела на него, не в силах произнести слово или сделать движение.
Стоя перед зеркалом, он завязывал галстук; Ди так часто наблюдала его за этим занятием, так любила смотреть на поворот его головы, на отражение его лица в старинном венецианском зеркале.
Спускались сумерки. Под деревьями залегли густые тени. Небо было покрыто лиловатыми облаками, густые тучи на западе снова предвещали непогоду. Подавленное раздражение, которое нередко испытывают люди в минуту расставания, охватило Гюга. Ему неприятна была сама необходимость произносить слова прощания, не терпелось поскорее покончить с этим, оставить все это позади. Он наклонился к Диане и обнял ее.
— Не грусти, малютка! Через неделю ты приедешь ко мне.
