Айрис Джоансен - Летняя улыбка
Но это не было шуткой. В центре бело-розовой ванной на махровом полотенце спал, свернувшись калачиком, настоящий живой тигренок. Когда Зайла включила свет, он открыл один сонный глаз и перекатился на другой бок.
— Ну разве он не прелесть? — восторженно спросила Пандора. — Просто большой котенок!
— Он великолепен. — Хорошо было уже то, что он не оказался взрослым тигром, как Зайла боялась. И он действительно был очень милым. — Но у него, кажется, отсутствует инстинкт самосохранения. Посмотри, он опять уснул.
— Животные чувствуют все. Он знает, что ему ничего не грозит. Так мы можем его оставить?
— Пандора, это же не голуби, которых ты выпускала из клеток. Этот очаровательный котенок вырастет и станет опасным. Как ты можешь… — Ее взгляд обратился на лицо девочки, стоящей рядом, и она изумленно уставилась на нее. — Господи, да ты же хорошенькая! А ты еще говорила, что некрасивая!
— Я и есть некрасивая, — упрямо повторила Пандора. — Я тощая, как палка, и у меня ужасные волосы. И потом, — с торжеством добавила она, — у меня веснушки!
У нее действительно были веснушки. Маленький классической формы носик был словно посыпан золотой пыльцой. Большие черные глаза девочки обрамляли столь же черные ресницы. Ее «ужасные» волосы были не подстрижены, а скорее обкромсаны по-мальчишески коротко. Тем не менее их цвет и густота вызывали восхищение. Светлые, с пепельным оттенком, они сияли серебристым светом. Ей действительно пока не хватало женской прелести, но она была прекрасно сложена и так же грациозна, как тигренок в ванной. Да, если она в пятнадцать лет так хороша, то в двадцать сможет затмить любую красавицу. И тем не менее в ее отрицании собственной красоты было какое-то отчаяние. Зайла удивилась было, но тут же все поняла. Филип Эль-Каббар не любил красивых женщин, во всяком случае, не доверял им. Вот почему Пандора категорически отказывалась быть красивой.
— Да, в этом я ошиблась, — сказала она как можно серьезнее. — Веснушек я не заметила.
— Ну, тут такой неяркий свет. — Успокоившись, Пандора опять переключила внимание на тигренка. — Я знаю, что не смогу держать его до бесконечности. Его надо будет отослать в заповедник. Но я подумала, что никому не повредит, если я немного подержу его здесь. — Лицо девочки стало обиженно-грустным. — У меня никогда не было ни кошки, ни собаки. Мы всегда переезжали с места на место, пока не приехали сюда. Я подумала, что хоть недолго…
Зайла испытывала такое сочувствие к девочке, что готова была забыть о здравом смысле.
— Ну, ладно, день-два это можно, — нерешительно произнесла она. — Я вряд ли вообще буду сейчас пользоваться ванной. Обычно я предпочитаю душ. — Она рассеянно провела рукой по волосам, словно бы только что осознав свои слова. — Господи, что я говорю! Я почти согласилась поселить тигра у себя в комнате!
— Мне тоже так кажется, — Пандора широко улыбнулась, отчего ее лицо стало неотразимо красивым. — Теперь ты уже не откажешься. Ну до чего замечательно! Я прослежу, чтобы он не мешал тебе, и сама буду за ним убирать. Слуги пускай держатся подальше от твоей спальни, мы как-нибудь их отвадим. Я принесу пару одеял, чтобы ночевать здесь и не оставлять его без присмотра. Филип выделил мне гостевую комнату рядом, но там нет такой большой ванной, а то бы я отвела Андрокла туда. Увидишь, он совсем не будет тебе в тягость.
— В этом я должна убедиться сама, — сказала Зайла с недовольной гримасой. — Ну ладно, теперь займемся твоей рукой, посмотрим, что этот безобидный котенок натворил.
Пандора молча протянула правую руку, предплечье которой было обвязано небольшим полотенцем. Сняв его, Зайла едва сдержалась, чтоб не вскрикнуть. На тоненькой руке девочки были довольно глубокие отметины от когтей, три из которых еще кровоточили. Зайла покачала головой.
— Да уж, просто царапина! — заметила она с иронией, открывая стеклянные дверцы аптечки. — Тебе надо было продезинфицировать эти царапины сразу же. Для дочери врача ты уж слишком мало знаешь о первой помощи.
— Мы с отцом вообще не понимаем друг друга. Он никогда ничему меня не учил, — ответила Пандора, пожимая плечами. — Он никогда и не любил меня.
— Иногда трудно понять, любят тебя или нет, — мягко сказала Зайла, вынимая бинт и пузырек антисептика с полки. — Людей вообще бывает трудно понять.
— Это точно, — со страстью заявила Пандора. Она внимательно наблюдала за действиями Зайлы, осторожно промывающей ранки. — Но это не важно. Во всяком случае, мне все равно.
Зайла отвинтила крышку пузырька:
— Будет щипать.
Пандора резко вздохнула, когда Зайла смазала ей руку, но больше ничем не показала, что ей больно. Ее темные глаза пристально смотрели на Зайлу.
— А вот тебе я нравлюсь. Это тоже точно.
— Да, ты мне нравишься, — подтвердила Зайла, обматывая бинтом тонкую, но сильную руку девочки. — И это доказывает, что я иногда подвержена приступам безумия. Мне почему-то кажется, что ты принесешь мне одни только проблемы.
— Мне ты тоже нравишься, — смущенно призналась Пандора. — Сначала я думала, что ты жутко капризная. Но ты не боишься ни тигрят, ни крови, ни даже Филипа. Исключение — это твои кошмары.
— Ну, можно найти и многое другое, что действует мне на нервы. — Зайла отодвинулась, закончив бинтовать руку. — Если рана воспалится, нам придется обратиться к твоему отцу за антибиотиками.
— Посмотрим, — небрежно ответила Пандора. — Я думаю, все и так заживет. Я очень крепкая.
«Да, а внутри такая ранимая», — подумала Зайла.
— Я буду менять повязку каждый день, пока не станет ясно, как идет дело, — твердо сказала она. Открыв опять дверцы аптечки, она поставила все на место. — Я тоже не из слабых. — Затем, как будто судьба решила посмеяться над ней, она неожиданно покачнулась и вынуждена была схватиться за край столика, чтобы не упасть. — Ах, черт!
Пандора сумела ее удержать, мгновенно обхватив за талию.
— Что с тобой? — спросила она, хмуря в тревоге лоб.
— Все хорошо, — успокоила ее Зайла, глубоко дыша, чтобы собраться с силами. — Я просто очень долго на ногах. Я забьша, что после болезни мне надо быть осторожной. Иногда природа сама нам об этом напоминает. Понимаешь, вчера утром меня укусил скорпион, и я все еще не оправилась от укуса.
— Я не знала, что ты больна, — с сочувствием проговорила Пандора. — Пойдем, я отведу тебя в постель. — Ее руки были удивительно сильными для такой хрупкой девочки, и она не столько вела, сколько несла Зайлу. — Надо было сразу сказать. Ты не волнуйся, я о тебе позабочусь. Так, значит, из-за этого Филип хотел, чтобы я была твоей горничной?
