Розамунда Пилчер - Дикий горный тимьян
Он помнил дядю: высокий, худощавый, настоящий отставной военный, с бледно-голубыми глазами, с носом, похожим на нос корабля. Его длинные ноги, которые легко взбирались на холм, поросший высоким, доходящим до колен вереском; его страсть к рыбалке и охоте на куропаток; его любовь к своей земле. Они никогда не были очень близки, но все равно Джон ощущал потерю, как и должно быть, когда уходит из жизни человек, с которым ты связан кровными родственными узами.
Он отложил газету, вынул телеграмму от отца и прочитал еще раз текст, который уже читал в Бахрейне два дня тому назад:
«ТВОЙ ДЯДЯ ДЖОК СКОНЧАЛСЯ ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА В БЕНХОЙЛЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК 16 ФЕВРАЛЯ ТЧК ПОХОРОНЫ КРИГАНЕ 10.30 ЧЕТВЕРГ УТРОМ 19 ФЕВРАЛЯ ТЧК БУДЕМ БЛАГОДАРНЫ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ ПРЕДСТАВИТЬ МАМУ И МЕНЯ НА ПОХОРОНАХ ТЧК ОТЕЦ».
Он уже послал телеграмму из Бахрейна родителям в Колорадо с объяснением, почему не сможет выполнить просьбу отца. А также в Бенхойл для Родди с выражением сочувствия и такими же объяснениями, а перед отъездом из Бахрейна нашел время написать Родди еще и письмо с соболезнованиями, которое отправил почтой первого класса по прибытии в аэропорт Хитроу.
Остались еще два письма: одно, написанное от руки, другое — напечатанное на машинке. Он взял первое и стал его вскрывать, но вдруг остановился. Его внимание привлекли особенности самого написания. Написано старомодным пером авторучки, черными чернилами, прописные буквы выписаны очень четко. Он посмотрел на штамп и увидел «Криган» и дату — десятое февраля.
Он почувствовал спазм в животе. Кровь стынет в жилах, говаривал отец, когда Джон был маленьким и пугался чего-то незнакомого. Так вот как это бывает, когда кровь стынет в жилах.
Он вскрыл конверт и вынул письмо. Его подозрения подтвердились. Письмо было от Джока Данбита.
«Бенхойл
Криган
Сазерленд
среда, 9 февраля.
Дорогой Джон!
Твой отец пишет мне, что ты вернулся в Англию и работаешь в Лондоне. Я не знаю твоего домашнего адреса, поэтому пишу тебе на работу.
Прошло уже много времени с тех пор, как ты гостил у нас. Я просматривал записи в книге гостей, и кажется мне, это было лет десять назад. Я понимаю, ты очень занятой человек. Но если у тебя будет хоть несколько свободных дней и ты вспомнишь о нас, приезжай к нам на север и погости в Бенхойле. К нам можно лететь или доехать поездом с Юстонского вокзала в Лондоне до Инвернесса, а я или Родди там тебя встретим. До Кригана тоже ходят поезда, но очень редко, и можно потерять несколько часов. У нас была очень теплая зима, но, мне кажется, холода еще впереди. Лучше сейчас, чем весной, когда поздние морозы губят молодых куропаток.
Сообщи мне, что ты думаешь по этому поводу и когда тебе будет удобно навестить нас.
С нетерпением жду встречи с тобой.
С наилучшими пожеланиями, любящий тебя
Джок».Неожиданное, как снег на голову, прибытие этого экстраординарного приглашения; совпадение по времени; то, что оно было написано всего за несколько дней до рокового сердечного приступа, — все это очень взволновало Джона. Он откинулся на спинку стула и прочитал письмо от начала до конца, сознательно ища некий внутренний смысл между тщательно прописанными и присущими только Джоку высокопарными словами и оборотами. Но не нашел ничего.
Кажется, это было десять лет назад.
Да, десять лет назад. Он вспомнил себя восемнадцатилетним, когда обучение в веллингтонской школе было позади, а впереди его ждали все радости Кембриджа. Тогда он провел в Бенхойле часть летних каникул вместе с отцом. С тех пор он там не бывал.
Наверное, он должен бы чувствовать себя виноватым, что так долго не приезжал в Бенхойл. Но за это время столько всего произошло в его жизни! Кембридж, потом Нью-Йорк, Гарвард, а каникулы — либо в Колорадо на ранчо с отцом, либо в Аспене, на лыжном курорте. А затем в его жизнь вошла Лайза, и тогда все свое свободное время и силы он стал тратить на то, чтобы наладить семейную жизнь. Всячески ублажать и развлекать Лайзу, требовавшую удовольствий и роскоши, для которой (его жена ни минуты не сомневалась) она была создана. Женитьба на Лайзе означала конец отдыху в Колорадо. Жизнь на ранчо казалась ей скучной, а для катания на лыжах Лайза была слишком хрупкой и слабой. Она обожала солнце, и они отправлялись на остров Антигуа, на Багамы или на острова Вест-Индии, где Джон скучал по горам и старался сохранить физическую форму, занимаясь подводным плаванием или парусным спортом.
После развода он с головой ушел в работу, так что у него не было времени даже выехать за город. Именно президент компании обратил на это внимание, сделал ему строгое внушение и перевел в лондонское отделение. Этот перевод, сказал он Джону, будет не только повышением по службе, но и жизненно важной для него переменой. Работа в Лондоне не такая напряженная, как в Нью-Йорке, конкуренция не столь ожесточенная, внешние условия и окружение поспокойнее.
«У тебя будет возможность съездить в Шотландию, навестить Джока и Родди», — сказал отец, когда Джон сообщил ему о переводе в Лондон. Однако в Бенхойл он так и не выбрался. Всегда возникало то одно, то другое. И теперь ему вдруг пришло в голову: ведь он виноват, что так туда и не съездил. Но, по правде говоря, дело было в том, что Бенхойл, несомненно, чудесное место, не казался Джону слишком уж привлекательным. Он вырос в сердце Скалистых гор, а холмы и лесистые долины Сазерленда были для него слишком мирными, домашними. Там тоже можно половить рыбу, но разве ее сравнить с рыбной ловлей в притоках могучей Анкомпагры, которая протекала по отцовской земле. В Бенхойле была ферма, но и она не шла ни в какое сравнение с бескрайними просторами ранчо, а охота на куропаток с ее правилами, горскими обычаями и традициями, «раз прицелился — стреляй», оставляла Джона совершенно равнодушным.
Даже когда он был еще мальчиком, все в нем восставало против убийства зверей и птиц; он никогда не охотился на оленя или лося вместе с другими мужчинами, и ему казалось, что вовсе необязательно делать это только потому, что ты в Шотландии и все от тебя ожидают, чтобы ты отказался от своих привычек и убеждений, которые впитал с молоком матери. И, наконец, самая важная причина состояла в том, что ему казалось, дядя Джок не очень-то его любит. «Он просто очень сдержан и застенчив», — убеждал его отец, но как бы тот ни старался, Джон никогда не мог достичь взаимопонимания со старшим братом отца. Разговоры между ними, как ему помнится, всегда были похожи на скрип несмазанных колес.
Он вздохнул и положил письмо, а затем вскрыл конверт, продолжая раздумывать о письме дяди Джока. Он вынул единственный листок и увидел старомодную шапку на фирменном бланке и дату:
