Сара Вульф - Дикий восторг (ЛП)
Мой лепет не отпугивает его, как остальные девяносто девять процентов населения с болтающимися частями между ног. Он просто фыркает.
— Можешь наизусть произнести алфавит задом наперед? — спрашиваю я.
— Да.
— Быстро?
— ЯЮЭЬЫЪЩШЧЦХФУТСРПОНМЛ…
— Сможешь сделать сахарные пончики с корицей?
— Я могу сделать булочки с корицей.
— Умеешь прыгать на скакалке?
— Да.
— Миллион раз, сможешь?
— Если ты дашь мне кибернетические колени, есть небольшая вероятность.
Я всматриваюсь в его лицо.
— У тебя не ярко-зеленые глаза.
— Нет.
— И ты не левша.
— Нет.
— И ты, вероятно, не умеешь играть на окарине.
— К сожалению, нет.
Я откидываюсь назад и элегантно запихиваю мороженое в свое ротовое отверстие.
— Хорошо.
— Все это было ужасно конкретно, — произносит он. Джек доедает свое мороженое и укладывается на траву, положив руки за голову.
— Требования к мужчине моей мечты. Морскому слизняку. Неважно. А тебе вообще можно покидать зал судебного заседания, если ты свидетель?
— Я уже дал показание, не меняй тему, у тебя есть мужчина мечты? — произносит он все это на одном дыхании, после чего быстро втягивает воздух. Я смеюсь.
— Не думала, что у Ледяного Принца может закончиться воздух.
— Мужчина твоей мечты — нереален.
— Бинго, — указываю я на него пальцем. Он прищуривается.
— Так вот что ты делаешь, когда тебе причиняют боль? Выдумываешь мужчину мечты, который не существует, никто никогда не будет соответствовать твоим стандартам, поэтому тебе не придется смотреть в их сторону дважды.
— Аха.
— Ты не сталкиваешься с болью? Ты выстраиваешь стену между собой и ею и притворяешься, что ее не существует?
Солнце пробивается сквозь листья. Слабая боль формируется выше моего желудка.
— Да.
— Ты мучаешь себя.
Я знаю.
— Я в порядке, дружище.
— Ты очень далека от «в порядке», — фыркает он. — И ничего с этим не делаешь.
— А что насчет тебя? — рявкаю я. — Что насчет Софии?
— А что насчет нее?
— Она умирает, Джек-задница. Она умирает, а ты здесь со мной, покупаешь мне мороженое и расспрашиваешь о мужчине моей мечты! Она умирает, а ты поцеловал меня, и очевидно не один раз! До какой же степени надо быть гребаным эгоистом?! Ты специально делаешь так, чтобы тебя было кому пожалеть, когда она, черт побери, умрет?!
Его глаза вспыхивают арктическим холодом.
— Закрой рот.
— Все, что мы делаем — только спорим. Конечно, есть уважение или еще что-то, но уважения не достаточно! Необходима нежность и любовь, и у вас с Софией это есть! — я чувствую как что-то горячее, покалывает в уголках моих глаз. — Так что пошел ты, серьезно. Пошел ты! Не пытайся сблизиться со мной! Не пытайся, черт возьми, меня починить. Я не принцесса — я чертов дракон, а ты, кажется, не замечаешь этого. Так что перестань! Перестань быть со мной милым! Перестать быть со мной не-милым! Просто держись подальше от моей гребаной жизни!
* * *Она ворвалась словно шторм, и также ушла с тяжелыми шагами, руками, сжатыми в кулаки и развивающимися на легком, весеннем ветерке волосами, а также янтарными глазами, пылающими свирепостью и негодованием.
Что-то тяжелое растет во мне и увядает.
Я не возвращаюсь в зал суда. Я жду в парке и, когда люди выходят, слушаю их болтовню с противоположной стороны улицы. Лео получает три года тюремного заключения за нападение, избиение и взлом. Миссис Блейк машет мне. Айсис игнорирует меня, направляясь к своему комично уродливому «Фольксваген Жук».
Она игнорирует меня. Совершенно. Ни насмешек, ни злобных маленьких улыбочек, ни неприличных жестов. Ничего. Только абсолютная пустота.
— 8 –
3 года
26 недель
6 дней
Директор Эванс — хороший парень. По стандартам Диснеевского злодея. По любому другому стандарту он более или менее ужасный подонок. И я четко это осознаю, однако я провела с ним так много времени, что больше этого не замечаю. Это как дурацкая акварельная краска, в которую выкрашены стены главного школьного здания, или флуоресцентная лампа над партой, которая иногда мигает, за что, между прочим, надо поблагодарить финансирование государственных школ! Лето жаркое, я горячая, небо голубое, а Эванс просто истинный подонок с постоянным кризисом среднего возраста, который он срывает на мне.
В любом случае, я кладу свои ноги на его стол.
— Что случилось, чувак? — спрашиваю я. Однако я точно знаю, что ему от меня надо. Но собираюсь заставить его умолять. Эванс проводит рукой по своей лысеющей голове.
— Я просто беспокоился о своей любимой ученице.
— О, вы стали намного лучше врать! — хлопаю я в ладоши. — Могли бы просто сказать, что хотите знать, что было в конверте из Стэнфорда. Знаете, вы должны быть откровеннее относительно своих чувств. Уверена, в конечном счете, это спасет вас от покупки ужасного, неминуемого, красного кабриолета или от пары лет терапии.
Эванс хмурится.
— Я пытаюсь компенсировать свои ошибки. Сколько еще ты будешь относиться ко мне так, словно я плохой парень?
— Пока вы живы, — радостно отвечаю я. — Вы просто хотите, чтобы я сказала вам, что поступила заблаговременно, ведь тогда вы сможете похвастаться этим перед другими лысыми-друзьями-директорами.
— Ты поступила? Поздравляю.
— Ну уж нет, — покачиваю я пальцем. — Даже не пытайтесь вынудить меня сказать это. Я знаю, как вы действуете.
— И как же, Айсис? Расскажи мне, пожалуйста.
— Закулисные интриги и притворные улыбочки. Вы преуспели бы во Франции девятнадцатого века. Ну, за исключением того, что там всех обезглавливали за такие вещи, — я делаю паузу, задумчиво потирая подбородок, затем улыбаюсь. — Аха! Вы бы отлично преуспели.
Эванс молчит. На этот раз он внимательно и сурово смотрит на меня вместо того, чтобы отводить свой мягкий взгляд.
— Дайте-ка угадаю, — наклоняюсь я вперед. — Вы хотите, чтобы я сказала, что поступила, ведь тогда вы почувствуете себя лучше, почувствуете искупление своей вины за то, что втянули меня в процесс подачи заявлений, как будто поступление в Лигу Плюща компенсирует инцидент с фотографиями и всю ту фигню.
Он не двигается и не моргает. Я откидываюсь на спинку стула.
— Экстренное сообщение, Эванс, — произношу я. — Это называется фигня, потому что это — дерьмо! Поскольку его уже выкакали, и больше ничего нельзя с этим сделать. Его нельзя убрать. Оно всегда будет там. Вонь останется. Это всегда будет тем, что вы сделали. Так что, нет, я не собираюсь говорить вам.
