Возлюбленная для чемпиона (СИ) - Кужель Маша
— В чем дело, Жень?
— Послушай, — он морщится, как будто необходимость подбирать слова причиняет ему физическую боль. — Мне никогда не приходилось выступать в роли старшего брата. Я уважаю Аню и знаю, что она может принимать решения самостоятельно.
Я вскидываю бровь.
— Почему у меня такое чувство, что есть большое «но»?
— Я слышал, как вы с Аней ссорились в кабинете, — он поворачивает голову. — Потом я слышал, как вы... не ссорились.
— О.
При других обстоятельствах я бы с радостью признался в том, что делал с его младшей сестрой, но сейчас у меня было такое чувство, что Женя не хотел слышать, что Аня сама соблазнила меня.
— О? Это и все, что ты можешь сказать по этому поводу? Серьезно? Хоть бы сделал попытку оправдаться!
Я провожу рукой по лицу.
— Жень…
Но что я мог сказать? Да, я трахнул твою сестру в твоем кабинете, но только потому, что она на этом настояла? Не волнуйся, мы предохранялись, кстати, презервативы взяли у тебя?
— Прежде всего, независимо от того, как пойдет дальнейший разговор, давай просто установим, что это мой кабинет. Секс здесь разрешен только мне и моей жене. И то, только друг с другом. Понятно?
Я нервно смеюсь.
— Конечно.
— Ты серьезно к ней относишься, или она для тебя просто удобная подстилка?
Мои брови взлетают вверх.
— Ты прикалываешься, да?
— Я не шучу. Думаешь, мне нравится этот разговор? Это Аня, Илья. Она... - он качает головой. — Ты помнишь парня, с которым она встречалась в школе и университете?
Готов поспорить, я знал о Сереже больше, чем все братья Нестеровы, вместе взятые.
— Да, я помню его.
— Они встречались года три наверно?
— Два с половиной.
Интересно, рассказывала ли она своей семье о том, что я познакомился с ним в Париже? Понятно, что она не сказала им, чем мы там занимались, но она могла признаться, что мы виделись там. Черт, после той бомбы, которую я сбросил на нее, когда она вернулась домой, я готов поспорить, что она вообще не заговаривала об этом. Это было бы больше похоже на Аню. Она предпочла бы сделать вид, что ей не больно, чем рисковать моими отношениями с ее семьей.
— И еще есть этот загадочный парень, с которым она встречается на своей работе. Парень, с которым, как я полагал, она все еще встречается, пока она...
Он передергивает плечами. Ему не нужно было заканчивать фразу, чтобы я понял, что он имеет в виду. У него было лицо брата, который теперь знал о звуках страсти своей младшей сестры больше, чем ему хотелось бы.
— Ты знал, что она всегда была неравнодушна к тебе?
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Всегда — это когда?
Женя пожимает плечами.
— Всегда — это всегда. Даже теперь.
— Она тебе что-то сказала?
— Она никогда не говорит о таких вещах. Не со мной, по крайней мере. Но ей и не нужно было мне говорить. Я и так все видел. Она не спускала с тебя глаз каждый раз, когда ты приезжал. После того как ты переехал, каждый раз, когда Кирилл заводил о тебе речь, она ловила каждое его слово.
Я проглатываю комок в горле, снова столкнувшись с тем, как много я потерял, когда облажался с ней. Но, даже несмотря на ужасную боль от этого знания, я не мог жалеть о том, что пошел по пути, который привел меня к Теме.
— Я тоже долгое время был неравнодушен к Ане.
Нелепо, что я никогда не признавался в этом никому, кроме самой Ани.
— Так вот почему это все? — говорит Женя. — Все дело в том, что у тебя есть чувства к моей сестре?
— Сильные чувства. Мне нравится Аня. Очень.
— Хорошо. Потому что ты довольно мощный чувак, и я не знаю, выживу ли я, если попытаюсь избить тебя, но мне придется попытаться, если ты используешь мою сестру и бросишь.
Я использую ее? Я думаю, ты не совсем правильно все понял, Женя.
— Я хочу с ней чего-то настоящего. Отношений. Я хотел этого много лет, и теперь наконец-то пришло время, но может быть уже слишком поздно. Я делаю все возможное, чтобы убедить ее дать мне шанс.
Женя кивает.
— Хорошо. Но с этого момента, пожалуйста, исключи трах в моем кабинете из своего списка, — он вздрагивает. — Я не хочу больше никогда этого слышать.
— Понял. Обещаю.
— Я верю, что ты не причинишь ей вреда, — говорит он, и это звучит, как удар по яйцам. — А теперь извини. Мне нужно найти гипнотизера, который сотрет мне память.
Глава 49
Аня
Прошлой ночью, когда я не могла заснуть, на меня внезапно напал приступ готовки. Я встала с постели и испекла шоколадное печенье для Ильи и его сынишки. Я подумала, что вкусности — не самый плохой способ чтобы извиниться.
Поездка в Москву оказалась неудачной. С того момента, как меня забрали из аэропорта, я поняла, что эта работа мне не подходит. У меня не было толкового объяснения — просто не было ощущения, что это правильно. Они сказали, что сообщат мне о своем решении в мае, но я уже понимала, что не перееду сюда ради этой должности. Если Гена хочет осудить меня за это — это его право.
Я паркуюсь у дома Ильи и дрожащими руками беру тарелку с печеньем. Я сто раз прокручивала в голове свою извинительную речь. «Я знаю, что вела себя как стерва, прости. Я хочу, чтобы мы были друзьями».
«Друзьями» — это, пожалуй, мягко сказано. Я не думаю, что смогу подружиться с Ильей Корневым.
Глубоко вздохнув, я подхожу к его подъезду.
Именно в этот момент из подъезда выходит миловидная старушка. Она улыбается и придерживает дверь, что дает мне возможность пройти в подъезд без препятствий.
Я приготовилась к гневу Ильи или его обезоруживающему обаянию.
Но я совершенно не была готова к тому, что дверь откроет большеглазая красотка лет двадцати.
— Чем могу помочь? — спрашивает она.
Девица одета в футболку, обрезанную чуть выше пупка, и шорты, которые еле прикрывают ее трусики. Ее волосы собраны в высокий хвост, глаза ярко накрашены, а улыбка...
Какая же я идиотка.
Я отступаю на шаг назад.
— Я думаю... Извините, я... Ошиблась адресом.
Какая же я лгунья. Это точно тот самый адрес. Я уточнила его у Снежаны, перед тем как приехать.
Я чуть было не побежала вниз по ступенькам, держа на вытянутых руках проклятую тарелку с печеньем. Я была настолько не в себе, что могла бы съесть их от нервов прямо там, если бы в последнее время не находилась в каком-то хроническом состоянии неясного недомогания. Этот стресс меня доконает!
За прекрасной девушкой замаячил силуэт Ильи.
Голого Ильи.
Печенье разлетелось во все стороны.
— Черт. Извини. Черт.
Попалась.
— Анюта.
Он произнес мое имя очень мягко. Не как проклятие — что я заслужила бы после того, как обошлась с ним в последний раз, — а как песню.
Я опускаюсь на колени и судорожно собираю печенье, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Что ты здесь делаешь?
— Я просто... Я просто...
Он опускается на колени рядом со мной и хватает меня за руку.
— Ты принесла их мне?
— Да, — я тяжко вздыхаю. — Я испекла их для тебя и Темы.
Он вскидывает бровь, ожидая продолжения, и я продолжаю свою покаянную речь.
— Прости, что я притворялась, что между нами никогда не было ничего, кроме секса. Прости, что я испугалась, когда появилась твоя жена. Прости, что я… накинулась на тебя в кабинете Жени.
Я смотрю на его обнаженную грудь и на пот, катящийся между грудными мышцами и по впалому животу. Профессиональный спорт делает удивительные вещи с мужским телом...
— Аня, мои глаза здесь.
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Хочешь посмотреть квартиру?
— Эм, там твоя... девушка?
— Моя — кто?
Боже, какая же я идиотка.
— Худая блондинка, с большими сиськами, — я показываю мизинец. — Примерно такого размера.
— Ты говоришь о Томе?
Я возвращаюсь к сбору печенья по лестничной клетке.
— Не знаю. Я не знаю, как ее зовут. Она только что открыла мне дверь.