Раз и навсегда (СИ) - Резник Юлия

– Боже…

Вышло что-то вроде «бозеее». Я говорила, словно двухлетка. Сестра невесело засмеялась.

– Эй! – притворно возмутилась я.

– Прости. Кажется, что я слушаю наставления младенца.

– Угу. Неудивительно, что никто меня не воспринимает всерьез.

– Ты сейчас о ком? О Байсарове? – Сестра проявила хоть какой-то интерес к моей жизни.

– И о нем тоже.

– Как у вас вообще? Я со всеми этими событиями выпала из жизни.

– Нормально. Предлагает мне помириться.

– А ты что?

– А я не спешу.

– Почему?

– А какой смысл? Вновь вернуться к тому, от чего бежала? Вот если бы я почувствовала какие-то изменения… Что я нужна ему, что представляю для него ценность, может, что-то во мне бы и дрогнуло. Но он только давит, давит, и давит, не считаясь с моими чувствами.

– А они есть?

Я замерла, стремительно обернувшись. Байсаров стоял в дверях, подперев плечом лутку. И сверлил меня черным, абсолютно непроницаемым взглядом.

– Зарин, я перезвоню! – бросила я прежде, чем рука с телефоном безвольно упала.

– Ну? – голос у него был ровный, но в нем чувствовался нерв. – Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– Например?

– Чего ты хочешь? Похоже, у меня сегодня день откровений, так что не жалей – жги.

– Считаешь, ты выбрал подходящий тон для примирения? – сощурилась я.

– Я просто не знаю, что делать! Как к тебе подступиться?! Только ни слова про Лейлу. Адам уже все сказал. Надоело.

– Да ты что? Вы только посмотрите, какой нежный! – возмутилась я.

– Амина…

– Ну, что?! Думаешь, мне не хотелось быть такой всей из себя майской розой?!

– М-м-м? – недоуменно нахмурился Вахид. Он явно не мог разобрать моих слов, а у меня не было сил формулировать их отчетливее.

– Я бы не выжила, если бы страдала из-за каждой мелочи, ясно?! Если бы обижалась и терзалась по каждому поводу, что ты так щедро мне раздавал.

– Это в прошлом! – заорал Вахид.

– Твоя Лейла… сегодня… сегодня… Вахид… пришла в мой! Мой… чтоб тебе провалиться… дом! Мне и раньше тут тошно было, а теперь и подавно. И при этом ты говоришь – в прошлом?!

Вахид грязно выругался, отвернувшись к окну. Провел пятерней по макушке, приглаживая вздыбившиеся волосы.

– Это я улажу. Не вопрос. Но мне нужно понимать, ради чего я порчу отношения с Хасаном.

– То есть?

– Ты должна пообещать, что мы сохраним наш брак. И дать слово, что у тебя ничего ни с кем не было.

– Мы уже это обсуждали. И мой ответ по-прежнему – нет.

В глазах Вахида полыхнуло бешенство. Он шагнул ко мне, но я остановила это движение, вскинув руку:

– Единственное обещание, которое я могу тебе дать – это обещание попытаться начать все заново. Со свиданиями, как это положено взрослым людям, ухаживаниями, разговорами…

– Разговорами? – повторил Ваха и скривился, будто его терзала зубная боль. – Ты еще не наговорилась со мной за почти двадцать лет?

– А разве мы говорили?

– Все время.

– Какой мой любимый фильм?

– Что за бред? Какое это имеет значение? Нам что, пятнадцать?

– Кем я хотела стать в детстве?

– Очевидно, хлебопечкой.

Это была очередная пощечина. С чего я вообще решила, что он изменился, а?

– Потому что я ни на что больше не гожусь? – прохрипела я, чувствуя нечеловеческую боль под ребрами.

Вахид удивленно вскинул брови, будто в самом деле не понимал, как я пришла к таким идиотским выводам.

– Потому что ты ей стала, когда от меня избавилась. На хрена ты себя каждый раз обесцениваешь?!

– Я? Я обесцениваю?!

– Ну а как это назвать? «Ни на что больше не гожусь», – перекривлял меня Байсаров. Получилось похоже. И очень смешно! Боже, я правда так сейчас говорила?! Предохранители сорвало истеричным смехом. От облегчения закружилась голова. Да, я, наверное, не верила, что мы помиримся. Понимала, что люди не меняются. Особенно спустя столько лет. Но то, что он не считал меня никчемной, как я думала… окрыляло. Глядя на меня, закатывающуюся от хохота, Ваха тоже хмыкнул. Скупо. И как-то так по-мужски. А когда я успокоилась, он спросил у меня что-то совсем уж неожиданное:

– Ты сказала, что тебе тошно в нашем доме.

– Не обращай внимания, – попыталась отмахнуться я, но он не дал. Уточнив так настойчиво, что я поняла – гораздо проще будет ответить.

– Почему?

– Потому что я была здесь несчастной.

Глава 21

Я видела, как ему было неприятно от моих откровения. Понимала, какие слова и вопросы вертятся у него на языке. Его возмущение, близкое к негодованию. Да что там… Я даже могла объяснить его эмоции. Ведь именно в этом доме прошла значительная часть нашей жизни, в нем повзрослели дети. Эти стены видели много хорошего. Проблема в том, что я зациклилась на плохом. На бесконечных часах ожидания, ревности, пропитавшей здесь воздух. Своем одиночестве. Отчаянии. Его глухой нелюбви…

К моему несказанному удивлению, Вахид сумел сдержаться и промолчал. Нет, я не обольщалась, вполне допуская, что он еще выскажет все, что думает, не раз меня тем упрекнув. Но его неуклюжая попытка меня понять была такой трогательной…

– Ладно, я пойду.

– Постой, – попросила я, отвлекшись на булькнувший телефон. Эта мелодия стояла на Доннеле, который меня очень поддерживал в последние дни.

– Амина! – рявкнул Байсаров. И я, по привычке застыдившись того, чего не должна была стыдиться, виновато закусила губу и спрятала телефон за спиной, словно пойманная на горячем. – Ты что-то хотела спросить, – напомнил зло.

– Д-да. Ты же не рассказал, как прошел ваш разговор с Адамом.

– Лучше, чем перед его похищением. Страх за сына, знаешь ли, даже мне добавил терпения, – Ваха растер виски, пробежался пальцами по макушке, в который раз попытавшись обуздать отросшие вихры.

– Нам все еще что-то угрожает?

– Нет. Шантажистам сейчас не до нас. Хасан плотно за них взялся. Связи в верхах у этих ребят, конечно, серьезные, но мы тоже не лыком шиты.

– И в таких условиях ты готов испортить отношения с Саттаровыми?! Да ты что?

– Я не собираюсь ничего портить. Карьере Хасана пойдет на пользу такое дело. Он стареет, и некоторые думают, что теряет хватку.

Я озадаченно прикусила щеку. Выходит, разговоры о том, что он разорвет помолвку с Лейлой, лишь разговоры? Странно. Зачем ему опять вешать мне лапшу на уши? По привычке?

– Ты еще что-то хочешь спросить?

В голосе Вахи мне послышалось неприкрытое веселье. Он словно дразнил меня, но чем? Я не понимала.

– Нет, – бросила, поджав губы.

– Точно? – еще больше развеселился Байсаров.

– Слушай, чего ты от меня хочешь? – вспылила я.

– Ты же ревнуешь. И опять молчишь…

– Очень надо! – я попыталась засмеяться, но актриса из меня вышла откровенно хреновая. Тогда я отступила на шаг. Но Ваха действовал гораздо стремительнее. Плотно обхватив меня чуть повыше локтя, он притянул меня к себе. Я замерла, не дыша, не в силах поверить, что он это реально сделает. А он сделал. Как всегда, уверенно, но неторопливо, будто проверяя, не оттолкну ли. Или просто давая мне шанс – сказать «нет», отшатнуться, избежать всегда казавшегося мне неизбежным. Но я не сделала ни того, ни другого, и его губы накрыли мои. Теплые, наглые, знакомые до мурашек.

В этом поцелуе не было торопливости. Это, пожалуй, единственное, чего я в нем не нашла. Потому что всего остального в этом посягательстве на меня было в избытке. Жажды, права, обещания, чувств…

Мое покалеченное тело откликнулось сразу — с предательской готовностью, рожденной годами подавляемой потребности в его прикосновениях. Руки дрогнули, но не для того, чтобы оттолкнуть. В груди что-то сжалось, защемило, кровь в венах побежала быстрее. Я чуть слышно застонала от страсти, благодаря которой впервые после удара так остро ощутила свое тело.

Господи, как я скучала. Скучала по нему. По этим уверенным прикосновениям, по запаху его кожи, по тяжести руки на моей талии... и не только. Я слишком долго жила без этого. И сейчас, стоя в его объятиях, я впервые за долгое время не чувствовала себя калекой. Только женщиной. Нет. Не так. Его женщиной. И никак иначе.