Первая скрипка для злого доктора (СИ) - Варшевская Анна
– Да, – Антон кидает взгляд на меня. – Езжай с Вовой. Я позвоню, хорошо?
– Ладно, – киваю и, проследив за мужчинами взглядом, иду к регистратуре.
– Вов, – обращаюсь к мальчику, который тут же встаёт, – мне сейчас придётся учить тебя очень плохим вещам. Как врать бабушке.
– Этому меня учить не нужно, – ухмыляется мальчик.
– Да уж, действительно, чего это я, – усмехаюсь и качаю головой. – Ну тогда, значит, мы обсудим, как будем врать ей вместе.
Врать Варваре Андреевне нам приходится долго. Бабушка у Вовы – товарищ подозрительный. Но вроде бы всё-таки удаётся её убедить.
– И что, прямо совсем ничего платить не надо за это будет? – в конце концов, видимо, уже сдавшись, уточняет в последний раз.
– Нет, Варвара Андреевна, – уверенно качаю головой. – Дорогу, самое дорогое, оплачивают организаторы конкурса молодых талантливых исполнителей. А питание им там предоставят, их же поселят в гостинице. Простой, почти как общежитие, – добавляю быстро. – И еда, конечно, не то чтобы прямо такая уж разнообразная, но…
– Ох, господи, вот уж из-за этого-то не переживайте, – бабушка строго смотрит на Вову, появившегося в комнате. – Будешь есть, что дают! Не до капризов!
– Когда я капризничал? – возмущается ребёнок.
– Никогда, – пожилая женщина смягчается, кивает одобрительно, – я тобой очень горжусь!
У меня к горлу поднимается комок.
Господи, пожалуйста, пусть всё это будет ошибкой!
Возношу короткую, но горячую молитву куда-то туда, вверх, и стараюсь не выдать выражением лица, насколько мне не по себе.
– Ладно, ты иди, собирайся, – бабушка отправляет мальчика к себе. – Да концертный костюм не забудь!
А сама смотрит на меня.
– Алёна Михайловна, скажите мне честно.… – начинает негромко, и мне хочется закрыть глаза от ужаса.
Неужели догадалась?!
– … вы ведь…. сами заплатили что-то за этот конкурс?
До меня даже не сразу доходит вопрос. И только потом накатывает облегчение. Не догадалась, слава богу!
– Варвара Андреевна, я даю вам честное слово, что не платила за Вову, – смотрю ей прямо в глаза. Я ведь не вру. Действительно ни за что не платила. – Но так же честно могу сказать, если понадобится отдать какие-то деньги – я это сделаю! – заканчиваю уверенно.
– Спасибо, – пожилая женщина протягивает руку, кладёт на мои, сжатые на коленях. – Спасибо вам.
– Не благодарите, – качаю головой. – Главное, чтобы всё прошло… хорошо.
По скрипучей лестнице на первый этаж я спускаюсь еле-еле. Чувствую себя совершенно измочаленной. Антон скинул мне сообщение, что у него всё в порядке, его отпустили на два дня, и он даже уже купил билеты – я успела сфотографировать Вовины документы и скинуть ему. Так что завтра рано утром они уедут, а на следующий день он вернётся, даже успеет до начала фестиваля.
А дальше.… дальше нам останется только ждать.
Конечно, мы не встречаемся в этот вечер, как планировали. Антон собирается, да и мне не до того. Но я ещё затемно еду провожать их в аэропорт, чтобы поддержать Вову.
– Да вы не переживайте, Алён Михална, – мальчик изо всех сил храбрится. – Всё путём будет! Жалко только, что выступления я наши пропущу… фестивальные.
– Вов, ты главное поправляйся, – на секунду прижимаю мальчишку к себе покрепче и сразу отпускаю. – Этих фестивалей в твоей жизни будет ещё – не сосчитаешь! И фестивали, и конкурсы, и всё будет! Только выздоравливай! И звони мне, слышишь? В любое время! Не стесняйся, не думай, что помешаешь – звони даже ночью, если будет не по себе или захочется поговорить! Понял? Пообещай, что будешь звонить! – строгий «учительский» тон даётся мне с трудом.
Лишь бы не зареветь сейчас, лишь бы удержаться….
– Обещаю, – Вова улыбается, поправляет на плечах рюкзачок.
– Алён, давай, любимая, – Антон отвлекает меня, обнимает, шепчет на ухо. – Не плачь, всё будет хорошо! Иди!
Стиснув зубы, улыбаюсь, машу им рукой, выхожу из здания аэропорта – и только тогда из глаз брызжут слёзы. Дотерпела….
Поглаживаю футляр со скрипкой, которую Вова отдал мне на хранение – не в столицу же её тащить с собой.
Ну ничего. Вдох, выдох, расправляю плечи.
– Всё будет в порядке! – слежу за взлетевшим в воздух самолётом.
Мне бы поехать во дворец. Репетиции оркестра сегодня нет, но нужно проверить партитуры, и поговорить с работниками сцены, и…
Но сил сейчас нет. Поэтому я еду в музей. И, закрывшись в архиве, достаю так пока и не расшифрованное письмо.
«Мой дорогой, бесценный друг…»
Кому она писала? Проглядываю письмо до конца, но обращения по имени нигде не нахожу. А это может быть и мужчина, и женщина… для того времени привычное обращение.
Цепляюсь глазами за ровные строчки, выписанные убористым почерком буквы. Погода, семейные дела... Дохожу до первого протёртого сгиба, вглядываюсь в написанное, и у меня перехватывает дыхание.
«…печальное, горькое известие. Наша младшая девочка, крепкий, сильный ребёнок, не пережила тяжёлого путешествия…»
Краткое сообщение, что все лекарства оказались бессильны. Ребёнка отпели в местной церкви, и она покоится теперь под небольшой плитой с высеченным на ней ангелом.
А дальше – снова новости… О том, как устроен дом, насколько она довольна бытом и житьём в городе…
Дочитав до конца, откидываюсь на спинку стула и глубоко задумываюсь. Да, в то время это воспринималось по-другому. Горе, конечно, но… привычное. Почти обыденное. Вспоминаю переписку композитора с его многолетней поклонницей. Она тоже вскользь сообщала в письмах, что у дочери её умер новорождённый сын, а за год до этого двухлетняя дочка – и тут же спокойно продолжает разговор о рукописях и расписании концертов, которые она хочет посетить.
Вот только я никогда раньше не слышала, что родители композитора оставили здесь могилу одного из своих детей! Вообще такой информации не было!
А это значит… это значит, что они могли приезжать сюда и потом, позже! Возвращаться в город время от времени! Это же полностью переворачивает известные нам факты!
Сосредоточившись, переписываю текст письма от начала до конца, фотографирую оригинал, и в этот же день, дома, перепечатав всё в файл, отправляю своему научному руководителю по электронке. Сопровождаю своими мыслями и идеей попробовать найти то надгробие с ангелом, о котором упоминается в письме.
А ещё позже, почти ночью, мне звонит Антон.
– Как вы?! – хватаю телефон, отвечаю чуть не с первого гудка.
– Всё хорошо, Алён, – слышу усталое. – Вова в отделении под присмотром моего бывшего однокурсника. Завтра с утра начнутся обследования, ну и дальше тоже. Дима будет держать меня в курсе.
– А ты как? – спрашиваю, помедлив.
– Ты знаешь.… неплохо, – Антон слегка усмехается. – Ты была права, кстати.
– В чём конкретно? – невольно улыбаюсь.
– В том, что настоящие друзья ни за что бы не отвернулись, – говорит негромко.
– Я рада, – отвечаю тепло. – И я соскучилась по тебе, – добавляю тише.
– Я тоже по тебе соскучился, любимая. Завтра рано утром прилечу, – мужчина явно с трудом сдерживает зевок.
– Ложись спать, – усмехаюсь в трубку. – Завтра увидимся!
Завтра у меня, правда, репетиция оркестра допоздна… Но это неважно. Всё равно, уверена, Антон будет ждать у входа. И от этого делается тепло на душе.
А на следующий день у служебного входа во дворец, куда я подхожу ко времени, вижу целую непонятно откуда взявшуюся делегацию.
– Что происходит? – бормочу себе под нос, пробираясь сквозь возбуждённо переговаривающихся людей.
– Вот она! – раздаётся откуда-то голос.
– Молчи, – рядом со мной, словно из-под земли, вырастает Иосиф Давидович.
Старый скрипач говорит тихо, практически мне на ухо.
– Молчи, всё будет в порядке!
А дальше… у меня под ногами разверзается ад. Словно в каком-то дурном сне, вижу возмущающихся людей, которые обвиняют меня вообще не пойми в чём!
«Моральный облик»… «Это такие учителя теперь учат наших детей»… «Как она может быть второй скрипкой в оркестре, за какие-такие заслуги»…
