Начало нас (ЛП) - Джеймс Лайла
Она снова покусывает меня за мочку уха, и я прячу вздрагивание. Ничто в ее прикосновениях не доставляет удовольствия, но мой член каким-то образом реагирует. Блядь.
— Похоже, тебе не нравится, когда я с ним разговариваю, — говорит она. — У тебя всегда такое сварливое выражение лица. Ты ревнуешь, Колтон? Завидуешь собственному близнецу?
Да, мне чертовски не нравится, когда ты разговариваешь с моим братом.
Нет, не потому, что я ревную.
А потому, что я не хочу, чтобы ты вонзила свои уродливые, убийственные когти в его невинную душу.
Мои пальцы сжимают ее бедра одновременно в отвращении и гневе. С ненавистью. Но она с радостью принимает это за собственничество.
— Ты права. Я не хочу, чтобы он был рядом с тобой, — говорю я ей. Мой голос хриплый, и я изображаю хриплость в тоне.
Сиенна хихикает, и у меня мурашки по коже. Я ненавижу ее смех — это все равно, что лить кислоту мне в уши.
— Я никогда не считала тебя ревнивым парнем, — снова мурлычет она. — Но опять же, говорят, первого никогда не забудешь.
Сиенна очень гордится тем, что она моя первая. Она считает, что это какое-то главное достижение в ее жизни. Красивый трофей, который она выиграла. Думаю, в каком-то смысле она вышла победительницей. Мой отец почти не обращает на нее внимания, разве что когда ему нужна жена, чтобы покрасоваться на руке. Но для Сиенны это не имеет значения.
У нее богатый муж.
И сын ее мужа в ее постели — молодой, мужественный жеребец, как она любит меня называть.
Для нее это двойная победа.
— В любом случае, ты самый горячий близнец. — Ее губы касаются моего горла. — И определенно лучший любовник, чем твой отец. У тебя также член побольше.
Я вдыхаю, набирая в легкие кислород.
Я дышу.
И я снова дышу.
Я напоминаю себе, что я старший близнец.
Я должен защищать Коула.
И я буду делать именно это до своего последнего вздоха.
Она права. Если бы не Сиенна, я бы никогда не донес на Коула. Я бы никогда не предал его доверие и не сказал бы нашему отцу, что он пристрастился к морфию. Я бы постарался оставить его дома, но все равно помог бы ему.
Но как только Сиенна заявила о своих намерениях, я понял, что мне нужно вытащить Коула отсюда.
Даже если это означало солгать моему близнецу и подорвать его доверие.
Он никогда не сможет узнать правду.
Он никогда не узнает правду о моем предательстве.
Но теперь он вернулся домой, и мне нужно удержать на себе внимание Сиенны.
Ее одержимость началась в ночь аварии. Я думаю, это должно было начаться раньше, но она сообщила об этом только тогда. Только тогда я увидел правду, но было уже слишком поздно.
Сиенна просила меня доверять ей. Я сделал.
Сиенна сказала мне, что поможет мне и Коулу.
Я ей поверил.
Горечь наполняет мои легкие, когда она опускается на меня. Ненависть — это яд, и именно так Сиенна кажется мне ядовитой. Она взяла на себя весь контроль над мной, и разочарование, вызванное этим осознанием, оседает в глубине моего желудка, как кислота.
Что-то настолько опасное, что прожигает меня. Разрывая мои жизненно важные органы, обжигая мою плоть и разжигая ярость, подобную неконтролируемому аду. Он находит самый темный уголок моей души, превращая его в дом, построенный на обломках моего сердца.
Я просто никогда не осознавал, что стану перед ней в таком долгу, которого никогда не ожидал. За ее помощь пришлось заплатить.
И этой ценой был я.
Я был ей должен. За ее ложь и за сокрытие правды о происшествии.
И я поплатился своим телом.
ГЛАВА 11
Райли — 17 лет (снова младший курс)
Я люблю осень так же, как раньше любила весну. Опавшие листья, голые деревья — все красивые цвета, прежде чем они станут серыми. Земляной запах дождя и влажной травы. Тепло, сопровождаемое прохладным осенним ветерком. Праздничная атмосфера, когда люди готовятся к Хэллоуину.
Хэллоуин — мой любимый праздник, а Рождество — наименее любимый по понятным причинам. Рождество дома всегда было таким унылым и холодным.
Когда мне было девять лет, моя любовь ко всему Хэллоуину заставила меня поверить, что я, вероятно, была волшебницей в своей прошлой жизни. Я даже создала в своей голове тщательно продуманную историю фантастического мира, где я была самой очаровательной волшебницей запретной страны. Я ездила на могучем драконе и могла произносить красивые заклинания. Я полюбила злодея, потому что принц скучный.
Мы со злодеем жили долго и счастливо.
Но все это была красивая сказка.
В этой жизни я еще не встретила принца. А злодей? Что ж… в злодее из моей истории нет ничего очаровательного.
Слова доктора Бэйли эхом звучат в моих ушах, напоминая мне, что нужно оставаться сильной, когда я вернусь во внешний мир. Я находилась в реабилитационном центре гораздо дольше, чем предполагалось. Я наблюдала, как мои друзья медленно выздоравливали, а затем уходили, чтобы покорить свою жизнь. Начать заново, с твердыми целями и прекрасными мечтами.
Но я?
Я осталась позади. Наедине со своими мрачными мыслями.
Как только я достигла трехмесячной отметки, мою программу продлили еще на три месяца. Это произошло не потому, что доктор Бэйли думала, что мне нужно дополнительное внимание или помощь для выздоровления от булимии и тревожного расстройства.
А потому, что меня забыли.
Потому что мой отец попросил их держать меня там подольше. «Чем дольше, тем лучше», — сказал он. Чтобы скрыть меня от его взгляда. Позорно, насколько ты можешь использовать систему в своих интересах, когда у тебя есть деньги.
Что-то маленькое порхает передо мной, привлекая мое внимание. Мой взгляд скользит по нему, следуя за развевающимися красными крыльями, когда оно летит слева от меня. Красная бабочка.
На моих губах играет призрак улыбки.
Я непривлекательна.
Я красивая.
Я гротескна.
Я сильная.
Я неудачница.
Я смелая.
Я бесполезна.
Я достойна.
Доктор Бейли вбила эти слова в мой мозг, заставив меня признать боль, вызванную отказом моих родителей и предательством друзей.
— Твоя ценность не измеряется тем, как тебя воспринимают другие, — говорила она мне. — Потому что человеку свойственно судить. Они всегда найдут, что тебе чего-то не хватает. Но ты найдешь свою ценность внутри себя, Райли. Послушай этот голос.
Это все приятные и утешительные слова, которые помогут кому-то почувствовать себя уверенным и смелым в собственной шкуре. Со своими эмоциями.
И, честно говоря, я думала, что у меня все в порядке. Реабилитация не просто волшебным образом вылечила меня. Мои шрамы все еще глубоко запечатлены под моей плотью. Но я знала, как лучше справляться со своим расстройством пищевого поведения и тревогой. Я думала, что смогу это сделать, что я больше не развалина.
Так было до сегодняшнего дня.
Мой первый день в Беркширской академии был, мягко говоря, дерьмовым.
Наступил новый учебный год, и мои хулиганы теперь старшеклассники, а я переучиваю первый год обучения. Я подумала, что если бы мы больше не учились в одном классе, было бы легче их избегать. Я держала голову опущенной, ни с кем не разговаривала, сидела в конце всех занятий и старалась сливаться с толпой. Во время обеда я избегала кафетерия и вместо этого выходила на улицу. Нашла красивую иву и съела там свой холодный бутерброд.
Но насмешки все равно последовали.
Насмешливый шепот и насмешливое хихиканье. Они были везде, куда бы я ни пошла.
Я действительно не могу избежать призраков своего прошлого, как бы сильно я ни старалась. Иногда я задаюсь вопросом, будет ли это клеймо преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Всегда ли мне будут напоминать тот вечер на рождественском гала-концерте? Так ли теперь люди узнают Райли Джонсон? Девушка, которую выблевало на дорогую обувь отца, а затем она тут же потеряла сознание?