Украденная ложь (ЛП) - Джей Монти

— Это называют Лабиринтом, — говорит Лира, шагая в ногу со мной, пока мы спускаемся по мощеным ступеням на влажную траву перед парящим лабиринтом.

Мой желудок урчит от недостатка пищи и усталости:

— Конечно, как же еще.

Я складываю руки на груди, опираясь на левую ногу, чтобы заглянуть во вход, и вижу там лишь тьму и скудный лунный свет. Нам никак не сориентироваться здесь без фонарика.

— Он был вдохновлен греческим мифом, знаешь Тесея и Минотавра? Строители хотели, чтобы он был копией того, что находится на Крите. Они проводят эту игру для первокурсников каждый год, задания всегда разные, и обычно это какая-то головоломка. Я с нетерпением ждала этого, когда училась в средней школе.

От меня не ускользает использование прошедшего времени. С нетерпением ждала, так как сейчас ей уже все равно.

Они не только украли у нас чувство безопасности, они украли у нас чувство радости. Мы теперь боимся делать что-то веселое, боимся, что они выскочат из-за угла и сожгут нас дотла.

Что весьма отстойно, потому что я всегда считала, что неплохо разбираюсь в головоломках.

— Добро пожаловать в класс первокурсников Холлоу Хайтс! — объявляет один из учителей с микрофоном на вершине мощеных ступеней позади нас.

— Мы рады включить вас в вековую традицию! Каждый год игра проходит по-разному, но награда всегда одна и та же. Если вы найдете золотой ключ в Лабиринте, то получите доступ в одну из многочисленных потайных комнат школы, которые были переделаны в частные залы для отдыха.

Наши сверстники громко аплодируют и выражают энтузиазм, уверена, больше радуясь соревнованию, чем награде. Хотя это знаменитый университет с большим количеством мемориальных досок и наград, чем у гребаного Папы Римского, они не предлагают организованный спорт, боясь, что легкая атлетика станет более приоритетной, чем образование, а этого не может быть в такой школе, как эта.

Если бы кто-нибудь, хоть на секунду подумал, что Холлоу Хайтс делает что-то, чтобы сбить с курса величайшие молодые умы поколений, то был бы немедленно дискредитирован. Люди годами пытаются устроить сюда своих детей, чтобы их заявления скрепили, наконец, заветной скрепкой.

Вот откуда произрастет наша будущая Америка.

Мне не дает покоя осознание того, что у четверых из этих людей уже имеется кровавый, как тампон, лист с обвинениями, что они планируют делать после этого? Будут ли они помогать детям? Править свободным миром?

— Команды только из двух и трех человек! У каждой команды будет пятнадцать минут, чтобы найти ключ в лабиринте, если вам это не удастся, после сигнала тревоги поднимите фонарик к небу и ждите, пока учитель придет и выведет вас из лабиринта. Как всегда, мы хотим обеспечить вашу безопасность в это веселое время…

Далее перешли к списку мер предосторожности, которые одна половина из нас уже через двадцать секунд не вспомнит, а другая половина даже не слушает.

Мои глаза сканируют море студентов, подсознательно ища одного из них. Еще один быстрый урок, который я усвоила: если ты видишь одного из Ублюдков, значит неподалеку остальные трое. Они никогда не появляются поодиночке. Подобно акулам, которые охотятся стаей, нужно беспокоиться не о той акуле, которую вы видите, а о той, которая незаметно прячется в тени и с большей вероятностью оторвет вам кусок ноги.

Я не вижу черную толстовку Сайласа, волосы Тэтчера, и не слышу щелчка зажигалки Рука. Я даже не чувствую давления, которое возникает, когда смотрит на меня Алистер. Обычно именно так я узнаю, что они что-то вынюхивают.

Паника. Пот. Адреналин.

Как будто все мои чувства соединяются в одно, и в то же время — это не похоже ни на что испытанное мною раньше.

Боже, я ненавидела его за это.

Но сегодня я никого из них не вижу. Не чувствую их присутствия. Организованные школьные мероприятия все равно не совсем в их духе. Слишком много глаз, слишком много ожиданий, которые нужно оправдать.

Я подталкиваю Лиру бедром, слегка ухмыляясь:

— Мы все еще можем повеселиться, да? Было бы здорово иметь тайное место, где можно спрятаться.

Она хрипло смеется, и это первый звук радости за последние несколько недель.

— Ты действительно думаешь, что мы найдем его раньше, чем это сделают старательная Трейси и золотой мальчик Гарретт?

Ее взгляд устремляется на Истона и Мэри, сильную пару, как по видению, так и по характеру.

Я не упускаю из виду желто-фиолетовый синяк, украшающий его идеальное в остальном лицо, и то, как Мэри намеренно подобрала свой кардиган под цвет его рубашки.

— Дело не в том, чей папа может купить самую большую яхту. А в том, как пройти лабиринт. Никаких денег. Никакого статуса. Конечно, изо дня в день у них есть преимущество, но сейчас преимущество у нас.

— Наши очаровательные личности?

Я слегка толкаю ее в плечо, ветерок подхватывает ее локоны и отбрасывает их за плечо.

— Кроме этого, всезнайка. Наше преимущество — это уличная смекалка. Думаешь, этим детям когда-нибудь приходилось думать на ходу? Выходить из сложной ситуации без мамы и папы? Сомневаюсь.

Я не грублю, просто говорю правду.

Мне кажется, мы с Лирой единственные в этой школе, кто вырос за чертой миллионеров. Конечно, у Лиры сейчас, в восемнадцать лет, имелись деньги, но она выросла в системе патронатного воспитания, а я знаю, как это бывает. Я видела, что приемные семьи делают с детьми. Во что они их превращают и позволяют им стать.

С самого рождения ты попадаешь в этот мир без возможности позаботиться о себе. Тебе приходится учиться и адаптироваться у других. У большинства есть родители, которые направляют и учат их. Показывают им неправильные и правильные стороны жизни.

Но есть и другие.

Изгои, беглецы, одиночки, которые учатся всему этому сами. Мы учимся трудным путем, учимся на собственных неудачах, на ошибках. Мы отращиваем когти и острые зубы вместо нежных сердец. Боремся за жизнь. Заботимся о себе и своих близких. Вот и все.

— Ты не беспокоишься о том, что… — она делает паузу, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Что лабиринт загорится или что тебя зацепит медвежий капкан?

Я не смеюсь, хотя должна бы. Я не думаю, что кто-то из них может сделать что-то подобное.

Волнуюсь ли я? Да.

Дам ли я им все испортить? Чертовски постараюсь этого не сделать.

— Сомневаюсь, что они будут здесь сегодня вечером. К тому же, они не смогут попасть в лабиринт, когда мы будем внутри, у обоих входов стоят учителя. Мы будем в безопасности и сможем повеселиться сегодня, хорошо? — успокаиваю ее я.

Она кивает, не понимая, что я планирую продолжить:

— Но я действительно считаю, что мы должны подумать о том, чтобы рассказать кому-нибудь, Лира.

Некоторое время она молчит, и мы слышим, как вокруг нас снова и снова звучит воздушный горн, сигнализирующий о начале и окончании пребывания людей в Лабиринте.

— Давай отдохнем сегодня вечером. Сейчас. Всего один нормальный вечер, а утром поговорим о том, что нам делать.

Это самое близкое согласие, которое я от нее получила. Я знаю, что сейчас она скорее скажет «нет», но все равно чувствую, что это маленькая победа. Она начинает теплеть от идеи довериться кому-то. Полиции. Учителю. Любому, кто мог бы нам помочь.

Я беру ее под руку.

— Ты сможешь бегать в этой юбке?

Ее бедра облегает ткань в черно-зеленую клетку, навевая мне мысли о форме Слизерина из «Гарри Поттера».

Мило, что Лира являет собой такой парадокс. Она носит клетчатые юбки и вельветовые брюки, чтобы собирать жутких насекомых. Она всегда приходит в общежитие с грязью на коленях и ладонях. Она скрещивает ноги, когда сидит с книгой на коленях, но при этом рыгала громче, чем любой взрослый мужчина, после того, как выпьет банку колы. Как она может быть такой нежной и женственной, но при этом делать что-то, что считалось пацанским. Я восхищаюсь тем, как ей удается так легко уравновешивать части себя.