Исцели меня прикосновением (СИ) - Грейси Анна

— Н-нормально. — тихо и неуверенно, но это лучше, чем её полная отстраненность и пустота в глазах. Лучше пусть потолок и стены мои рассматривает, с интересом и живостью. — Зачем я здесь?

— Ситуация заставила действовать молниеносно. Знаю, что у Кости свиданка, а насчёт твоего отца и Маргариты не был уверен, что застану дома. Оставлять одну, не вариант. Поэтому не придумал ничего лучше. Кристин, ничего не хочешь рассказать?

Она вся съеживается, глаза в сторону отводит и обхватывает себя руками. Закрывается от меня. Я не хочу давить, но мне важно знать, теперь уже точно.

— Кристин, — нас прерывает стук в дверь. Спешно поднимаюсь и открываю, принимая горячий напиток.

— Может мне чем помочь? — спрашивает мама шёпотом, в её глазах я читаю тревогу. Она видела Кристину всего раз на том званом ужине, но всей душой прониклась к ней. В общем она маме понравилась.

— Не сейчас. — так же тихо.

— Саш…

— Сегодня Кристина останется у нас. Подготовишь мне в соседней комнате, а сейчас нам нужно поговорить. Наедине.

— Хорошо, сынок.

За мной плотно закрывается дверь. Ставлю поднос на стол и наливаю в чашку чай. По комнате разноситься запах мяты, липы и апельсина. Кристина всё также сидит отвернувшись, вглядываясь в темноту за окном, погруженная в свои мысли.

— Вот возьми.

Отпивает горячий напиток маленькими глотками, наверняка причиняя себе боль. Поджимаю губы. Да что ж такое? И тут в моей голове возникает грандиозный план. Соскакиваю и направляюсь в комоду. Усердно роюсь сначала в одном, потом в другом ящике.

— Эврика! — восклицаю, выуживая из него зажигалку. С прочным железным корпусом, черепом на одной стороне и гравировкой "Любите жизнь, которой живете. Живите жизнью, которую вы любите". Подарена она была старым знакомым, в далёкие времена, когда мотал родителям нервы, пробовал курить и ошивался на старых заброшках. Скучно мне было. Я рос непростым подростком, и в пятнадцать казалось, что меня стискивала железная клетка, лишая свободы.

Сажусь на корточки напротив Кристины, чиркаю разок, другой и слежу за реакцией девушки. Она медленно поворачивает голову, возвращается в реальность, гипнотизированно глядит на дергающееся пламя и, наверное, минуты через две переводит взгляд на меня.

— Ты очень смелая, Кристин. Можно стать твоим огнём? Позволишь?

Медленно тянусь к её лицу, безотрывно вглядываясь в радушку глаз, замечая участившееся дыхание.

— Саш, что ты делаешь? — интересуется сглатывая.

— Всего лишь пытаюсь помочь. Проверить одну теорию. — дёргается, когда я почти касаюсь щеки. Я лазил на всяких психологических сайтах, искал людей с подобными проблемами, и они давали советы, как преодолеть страх.

— Ладно, — произношу досадно и поджимаю губы, играя огоньком у её лица. Один совет в урну. — Тогда коснись меня.

— Зачем? Не понимаю.

— Прикоснись ко мне. Это не так сложно. Кристин, ты сегодня это сделала, переступила через себя, я хочу чтобы ты повторила.

Отвечать на заданный ранее вопрос, она точно не намеренна, поэтому я выбрал иную тактику, наладить с ней телесный контакт. Кристина должна переступить через страхи не в момент опасности, а когда ей ничего не угрожает. Довериться мне. А там и до ответов доберусь.

— Пальцы, запястья, лицо, волосы. Все что угодно. Ну же, смелее. Можешь для начала забрать у меня зажигалку. Я не кусаюсь.

Но Кристина отрицательно мотает головой. Хочется крикнуть от очередного провала. Всё сложнее, чем я думал.

— Что ж, значит пойдем другим путём. — выходит немного озлобленно, но вырвавшиеся с подобной интонацией слова не вернуть обратно.

Стискиваю челюсть, ловлю её внимание, удерживая взглядом, и медленно начинаю расстегивать пуговицу на левом запястье, затем на правом, неспешно перетекая к пуговицам на груди.

— Са-а-аш…

Одна. Вторая. Третья.

Лицо Кристины оживает, вспыхивает, а глаза расширяются от шока.

"Прости, девочка, но ты меня к этому вынудила".

Глава 26

На несколько секунд она отрывается от моего лица, прослеживая за движением пальцев.

Четвёртая. Пятая. Шестая.

Я неспешно расстегиваю ещё одну пуговицу, жду, когда же она меня остановит.

Седьмая.

Кристинка вновь вскидывает голову пристально глядя мне в глаза, но не останавливает. Сидит каменным изваянием слегка отклонившись назад, даже моргать перестает.

— Ты меня боишься? — также медленно стаскиваю ткань с одного плеча, приоткрывая левую часть тела. Гадая, увидит или не увидит, но кажется, Кристина больше не собирается смотреть ниже уровня моих губ. — Я ведь ничего не делаю.

— Ты… Ты… — пытается что-то выдавить из себя. Знаю, что пугаю её, из меня психотерапевт так себе, да и способы сомнительные, но другого пути нет. Только так.

— Кристин, у каждого из нас есть страхи. Даже у самых сильных. Однажды ты сказала, что огонь может быть исцеляющим. И знаешь, мне хотелось тогда поспорить с тобой и рассмеяться. Что за бред ты несёшь, как такая могучая и опасная стихия может помочь? Но, ты права… — вновь чиркаю зажигалкой перед глазами, которую пришлось закрыть, чтобы проделать манипуляции с рубашкой. Я не просто обнажаю себя, я приоткрываю душу. — У меня он тоже есть. Страх. Я до безумия боюсь его. Огня. Кристин, следи за пламенем.

Отвожу руку немного в сторону, но она всё также смотрит мне в глаза, слегка хмурит бровки и мимикой показывает что не понимает.

— Просто следи за пламенем. В нём есть ответы на твои вопросы.

Она подчиняется, а я улыбаюсь, веду руку к своим губам, а затем чуть ниже: шея, плечо, грудь. В её взгляде вспыхивает интерес, и это именно то, чего я добиваюсь.

— Его горячие языки касались моего тела. — спускаюсь к рёбрам, мне хочется показать ей то, о чем знают не многие. Что я так ненавидел долгие годы, что так нещадно причиняло боль.

— Шрамы. — произносит очень тихо на выдохе, рассматривая каждый из них. Они похожи на ажурные салфетки. Берут начало на плече, задевают область солнечного сплетения, охватывают большую часть рёбер левой части тела, и тянутся к пояснице. Ещё парочка есть на руке, но они почти не заметны.

— Это напоминание. Память о глупости и безответственности. Раньше я их ненавидел. И презирал себя, считая ничтожеством. Но позже, я им был благодарен, они изменили мою жизнь. Огонь поспособствовал этому. Он и впрямь имеет исцеляющие свойства.

— Откуда они? — подмечаю как она прикусывает губу, и пальцами по коленке постукивает, словно решается на что-то или обдумывает.

— Мне было шестнадцать. Знаешь, в том возрасте я считал себя слишком самоуверенным и взрослым. Как и те, с кем я частенько ошивался. Мы мечтали покорить весь мир, строили планы на будущее, хотели стать известными музыкантами. — усмехаюсь своим подростковым мечтам. — На старых заброшках устраивали репетиции. Я учился играть на гитаре. И у меня это неплохо получалось. А через пол года нам захотелось устроить показательное выступление. Серёга тоже был из состоятельной семьи, позвал нашу "группу" в загородный дом, пригласил своих знакомых, собралось порядка тридцати человек. Нам свистели и аплодировали, а потом все желали повеселиться. Он закатил грандиозную вечеринку. Вокруг все курили, пили и танцевали. Кто-то плескался в бассейне, а кто-то занимал свободные комнаты в домике. Я не знаю что именно произошло, вроде, по неосторожности выбросили горящий окурок куда не следовало, но проснулся я от душераздирающего крика и ржания лошадей. Серегины родители занимались их продажей. Конюшня горела. Знаешь, тот пожар чуть не унес мою и Серёгину жизнь.

Воспоминания не из приятных, но я начинаю одобрительно улыбаться, когда Кристина нерешительно тянется своей ладонью, а потом осторожно, кончиками пальцев всё-таки касается моих шрамов.

— Он побежал их спасать. Оля всё кричала, что Сергея нет слишком долго, лошади вне опасности, а его все нет. Рыдала навзрыд, просила о помощи, а огонь охватывал все больше и больше пространства. Я нашел его лежащего на полу без сознания. Запах гари душил, а я тащил приятеля с единственной мыслью выбраться. Огонь был повсюду. У самого выхода на нас что-то свалилось. Что произошло потом, не помню. Ребята говорили, что одежда на нас стала полыхать, и пока кто-то сообразил как её потушить она оставила ожоги.