Мажор по соседству. Сердце на куски (СИ) - Коэн Даша

Взлетаем!

И плевать, если в конце пути я расхреначу ее сердце в хлам. Сейчас важно не это, а то, что она наконец-то подо мной, в моей квартире, на моем диване и в моих руках. М-м, это будет увлекательный аттракцион!

Опрокинул ее на спину, прижался всем телом. Не удержался, толкнулся бедрами в ее разведенные ноги. Почти потерял сознание от снопа искр, что посыпались из глаз и запредельного кайфа, прокатившегося по телу.

Безумие, не иначе!

И теперь до конца. Я разогнался и тормозить не планирую. Зажимаю ладонями ее лицо и наконец-то ныряю в свой персональный рай. Фейерверки бомбят, шаблоны рвутся, по венам бежит уже не кровь, а жидкая лава.

А я даже не понимаю как так-то. И анализировать не собираюсь, потому что Ляля стонет подо мной, а я вылизываю ее рот, прикусываю ее сочные губы и боюсь только одного, что сорвусь и просто сожру ее заживо без дополнительной термической обработки.

Почему? Да потому что я до нее, кажется, ни разу по-настоящему и не целовался. Так, елозил по губам сотен безымянных девчонок, и только сейчас понял, для чего все это делается, зачем и почему. Чтобы взлететь, а потом разбиться к чертовой матери, просто чувствуя, как Ляля несмело мне отвечает.

Всего одно нерешительное движение языком. Нежное. Сладкое. Уносящее в дальние дали.

И все – отвал башки!

Рычу, когда понимаю, что она норовит вырваться и отталкивает меня в грудь. Отпустить? Да сейчас, ага! Фиксирую одной рукой ее подбородок. Второй перехватываю ее запястья и завожу за голову, удерживая их жестко и даю понять, что мы уже несемся на пятой космической.

Впереди целая вселенная, а ее жалкие сопротивления лишь космическая пыль для меня.

Врезаюсь в нее бедрами снова и снова, высекая из ее горла хриплые стоны. Чуть прикрываю глаза и балдею от того, как дрожат ее сомкнутые веки. Тащится и я вместе с ней. Неосознанно вскидывает бедрами, и я форменно дурею.

Легкие не справляются с нагрузками. Оба дышим надсадно. По коже ток и мурашки. И я решаю, что хватит уже, наверное, мучить друг друга аперитивом, пора сразу переходить к десерту.

Рукой рву ее короткий топ наверх. Задыхаюсь от увиденной красоты и тут же затыкаю ее рот своим, когда она протестующе мычит.

— Нет! — бормочет умоляюще.

— Нет такого слова.

Мы сегодня идем до конца, детка...

Снова накидываюсь на ее губы, терзая их языком и зубами, а затем спускаюсь ниже и начинаю пировать.

Боже, ну почему она так красива? Почему так идеальна? Почему именно от нее так срывает крышу? Почему???

— Е...Егор! — тянет со стоном, когда я ныряю языком в ее пупок.

— Я тоже хочу тебя, — хрипло и с надрывом выдыхаю чистую правду, — ни спать, ни есть, ни жить не могу – только думаю о тебе двадцать четыре на семь. Без передышки, Ляля. Увидел тебя и вмазался. Пытался из головы выкинуть – не получается. Ломка и апатия. И только рядом с тобой я снова чувствую, что живой. Вот, что ты со мной сотворила, чертова ведьма...

Всё, девочка моя, после такой оглушающей информации ты просто обязана мне сдаться без боя. И да, черт возьми, откровенная, ничем незамутненная лесть действует безотказно. Беспроигрышный вариант – подать чистосердечное и на сто процентов похотливое признание под соусом из абсолютной исключительности объекта своей страсти.

Бам!!! Прицельно и навынос!

Рву на коротеньких шортиках пуговицу, дергаю вниз молнию. Прижимаю нос чуть пониже пупка, тяну ее запах и почти отлетаю за грань реальности от кайфа, пока Ляля невнятно бормочет, намертво вцепившись мне в волосы:

— Ах, Егор....пе-перестань...ах, ну не надо...я...у меня...это у меня...

Я знаю! Я первый! Я буду нежен.

Наверное...

Предохранители глохнут. Сердце на максималках качает бурлящую лаву. В легких бушует огненное торнадо. И в голове на репите только одно – терпи, она же девочка, терпи...

Рывком поднимаюсь к ней и вгрызаюсь голодным зверем в ее губы, а сам ныряю рукой под шортики и наконец-то прикасаюсь там, где мечтал оказаться с первой нашей встречи. Лялю подкидывает от наслаждения. И меня тоже, потому что я чувствую, что она меня хочет.

Хочет!

Но мне нужно это видеть. Отрываюсь от ее сладкого рта и продолжаю раскручивать девчонку на каруселях похоти. Она дрожит. Дыхание рваное, хриплое, учащенное. Меня так вообще колошматит, но я не останавливаюсь.

Я хочу видеть, как она финиширует со мной в первый раз. Как разлетится на куски от кайфа. Как выдохнет мое имя на пике наслаждения.

Еще! Еще! Да, черт возьми!

Закатывает глаза, мелко и сладко вибрирует. В шоке распахивает глаза и шокировано выдыхает:

— Егор!

— Давай..., — вставляет так, что чуть позорно не следую за ней.

А Лялю между тем лупит судорога. Зубами впивается в моё плечо. Рычит. Выгибается в моих руках. А спустя несколько секунд жаркой, всепоглощающей агонии расслабляется и откидывается на спину, слепо шаря затуманенными глазами по потолку.

— Всё, — бормочет едва слышно.

— Нет, малышка, мы только начали, — смеюсь я и снова набрасываюсь на ее рот, попутно стаскивая с себя футболку и отыскивая в кармане домашних шорт защиту.

Горю! Предвкушаю! Руки трясутся как у забулдыги, но я счастлив как подросток, впервые дорвавшийся до плотских утех. Потому что да, все сейчас было для меня как в первый раз, ибо я никогда (никогда, слышите?) не испытывал подобного даже близко.

Слишком все ярко. Просто слишком. Всё!!!

И только я уже собираюсь сорвать с себя и с нее последние тряпки, как за нашими спинами неожиданно раздается звук отпираемой двери, а потом и гулкие шаги по коридору.

Ляля тоненько пищит и вцепляется в меня. В шоке оба замираем. А потом я в ужасе слышу голос собственного отца за спиной:

— Оу...Егор, прости...не знал, что ты дома. Жду тебя на кухне.

Вашу ж маму!

— Пусти, — скрипит подо мной девчонка, но я только жестко обрубаю.

— В мою комнату иди.

— Пусти, сказала! — глаза неожиданно распахиваются в ужасе и наливаются слезами.

— Живо, Ляля. Это всего лишь мой отец. Я сейчас его спроважу, и мы продолжим.

— Пусти иначе я так заору, что ты навсегда распрощаешься со слухом! — шипит угрожающе и я вижу, что по ее щеке ползет слеза.

Недоуменно стираю каплю, растирая влагу между пальцев, а потом получаю ощутимый тычок в грудь. Теряюсь от ее слез. Отпускаю, а потом как в замедленной съемке смотрю, как Зарецкая быстро одергивает свою одежду и несется на выход.

Всего пара секунд полнейшего ступора, а затем я слышу оглушающий хлопок входной двери.

Психанула все-таки...

Ладно, сейчас разберусь с отцом, а потом рвану за ней, а там уж нам никто не помешает.

Встаю с дивана, натягиваю на себя футболку и тру лицо ладонями. Несколько мгновений дышу тяжело, пытаясь собрать мысли в кучу и словить хоть какой-то адекват. Получается откровенно дерьмово, потому что на уме у меня только жаркий марафон с участием моей соседки, а не вот это вот всё.

— Егор! — нетерпеливо зовёт отец с кухни.

Иду на его ор, а затем замираю в проеме, складывая руки на груди и сердито взирая на собственного родителя.

— Чего хмурый такой? — щерится и недовольно поджимает губы.

— Ты какого художника приперся?

— Ну...

— Это моя квартира. Не твоя. Ясно? И ключ я тебе оставил для непредвиденных обстоятельств, а не для того чтобы тут шастал, когда тебя не просят. Ты мне запорол мероприятие, дорогой мой папа, — весь полыхаю от раздражения.

Сорвал мне волшебство с Лялькой! Вот кто он после этого, а? Это же вообще не амнистируется!

— Соседская девчонка?

— Какая разница? — огрызнулся, не задумываясь, откуда мог отец знать Зарецкую. Мозги не варили от слова «совсем».

— И что у тебя с ней? — невозмутимо продолжил допрос отец.

— В смысле что? Мне двадцать лет, пап. Я пока не научился спокойно и невозмутимо мимо красивых девчонок ходить.

— И как это понимать?

— Не волнуйся, я тебя дедулей раньше времени делать не собираюсь, да и на свадьбу пока можешь деньги не откладывать. Я просто развлекаюсь. Как хочу. Как могу. Еще вопросы?