Джейми Макгвайр - Мое прекрасное искупление
Я дернула дверцу:
– Пятый отряд собирается на совещание в три часа.
– Лииз! – позвал Томас.
Я ушла настолько быстро, насколько позволяли каблуки, и направилась к лифту.
Дверцы захлопнулись, я оказалась в тишине, наблюдая за цифрами на табло. В лифте сменялись люди – агенты, ассистенты, руководство города, и все говорили приглушенными голосами, едва слышно.
Когда на седьмом этаже двери разъехались, я вышла и попыталась незаметно проскочить мимо кабинета Маркса. Он всегда приходил рано, а Вэл обычно была у него, развлекая болтовней. Я скользнула мимо открытой двери, услышала голос Вэл и по-быстрому миновала дверь с кодовым замком. Потом завернула за угол первого бокса, прошла следующие два, нырнула в свой кабинет и заперлась.
Усевшись на трон, я повернулась спиной к стеклянной стене и уставилась на книжную полку и раскинувшийся передо мной город. В дверь постучали, но я не отозвалась. Кто-то сунул папку в ящик на двери, и я вновь осталась в одиночестве. Прячась за высокой спинкой кресла и накручивая на палец длинную прядь волос, я думала о поцелуе, о прошлой ночи и каждом мгновении, когда оставалась тет-а-тет с Томасом с момента нашего знакомства.
Он по-прежнему любил Камиллу. Я же не понимала и, что хуже, сомневалась в собственных чувствах. Но я знала одно: Томас мне не безразличен. Честно говоря, это еще слабо сказано. То, как откликалось мое тело на его присутствие, просто одурманивало. Такое невозможно игнорировать. Я желала Томаса так, как никогда не желала Джексона.
Но стоило ли это тех сложностей, что могли возникнуть на работе? И в моей душе.
Я вытащила прядь волос изо рта, поняв, что жую ее. С детства не возвращалась к этой привычке. Томас был моим соседом и начальником. Нелогично и неразумно пытаться стать кем-то большим, и, если я хотела держать ситуацию под контролем, нужно с этим смириться.
Дверь в мой кабинет резко распахнулась.
– Лииз?
Явился Томас.
Я медленно повернулась и выпрямила спину. Тревога в его взгляде сводила меня с ума. Томаса разрывало на части, как и меня.
– Все хорошо, – сказала я. – Я злюсь не на тебя.
Он закрыл дверь, прошел к креслу и сел. Подался вперед, ставя локти на стол.
– Это ни в какие ворота не лезет. Ты такого не заслужила.
– Минутная слабость. Я понимаю.
Он ошарашенно уставился на меня:
– Лииз, ты не минутная слабость.
– Передо мной стоит цель, которую я намерена достичь. Чувства, которые могли возникнуть у меня к тебе, не встанут на пути к этой цели. Иногда я забываюсь, но всегда возвращаюсь к исходному плану – плану, в котором нет места для отношений.
Томас пытался переварить мои слова.
– Именно это случилось между вами с Джексоном? Он не входил в твои планы на будущее?
– Дело сейчас не в Джексоне.
– Ты про него почти не рассказываешь. – Томас откинулся в кресле.
Вот черт! Я совсем не хотела начинать этот разговор.
– Потому что в этом нет нужды.
– Разве вы не были помолвлены?
– Тебя это не касается, но да.
Томас изогнул бровь:
– И что, совсем ничего? Ты и слезинки не пролила?
– Такое… не для меня. Я напиваюсь.
– Как в ту ночь в «Каттерсе»?
– Именно как в ту ночь. Так что у нас равный счет.
Томас приоткрыл рот от удивления, даже не пытаясь скрыть задетое самолюбие.
– Ничего себе. Понятно.
– Томас, ты, как никто другой, должен меня понять. Перед тобой стоял такой же выбор по поводу Камиллы. И предпочел ты Бюро, так?
– Нет, – уязвленно сказал он. – Я пытался сохранить и то и другое.
– Вот эта черта мне в тебе не нравится.
– Очень жаль. Придется теперь иметь с ней дело.
Я дерзко посмотрела ему в глаза. Томас хотел что-то сказать, но тут постучали, и дверь приоткрылась.
– Агент Линди? – услышала я ровный и звонкий голос, идущий из коридора.
– Да? – спросила я, увидев на пороге Констанцию.
– К вам посетитель. Я привела его наверх.
Не успела я спросить, кто вообще мог прийти сюда, как из-за Констанции появился Джексон Шульц и остановился в проеме.
– Вот дьявол, – выдохнула я.
Джексон был в рубашке цвета парижской лазури и галстуке с узором. Таким разодетым я видела его лишь в тот вечер, когда он сделал мне предложение, да на похоронах агента Грегори. Оттенок рубашки подчеркивал синеву глаз. Раньше они очень мне нравились, но сейчас я видела лишь то, что они были столь же круглыми, как и его лицо. Джексон всегда поддерживал себя в хорошей физической форме, но из-за выбритой головы казался полноватым.
Чем больше времени мы проводили вместе, тем заметнее становились его менее привлекательные черты и привычки – то, как он после еды ковырял в зубах; наклонялся набок, когда пускал газы, даже в общественном месте, и не всегда мыл руки после того, как полчаса просидел в уборной. Меня воротило даже от трех глубоких морщин на его загривке.
– Ты кто, мать твою, такой? – спросил Томас.
– Джексон Шульц. Чикагский полицейский спецназ. А ты кто такой?
Я поднялась:
– Спецагент Мэддокс занимает пост ПООСа в Сан-Диего.
– Мэддокс? – Джексон равнодушно усмехнулся.
– Да, тот самый засранец, который всем тут заправляет. – Томас глянул на Констанцию. – У нас, вообще-то, совещание.
– Простите, сэр, – сказала Констанция без капли сожаления.
Меня ей не одурачить. Она рассказала Томасу, какой кофе мне купить, а как только узнала, что в здании Джексон, сразу же привела его в мой кабинет – напомнить боссу о конкуренции. Я и не знала, стоит ли мне приструнить ее или просто рассмеяться, но, очевидно, она заботилась о Томасе. К тому же мне было приятно осознавать, что Констанция считала меня достойной парой для начальника.
– Агент Мэддокс, мы как раз заканчивали, не так ли? – проговорила я.
Томас посмотрел на меня, потом вновь на Джексона:
– Нет. Агент Шульц, черт его дери, может подождать снаружи. Констанция?
Она улыбнулась лишь уголком губ:
– Конечно, сэр. Агент Шульц, следуйте за мной.
Джексон не сводил с меня глаз, пока не удалился следом за Констанцией.
Я сощурилась, глядя на Томаса:
– Это было необязательно.
– Почему ты не рассказала о его визите? – рявкнул Томас.
– Ты думаешь, я знала?
– Нет. – Он слегка расслабился.
– Чем быстрее ты запустишь его сюда, тем быстрее он уйдет.
– Я не хочу, чтобы он был здесь.
– Прекрати.
– Что? – резко сказал Томас, притворяясь, что смотрит на многочисленные фотографии и заметки на моей стене и полке или вообще никуда не смотрит.
– Ты ведешь себя как ребенок.
