Анатолий Чупринский - Лихоманка
— Кто тебя просил!? — вскричала звездочка шоу бизнеса, — Комары! У меня от их укусов аллергия. Сыпь по всему телу. Тропические язвы!
«Маша! Перестань корчить из себя идиотку!» — чуть было не рявкнул Шагин. Но во время, спохватившись, вслух сказал совершенно иное:
— «Раптор» на что!
— Это еще что за гадость?
— Гениальное изобретение человечества. Таблетка. Засовываешь ее вот сюда, втыкаешь в розетку… — терпеливо, тоном школьного учителя объяснял Валера.
И даже наглядно продемонстрировал. Воткнул в розетку коробочку с таблеткой.
— Всю ночь можно спать, не укрываясь одеялом. Ни одна сволочь не укусит.
— Дикость какая-то! «Раптор» какой-то! Спать, не укрываясь…
Ассоль в нервном волнении ходила взад-вперед по кабинету. Поеживалась и резко передергивала плечами. Шагин присел за стол, чтоб не мешать свободному перемещению звездочки по кабинету. Зачем-то включил и тут же выключил компьютер. На втором этаже было, честно говоря, тесновато.
Раздражение все больше и больше охватывало юное создание.
— Мне надо выпить! — наконец решительно заявила она.
«Вон оно что! Младенческий алкоголизм! То-то она вся дорогу тряслась, как пьянь зеленая после вчерашнего. Мне бы раньше догадаться» — подумал Шагин.
Вслух с готовностью вышколенного официанта, предложил:
— Чай! Кофе! Молоко! Кефир!
— Ладно вам! Принеси бутылку красного вина! Оно выводит шлаки, — небрежно ответила звездочка.
«Откуда у тебя шлаки, в твоем-то возрасте?» — подумал Шагин, но опять промолчал. Кивнул и спустился вниз.
Еще много много раз за вечер ему приходилось бегать вниз-вверх, выполнять капризы юной звездочки шоу бизнеса.
Наверняка привыкла, ее обслуживают несколько горничных и помощниц.
В это время в своем крохотном хозблоке за столом сидел Феликс Куприн. Допивал чай из большой фаянсовой кружки, курил последнюю на сегодняшний день сигарету и мрачно поглядывал на настенные часы. Электронные часы «Янтарь», (разумеется, тоже с общей свалки), опять убежали на двадцать пять минут вперед. По телевизору передавали «Вести», хотя если верить стрелкам, должен был уже начаться какой-то новый, судя по настырной рекламе, захватывающий любовный мексиканский супер сериал.
Любовных телевизионных сериалов Феликс Куприн не смотрел. У него была реальная любовь. С девятой северной улицы.
В душе Феликса шевелилось смутное недовольство. Неясное, неопределенное. Так всегда бывало, если какое-то дело не довел до конца.
«Надо все-таки сходить к Шагину!» — вертелось у него в голове. «Проверить, что там и как!».
Крик в ночи незнакомой девушки не давал покоя.
— Сволочи! — не отрывая взгляда от маленького экрана телевизора «Рекорд», сказала Дора.
Это злобное, едкое, беспощадное слово в последние десять лет чаще других вылетало изо рта его некогда красавицы Доры. Очевидно, в ее воображении оно разило наповал легионы невидимых врагов. Олигархов, корупционеров, аферистов и мошенников всех мастей.
— Слышал? Эти олигархи вторую машину собрались покупать! Совсем обнаглели!
— Откуда информация? — мрачно уточнил Феликс.
— Слышала.
Феликс пожал плечами. Дора раздраженно тряхнула головой.
— Народ голодает, недоедает. Ни электричества у людей, ни теплой воды, а эти… вторую машину покупают! Стрелять таких сволочей надо!
Феликс и на этот выпад не отреагировал. Сдерживался.
— Разворовали, разорили прекрасную страну! Людей довели до ручки! В правительстве одни воры и аферисты! Куда мы катимся? В любом цивилизованном государстве народ давно бы вышел на баррикады…
Стыдно было признаться самому себе, но свою законную жену, с которой вместе прожили больше сорока, и в которую Куприн когда-то был до умопомрачения влюблен, теперь Феликс тихо ненавидел.
— Три миллиона бездомных детей! Пенсионеры по помойкам ползают, бутылки собирают! Это у них демократия называется!
Лет десять назад, он вдруг будто внезапно прозрел. Увидел Дору выходящей из душа в не запахнутом халате. И как обухом по голове. Перед ним стояла дряблая, с озлобленным лицом, пустыми равнодушными глазами какая-то незнакомая старуха, даже отдаленно не умеющая ничего общего с той его Дорой, черноволосой красавицей, умницей и насмешливой хохотушкой.
«За что мне это!?» — успел подумать тогда Феликс.
Почему-то именно с того дня он начал подмечать в жене исключительно негатив. Ее неряшливость бросалась в глаза даже посторонним, глупость и категоричность выводили из себя, женскую привлекательность давно уже как ветром сдуло.
— Сволочи! Ни стыда у людей, ни совести! Науку, образование, медицину, искусство все развалили!
Некогда убежденная либералка и западница его Дора, в одно прекрасное утро проснулась озверелой русофилкой. Чуть ли не коммунисткой. Подобная метаморфоза повергла Куприна в шок. На целую неделю. Потом как-то незаметно он смирился, решил принимать, все как есть.
Феликс и сам был не без греха. Десять лет назад тоже мечтал на каком-нибудь телеканале публично сжечь свой партийный билет. Но, увы! Как известно, в этом забеге всех обскакал известный театральный режиссер Марк Захаров.
Кто не успел, тот опоздал!
Одно время Феликс подумывал удариться в религию, прицеливался к православию, взвешивал как на весах, креститься или не креститься. Потом передумал. Решил и в этом вопросе все оставить, как есть. Дора же никогда в особой богобоязни замечена не была.
Короче, пропасть непонимания между супругами, и неприятия расширялась, углублялась, и конца края этому процессу видно не было.
— За границей виллы себе покупают, дворцы, яхты, а народ вымирает! Сволочи!
«За что мне это? За что!?».
— Детей своих в американских колледжах учат! Рожают исключительно в Швейцарии!
Себя Феликс ощущал еще вполне молодым человеком. Лет сорока, не больше. Несмотря на свои семьдесят два, Куприн лихо водил дребезжащую «Волгу», катался в деревню за хлебом на велосипеде, вставных зубов не имел ни одного и на молодых женщин заглядывался постоянно.
Ситуация усугубилась, когда в поселке на девятой улице объявилась новая соседка. Молодая женщина средних лет. В ней все было необыкновенно. И имя, и фамилия, и, разумеется, внешность.
Звали соседку Анна.
«Ах, Анна! Боже мой!».
Анна! Анечка Барбекю. Это вам не какая-нибудь Марья Ивановна Некудыкина. Куприн за зиму в Москве отрастил себе длинную бороду, «не красоты ради, а удобства для», чтоб скрыть, по его мнению, некоторые недостатки лица своего. И зачастил на девятую улицу.
Невольно Феликс сравнивал Анечку со своей некогда красавицей Дорой. И сравнения, естественно, всегда складывались не в пользу последней.
