Кейт Фернивалл - Содержантка
Сперва казак как будто опешил. Потом протянул огромные, как тарелки, руки к пламени и пожал плечами.
— Он мог не захотеть отвечать. Так… надежнее.
Возможно, Попков был прав. Но дело было не в этом.
Фыркнув от отвращения, Алексей вошел в склад и отстегнул цепь от стены. Лежавший на полу человек издал звук, похожий на собачий кашель. По-крайней мере, бедняга был жив. Никаких травм, кроме опухшей челюсти, у него как будто не наблюдалось. Охранник перевернулся на бок, пробормотал что-то нечленораздельное и захрапел.
— Поднимайся! — гаркнул Алексей и пнул его ногой.
Мужчина недовольно заворчал. Тогда Серов наклонился, поставил здоровяка на ноги и, поддерживая, вывел из сарая на ночной воздух. Мороз немного отрезвил охранника. Он покачнулся, но сумел устоять на ногах. Потом, поежившись, потянулся к теплой металлической бочке. Мужчина оказался моложе, чем показалось Алексею сначала. Пожалуй, ему было немного за тридцать. Довольно приятное лицо его было чисто выбрито.
— Итак, — сказал Алексей, — чем раньше мы с этим покончим, тем лучше. Я хочу задать тебе пару вопросов.
— Отвали.
Охранник какой-то странной неуклюжей походкой, точно утка, ковыляющая по льду, направился в сторону выхода со двора. Попков отошел от огня и похлопал мужчину по плечу. Да вот только его похлопывание было тяжелее полноценного удара любого другого человека. Охранник растянулся на присыпанной снегом земле лицом вниз, раскинув руки, и не успел он поднять голову, как казак уже сидел на нем верхом. Попков сдернул с него шапку, бросил ее в огонь и, сжав в кулаке густые патлы охранника, задрал ему голову и стал ждать, пока начнет говорить Алексей.
Серов вынужден был признать, что присутствие казака многое упрощало, хотя методы его вызывали отвращение.
— Тебя как зовут? — спросил Алексей.
Из передавленного горла охранника раздался сухой хрип.
— Дурень, дай ему говорить, — бросил Алексей Попкову.
Хватка на волосах немного ослабела, и охранник смог вздохнуть.
— Фамилия?
— Бабицкий, — просипел пленник.
— Хорошо, Бабицкий, все очень просто. Я хочу знать, содержится ли в Тровицком лагере один человек.
Бабицкий зарычал.
— Я назову тебе имя, а ты мне скажешь, находится ли этот…
— Нет.
Не задумываясь ни на секунду, Попков ударил охранника лицом об землю. Опустил и снова поднял его голову. Один раз, но этого оказалось достаточно, чтобы у того из носа хлынула кровь.
— Слушай, какого черта? Прекрати это! — взорвался Алексей. — Бабицкий, просто ответь на мой вопрос и после этого иди себе, куда хочешь.
Мужчина простонал и плюнул кровью.
— Я заключенных знаю по номерам, а не по именам.
Черт!
— У кого списки с именами?
— Они в конторе.
— Кто работает в конторе? На этот раз мне нужно имя.
Глаза мужчины затуманились, он начал задыхаться. Оно и неудивительно, ведь на легкие давила такая гора.
;—Слезь с него, — приказал Алексей Попкову.
На миг их взгляды встретились, и Алексей уже приготовился нанести удар, о котором думал весь вечер, но Попков не был дураком. Сверкнув зубами, он отпустил волосы и поднялся на колени так, что остался над охранником, но не давил на него своим весом.
Бабицкий жадно глотнул воздух и выпалил:
— В конторе главный Михаил Вышнев. Он всех знает.
— Как мне его найти в городе? Где он пьет?
— В кабаке… — он снова харкнул кровью на снег, — у шинного завода. Это паршивое место, но официантки там сговорчивые.
Алексей присел радом, достал из кармана пальто платок, вытер кровь с лица мужчины и снова поднялся, брезгливо поморщившись. Покрасневший платок он бросил в огонь, подумав о том, как бы ему хотелось так же легко избавиться от всего, что произошло за этот вечер.
— Хорошо, отпусти его.
Как ни удивительно, Попков молча подчинился.
Охранник, выругавшись, поднялся на ноги. Алексей достал пачку сигарет, вытряхнул две штуки, подкурил обе и протянул одну Бабицкому. Когда охранник затянулся, с его лица на сигарету упала капля крови.
— Пошли вы! — бросил Бабицкий, наполнив легкие дымом. — Пошли вы все! Завтра я уезжаю из этой холодной дыры.
— Куда поедешь?
— А тебе какое дело?
— Никакого.
— Меня переводят в Москву. — Его разбитые губы растянулись в усмешке. — Так что имел я и вас, и вопросы ваши.
Алексей отвернулся. Он узнал все, что было нужно. Теперь у него было имя. С этого он и начнет. Но уже без чертова казака.
12
Лида лежала на кровати и думала о договоре, который она заключила с Алексеем. Она обещала не выходить из своего номера, если он сегодня вечером возьмет с собой Попкова, но одержит ли он слово? Внутри нее все клокотало от волнения, веки словно горели изнутри. В этом-то и загвоздка: когда договариваешься о чем-то с людьми, никогда не знаешь, можно ли на них положиться. Лида смотрела в потолок, на, сырое пятно, которое постепенно приобрело форму жирафа. Наверное, наверху протекали трубы. Такие же ненадежные, как болтливые языки.
Ты прекрасно говоришь по-русски. Эти слова Елены напомнили ей, как она когда-то сказала почти то же самое Чану. «Ты прекрасно говоришь по-английски», — негромко произнесла она, вспоминая. Тогда было лето, в тот день небо над Китаем казалось громадным — необъятное переливчато-синее шелковое покрывало у них над головами. Лида улыбнулась и отпустила свои мысли, которые рвались к этому воспоминанию так же безудержно, как пчела летит на сладкий, манящий аромат цветущей орхидеи. Она не стала противиться или сдерживать себя. Не в этот раз. День за днем здесь, в этом заснеженном краю она боролась за будущее, но этим вечером Лида позволила себе пьянящее удовольствие вернуться в прошлое.
Чан Аньло вывел ее по размытой тропе к бухте Ящерицы, как называли небольшой залив к востоку от Цзюньчоу, там, где река впадает в море. Рассветное солнце лениво нежилось на воде, росшие на берегу березы бросали пестрые тени на серые плоские камни.
«Для меня большая честь, что ты считаешь мой английский приемлемым», — вежливо ответил Чан.
Ее сердце готово было вырваться из груди. Придя сюда сама с едва знакомым молодым человеком, да еще китайцем и, более того, коммунистом, она многим рисковала. Ее мать, узнай она, куда собирается дочь, наверное, привязала бы ее к кровати. Но к тому времени их жизни, его и ее, уже переплелись непостижимым образом. Она чувствовала, как малюсенькие крючки, острые, как маленькие стрелы, впиваются в самые нежные, самые чувствительные части ее тела, в живот, в худые белые бедра. И с каждым ударом сердца как будто кто-то дергал за эти невидимые крючки. Его неподвижность была такой же грациозной, как и его движения. Он был в блузе с вырезом в форме буквы V и просторных брюках. На ногах — ужасные ботинки. Когда он встретил ее на выходе из английской церкви, она поздоровалась с ним очень официально — сложила перед собой ладони и поклонилась, не поднимая глаз.
