Ангелина Маслякова - Не Dolce Vita
— А такое, что человек страдает, а ты мало того что ведешь разгульную жизнь, так еще возводишь на него поклеп!
— Ты что, защитница прав человека?
— Не смешно, — отрезала Нонна. — Мне просто очень жалко Антона.
— А меня тебе не жалко?
— Нет. Я думала ты искренняя, а ты пустышка. Говоришь гадости про человека, который тебя любит, а сама в это время крутишь роман.
— Ну хватит, — прикрикнула я на подругу. — Хватит нести чепуху! Ни с кем я роман не кручу. И насчет Антона: он взрослый, умудренный опытом человек, который совершенно не нуждается в твоем сочувствии.
— Но ты хотя бы позвонила ему, — смягчилась Нонна.
— Я никак не возьму в толк: в тебе что, материнские чувства проснулись? Но Антон тебя старше и в сыновья не годится. Так что прибереги сопли для своих будущих малышей.
Нонка надулась и, откинувшись на стул, сложила на груди руки.
— Когда я вчера завозила деньги Фаине, она говорила с Антоном по телефону.
Услышав эту новость, я непроизвольно подалась вперед.
— Он спрашивал ее о тебе. Как твои дела, все ли у тебя хорошо…
— А он не спросил, на что я живу?
— Ты про деньги… — с упреком в голосе сказала подруга.
— Да, про деньги! Когда их у тебя нет, то начинаешь о них думать. Тебе это чувство малознакомо.
— Не надо на меня нападать, — огрызнулась Нонна.
— А на меня нападать можно?
Убедившись в безысходности нашего спора, Нонна обреченно вздохнула, давая понять, что мне бесполезно что-либо доказывать, и опустила глаза на руки. На пальцах у нее красовались два огромных шикарных кольца, которые она приобрела у Фаины.
— А что ты сказала насчет украшений? — вспомнив мои слова, поинтересовалась она.
«Так я тебе теперь и сказала!» — подумала я.
Если раньше меня мучили угрызения совести относительно того, что я нечестно поступаю с подругой, то теперь я даже была рада, что не успела сказать ей всей правды. Во мне проснулись низменные чувства, на которые, мне казалось, я вовсе не способна: злорадство и чувство мести.
— Ничего.
— Но ты же что-то сказала, — пыталась надавить Нонна.
— Не помню.
Вот, я для кучи еще и с лучшей подругой поссорилась! Если так дальше пойдет, то мне не с кем будет перекинуться даже парой фраз. А в ближайшее время отшельничество в мои планы не входило…
Как бы то ни было, но слова Фаины зародили в моей душе сомнения. Я начала все чаще думать об Антоне с беспокойством, рисуя в воображении страшные картины. То он засыпает с непотушенной сигаретой в постели, то падает с лестницы, то тонет в море. Чувство тревоги поселилось в моем сознании прочно, не давая спокойно жить. Если еще несколько дней назад я могла на что-то отвлечься, забыть о проблемах, то теперь страшные, навязчивые мысли преследовали меня повсюду, даже во сне.
Промучившись пару дней и продолжая все так же теряться в догадках, я так и не решилась самостоятельно узнать о судьбе Антона, а позвонила Фаине.
— Фаина, привет, это Варя.
— Да, дорогая, — прочавкала она в трубку.
— Если ты занята, я перезвоню, — смутилась я, догадавшись, что отрываю ее от еды.
— Слушаю, говори быстрее, — с набитым ртом ответила Фаина.
Я звонила с очень деликатной просьбой, поэтому не хотела говорить об этом впопыхах, но другого случая могло и не представиться, поэтому, вдохнув поглубже, я изрекла:
— Фаина, а ты когда последний раз говорила с Антоном?
— Дней десять назад, когда заезжала к вам домой в Омане. Я же тебе рассказывала…
— А больше ты с ним не говорила?
— Пару раз по телефону, а что?
— Ну-у, — протянула я, сама не зная, о чем попросить. — Я думала, у тебя есть какие-нибудь новости.
— Ты хочешь, чтобы я ему позвонила? — в лоб спросила Фаина.
— Это было бы замечательно, — с надеждой в голосе произнесла я.
— До чего же вы, молодые, глупые, — возмущенно изрекла Фаина. — Чего так мучить друг друга? Ясно, как божий день, что любите, а нет, продолжаете упрямиться и издеваться над собой.
— Я буду вечной должницей, — прощебетала я лилейным голоском, чтобы Фаина сменила гнев на милость.
— Еще бы! Обычно я за посредничество беру процент, — вполне серьезно заявила она, — но вы с Антоном мне нравитесь, поэтому пока пользуйтесь мной бесплатно.
— Ты лучшая! — не обращая внимания на фразу о процентах, сказала я.
— Как будут новости, я перезвоню, — ответила Фаина и положила трубку, не попрощавшись.
Новостей я ждала два дня. Первый день — с надеждой и воодушевлением, второй — в тревоге, каждый раз вздрагивая от телефонного звонка. В итоге, так и не услышав от Фаины никаких новостей, я решила, что она попросту забыла о моей просьбе.
Находясь в состоянии, близком к панической безысходности, я уже была готова на любой отчаянный шаг, лишь бы увидеть свет в конце тоннеля. Понимая, что бесконечно жить в отеле и заниматься ничегонеделаньем не смогу, я начала подумывать о том, чтобы улететь в Москву и снова вернуться на работу. Благо я рассталась со своим начальством по-доброму, и Игорь Валентинович обещал в любой момент взять меня обратно.
Но вернуться в Москву означало признать свое поражение и тем самым дать окружающим повод поглумиться надо мной. Возвращение домой вызовет ехидную радость, причем с каждым днем она будет расти в геометрической прогрессии. Чем больше была зависть после моего отъезда в Италию, тем больше будет радость после моего пораженческого возвращения.
Это качество свойственно человеческой натуре: радоваться, когда твоему соседу плохо, когда его преследуют неудачи и поражения. И чем выше ты взлетишь, а затем ниже и больнее упадешь, тем больше будет злорадство «ближнего твоего». Я замечала эту черту характера у, казалось бы, самых милых и добрых людей. Конечно, ни один из них открыто это не показывает, а тем более об этом не говорит, но все ясно и без слов, когда у человека в глазах появляется лихорадочный блеск, а любопытство вынуждает задавать сотни не касающихся его вопросов. И все для того, чтобы разузнать подробности чьего-то фиаско и успокоить себя мыслью, что у других хуже, чем у тебя. Что уж говорить, если я не раз сама за собой замечала эту низкую черту. Чужие беды меня успокаивали, доказывая, что не все в моей жизни плохо.
Мысль о том, чтобы вернуться к Антону, меня даже не посещала, несмотря на то что я продолжала за него волноваться. Было четкое убеждение в том, что он должен первым сделать шаг к примирению. А уж если я себя в чем-то убедила, то сбить с толку меня невозможно.
Кроме того, полюбив Антона, я сделала его для себя героем, наделила всевозможными благородными качествами, и вдруг за короткое время все мои представления о нем начали претерпевать изменения. Однако я все равно до конца не могла поверить, что он изменился по отношению ко мне, что его прекрасные черты характера были иллюзией, и слова Фаины это подтверждали. Поэтому в душе я продолжала ждать и надеяться на наше примирение.
