Барбара Картланд - Поверженные барьеры
Хор запел, и Карлотта с огромным букетом пурпурных орхидей медленно пошла навстречу своему будущему мужу. Лишь дойдя до первого ряда, она подняла глаза. Проходя мимо Гектора, она взглянула на него, но Магда, наблюдавшая за ней, отметила про себя, что этот взгляд выдал ее тайну всему свету.
Церемония закончилась, и жених с невестой вышли из придела под звуки свадебного марша. Их ожидала машина Нормана: на Белгрейв Сквер должен был состояться небольшой прием.
Когда они садились в машину, женщина из толпы бросилась вперед и подала Карлотте ветку белого вереска.
— Благослови вас Бог, дорогая! — сказала она. — Желаю вам счастья.
Карлотта швырнула вереск на пол.
— Это к несчастью, — сказала она, задрожав, — по-видимому, для меня.
— Ничто не может теперь принести нам несчастье, — ответил Норман.
Он хотел взять ее руку, но она отшатнулась и резко вскрикнула.
— Не забывай о фате, — сказала Карлотта. — Она так легко рвется. Надо быть осторожнее.
На приеме, пожимая руки, болтая и смеясь с гостями, она улыбалась, и на ее щеках горели два ярких розовых пятна. Она никогда еще не была так хороша, но Магда знала, что она возбуждена до предела. Когда Карлотта поднялась наверх, чтобы переодеться перед отъездом, она последовала за ней и, увидев, что та одна, вошла и закрыла дверь.
— Позволь минуточку поговорить с тобой, — сказала она. — Я хочу пожелать тебе счастья, дорогая, и попросить тебя, если уж ты вышла замуж, постараться сделать Нормана счастливым. Будь ему хорошей женой.
На лице Карлотты мелькнуло, как показалось Магде, выражение страха, но оно так быстро исчезло, что Магда не была в этом уверена.
— Уходи, дорогая, — шутливо ответила Карлотта. — Если ты будешь так сентиментальна, то заставишь меня заплакать, тогда ресницы мои потекут, и я буду похожа на чучело. Я очень устала.
Магде пришлось повиноваться.
Когда она открыла дверь и увидела толпу смеющихся, болтающих друзей, она поняла, что больше не представится возможности побыть с Карлоттой наедине.
Скай сидела на кровати в комнате Нормана, наблюдая, как он повязывает галстук.
— Я бы хотела, чтобы и у меня было так же, — сказала она.
Норман отвернулся от зеркала и подошел к ней.
— Послушай, Скай, — сказал он. — У меня есть идея. Если старик не согласится, то единственное, что мне останется сделать, это дать тебе деньги, чтобы ты передала их семье Гектора. И тогда вы сможете пожениться.
Скай покачала головой.
— Это очень благородно с твоей стороны, но ты не понимаешь. Ни Гектор, ни они никогда не примут такой помощи. Они жили там всю жизнь. Они не могли бы представить свое существование без труда, без замка, защищающего их кров, как это было всегда. Кроме того, они горды, ужасно горды. Нет, мы можем только ждать и надеяться, что дедушка сдастся. Я уверена, что рано или поздно это произойдет.
— Он очень упрямый человек, — медленно сказал Норман.
— А я тоже упряма, — ответила Скай. — На моей стороне юность. Я могу ждать, а он не может себе позволить этого.
— Я никогда не слышал от тебя таких жестоких слов, — заметил Норман.
— Разве? — ответила Скай. — На самом деле мне очень горько и я не очень сержусь на него. Я понимаю его точку зрения. Но он не понимает, что мир изменился, что барьеры в обществе рушатся и исчезают. Для него Гектор — слуга, для меня — человек, и в этом все дело. В этом отличие наших поколений.
— Благослови тебя Бог, моя дорогая, — сказал Норман. — Если ты счастлива, то я спокоен, хотя мне хотелось бы, чтобы ты нашла какой-нибудь другой путь.
Она посмотрела на него сияющими глазами.
— Это вопрос мужества, — ответила она. — Ты бы сделал то же самое для Карлотты.
— Думаю, да, — сказал Норман.
Он не мог не подумать в этот момент: а что сделала бы для него Карлотта?
Но когда он увидел, как она спускается по лестнице в платье из бледно-кораллового шифона, в большой соломенной шляпе, обрамлявшей ее лицо, он почувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
Выслушав добрые пожелания и получив все прощальные поцелуи, они сели в машину. На них обрушился поток риса и лепестков роз, веселые приветствия друзей, а затем они уехали.
Норман хотел, чтобы первую ночь своего медового месяца они провели в Париже, а затем поехали бы в Канны. Он мог покинуть фабрику самое большее на десять дней, хотя и тут оставалась вероятность, что его могут вызвать. Работа на фабриках была в самом разгаре. Проводились эксперименты, и его присутствие было необходимо при подписании наиболее важных документов с дизайнерами и подрядчиками.
Вчера он работал до часа ночи, но сегодня выбросил все из головы, кроме красоты Карлотты и помнил только то, что она стала его женой. Они спокойно перелетели над проливом и уже к чаю были в Ле Бурже. Полчаса спустя они приехали в отель «Риц», где Норман заказал номера.
Войдя в комнаты, Карлотта увидела, что они полны лилий, таких же, как те, что украшали церковь.
— Как красиво! — сказала она.
Портье вышел.
Норман подошел к ней.
— Ты красивей.
Он протянул к ней руки, но в это время за дверью раздался какой-то стук.
— Багаж, — торопливо сказала Карлотта.
Он отошел.
С собой в самолет они взяли только самое необходимое, потому что новая горничная Карлотты привезла утром весь остальной багаж. Пока она распаковывала его в комнате Карлотты, Норман бродил по гостиной, затем позвонил секретарю и дал ему дополнительные указания.
Перед обедом он заказал коктейли с шампанским, и, когда Карлотта вышла из своей спальни, одетая в развевающееся платье из зеленого шифона, он подумал, что никогда не видел ее такой прекрасной. Она окутала плечи накидкой из темных русских соболей. Это был один из свадебных подарков Нормана. На запястье у нее был другой его подарок — браслет с изумрудами и бриллиантами.
— Мы пообедаем у Максима, — сказал Норман. — Это фешенебельное место, и я подумал, тебе захочется появиться там в новом платье.
— С удовольствием, — ответила она.
Он с гордостью заметил, что, когда они входили в ресторан, люди с интересом смотрели на Карлотту. Ничего удивительного — она была прелестна, и он отметил, что она обрела какое-то новое достоинство, которое придавало ей еще больше очарования.
Она улыбнулась ему с кокетливым блеском в глазах. Они говорили о многом: о свадьбе, о доме и о приемах, которые, в свою очередь, должны давать. Карлотта была весела, она выпила довольно много шампанского.
— Я люблю тебя, — внезапно сказал Норман, наклоняясь к ней. — Я никогда еще не видел тебя более удивительной. У тебя совсем не утомленный вид, хотя это был очень трудный день для нас обоих.
