С. Белмонд - Довольно милое наследство
– Все это, разумеется, на грани абсурда, – сказал Гарольд осторожно. – Люди дополняют завещания и вносят изменения в текст все время, особенно люди пожилые, чаще, когда те, кому они завещали, уже умерли. Но существует много способов усложнить жизнь наследникам. Французское законодательство, в частности, очень сложное и отчасти архаичное, особенно касательно случаев развода. Так, например, первая жена может оспорить долю последней и оставить ту без гроша.
– Да, но в данном-то случае никаких жен нет, – сказала я довольно резко. – Что задумал Ролло? Он пытается отнять у Джереми виллу? У него может получиться?
– Они попытаются любыми средствами, – сказал Гарольд. – Вплоть до того, что могут заявить, что якобы Джереми втерся в доверие к вашей двоюродной бабушке, когда она была наиболее уязвима, и уговорил ее переписать на себя львиную долю французского наследства.
Я призадумалась над сказанным, пережевывая снова и снова, словно бойцовский пес, вцепившийся в глотку противника.
– А имеет значение, что настоящий отец Джереми не… – заговорила я сбивчиво.
Гарольд сказал:
– Не должно, впрочем, это все равно. Люди оспаривают завещания под совершенно нелепыми предлогами. И даже если у них ничего не получится, это все равно задерживает процесс, который без этого был бы совершенно безболезненным. Слушайте, все это очень непросто, и ничего еще не решено, и я, безусловно, буду держать ваших родителей в курсе всех событий…
– Поправьте меня, если я не права, – сказала я. – Мои родители ведь не имеют никакого отношения к французскому завещанию. Я единственный наследник, не считая Ролло, во всей этой сваре. Так?
– Да, – сказал Гарольд, – если только ваша мать не пожелает отсудить свою часть наследства.
– Эй, я всего лишь пытаюсь помочь Джереми удержать его часть наследства.
– Как и все мы, – сказал Гарольд. – Мы не сдадимся без боя, я вас уверяю. Это касается и вашего наследства во Франции в не меньшей степени. – Я почувствовала иронию в его голосе.
Он смеялся над моей ржавой консервной банкой на колесах и каменным сараем, в котором живут змеи.
– А вот Ролло, похоже, думает, что машина кое-чего стоит, раз он пытался ее украсть, – заметила я.
– Мы думаем, что он хотел переместить ее из гаража до того, как кто-то узнал, что она там была, чтобы вы не смогли заявить на нее права. Мне сказали, что он любит антиквариат. Поверьте, у Северин все под контролем, – сказал Гарольд, своим тоном давая понять, чтобы я оставила профессионалам заниматься их делами. – Джереми всецело доверяет ей и вообще поручил все дела вести нам. Но разумеется, если вы желаете нанять своего юриста, то…
Такие штуки юристы и доктора тоже любят делать. Грозятся уйти, если вы подвергаете их методы сомнению.
– С моей стороны было бы просчетом не задать эти вопросы, – сказала я спокойно.
– Ну разумеется, разумеется, – согласился Гарольд. – А пока что я бы посоветовал вам вернуться к своей привычной жизни. Самая распространенная ошибка для людей в вашем положении – это забросить свои дела и все силы и время отдать изучению юридической ситуации по их наследству. Но не стоит забывать о личной и деловой жизни. Лучше не зацикливаться на ситуации.
Я выслушала Гарольда до конца, но пришла к выводу, что он таки относится ко мне как к ребенку, который лезет не в свое дело.
– Да, кстати, о Джереми, – настаивала я. – Я все еще хотела бы поговорить с ним. Приватно, – добавила я.
– Я передам это его секретарю, которая непременно проследит, чтобы он получил информацию, – ответил Гарольд немного раздраженно, но все же вежливо и повесил трубку.
Я покопалась в сумочке в поисках бумажки с домашним телефоном Джереми и набрала номер. С третьего гудка мне ответил автоответчик. Бесцеремонно автоответчик заявил голосом Джереми: «Оставьте сообщение после сигнала. Я вам перезвоню».
– Джереми, это Пенни, – сказала я после сигнала, как и просили.
Но тут я остановилась. Мне пришла в голову мысль, что он сейчас на другом конце провода и слышит меня. Я попыталась отмахнуться от ощущения, но оно было таким сильным, что преследовало меня.
– Джереми, – сказала я снова, – ты там? Гарольд сказал, что ты неважно себя чувствуешь, вот я и подумала, где еще ты можешь быть, как не дома? – Я подождала. Нет, честно, у меня было ощущение, что он слушает меня. – Джереми, у меня есть важная информация для тебя. Мне нужно поговорить с тобой. Пожалуйста, перезвони. Я у бабушки Пенелопы.
Я продиктовала телефон квартиры, а также свой мобильный и даже адрес электронной почты, хотя все это у него наверняка было, и повесила трубку с чувством глубокого неудовлетворения.
Глава 15
Старомодная ванная бабушки Пенелопы изумила меня. Я долго экспериментировала с ней, прежде чем разобралась, что к чему. Сама ванна была огромной, чтобы наполнить ее, надо было ждать полдня. А еще не было привычного душа на стойке, а было какое-то древнее приспособление из резины, наподобие огородного шланга для поливки, который приходилось держать в руке, и только вам кажется, что вы настроили нужную температуру воды, как все вдруг отключается. Я долго ругалась, потому что шампунь попал мне в глаза. Наконец набрала ванну и блаженно улеглась в ней. И мне в голову пришла гениальная мысль.
– Боже правый! – воскликнула я. – Джереми мне не двоюродный брат.
Я села, точно молнией пораженная, расплескав на пол воду. Я пробежалась мысленно по его образам, запечатленным в памяти на манер колоды карт. Мне стало стыдно, так стыдно, хотелось закрыть глаза.
Во-первых, эти детские игры в шпионов, из-за которых мне было с ним так комфортно, и я чувствовала себя в безопасности рядом. Он лицезрел меня в самых глупых ситуациях. Но это еще ничего по сравнению с тем, что я ему наговорила намедни: о моей личной жизни, о моих мужчинах, о моем разрыве с Полом и не только это. Все это были праздные разговоры с двоюродным братом – все равно что незнакомцу в поезде покаяться. Я была уверена, что это никак не помешает в моих будущих любовных похождениях. Но такие вещи не будешь рассказывать обычному мужчине, с которым еще предстоит общаться.
– С ума сойти! – говорила я каждый раз, когда вспоминала очередное признание о своей личной жизни. – С ума сойти! – повторяла я.
И дело ведь даже не в том, что я говорила, а как я это делала! Каким тоном, с какими жестами.
– Вот дура! – сказала я вслух.
Мой голос эхом прокатился по большой прихожей двоюродной бабушки Пенелопы. Я вылезла из ванны, обернулась полотенцем и, мокрая и несчастная, поплелась в спальню.
На туалетном столике стояла стилизованная фотография молодой бабушки Пенелопы в серебряной рамочке. Фотография выглядела так, словно ее сделали в студии, поскольку бабушка сидела, как модница тридцатых годов, в обтягивающем вечернем платье, с бриллиантовыми серьгами. Она смотрела как будто прямо на меня.
