Екатерина Карабонцева - Осторожно! Мечты сбываются.
– Господи, ну почему? За что? Зачем я опять должен испытывать эту боль? Я этого не переживу! Лучше бы ты дал мне разбиться!
А в этот момент на него смотрели сверху невидимые глаза и неслышимый голос произносил: «Не сейчас, друг мой… Не сейчас…»
* * *
Завязав себя в узел, Катя вернулась в Сан-Диего, где ее ждала волна нестерпимой нежности и любви. Ее встречали, как героя, как триумфатора, а она себя чувствовала самым мерзким, подлым и ко всему несчастным созданием на планете. Ее ожидали подарки, праздничные ужины в лучших ресторанах города и безудержный секс, который был для нее самым ужасным испытанием за всю ее жизнь. На душе у нее было так тяжело, словно она совершила самое тяжкое преступление на свете, и еще хуже было оттого, что это преступление было лучшим, что случалось с ней с момента ее рождения, и она готова была убить, чтобы испытать эти ощущения вновь. Вот только убить она могла кого угодно, кроме своего мужа. Он был слишком дорогим для нее человеком и от этого становился еще более ненавистным.
Выходные Катя провела словно в аду, и когда наступило утро понедельника, почувствовала невероятное облегчение. Она проводила Егора на работу и принялась разбирать чемоданы с целью постирать большую часть своей одежды, когда вдруг среди прочих вещей ей бросилась в глаза одна, заставившая ее застыть на месте. В сумке вместе с ее бельем лежала свернутая белая футболка большого размера. Это было выше ее сил. Дрожащими руками она достала ее и вмиг почувствовала, как ее окатило холодным потом. Это была его вещь, вещь, которую он носил на своем теле, а затем дал ей после того как… Все вмиг всплыло в ее сознании. Катерина начала метаться по комнате и биться словно в лихорадке. В ее ушах звучал его бархатный голос, его грустные, нежные глаза стояли у нее в памяти. Она не могла с этим справиться. Мужа не было рядом, а ей хотелось повеситься при мысли, что она опять будет сидеть в этой квартире, словно затворник.
Злобно захлопнув дверь и прихватив с собой лишь футболку и ключи от машины, Катя, плюнув на все предрассудки, пустилась в путь. Она ехала, не думая ни о чем, полностью поддавшись своему порыву, уверяя себя в том, что она абсолютно невинна в своем желании быть счастливой, что это вполне естественный каприз, в котором нет ничего предосудительного. Она нервно нажимала на газ, представляя себе лишь его радостное лицо на пороге дома. Но чем больше она приближалась к городу ангелов, тем больше в ее памяти всплывало их последнее расставание, и до ее рассудка доходила вся нелепость ситуации. И все же, возвращаться просто так, она не была намерена.
Подъехав к владениям Криса, она вышла из машины, дождалась открытия ворот и, дрожа, пошла вдоль лужайки к крыльцу. Не успела она пройти и половину пути, как дверь отворилась, и в проеме показался знакомый мускулистый силуэт. Катя на секунду застыла на месте, но потом совладала с собой и двинулась дальше. Как только она подошла на достаточно близкое расстояние, она смогла различить кривую, скептическую ухмылку на его страдальческом лице. Растерявшись, она не смогла придумать ничего лучшего в свое оправдание, чем «Я приехала вернуть тебе футболку…»
Лицо Криса исказилось еще больше. Казалось, в застывшей тишине можно было услышать крутящуюся в его голове мысль: «Зачем ты меня жестоко мучаешь своей неопределенностью?» Вслух же срывающимся голосом он произнес:
– Я надеюсь, ты ее не постирала?
Эта фраза была пропитана сарказмом, за которым скрывалась нестерпимая боль, и это несказанно ранило Катерину. Эта пытка была невыносима. Катя смотрела на прекрасное, мужественное тело, на его сильные руки, которые могли доставить умопомрачающее наслаждение оказавшейся в них счастливице, на дерзкое, божественной красоты лицо, а главное – потупленные от боли глаза, сверкающие кристалликами слезинок. Притяжение было сильнее ее рассудка. Позабыв обо всем, она бросилась обнимать его. Мощный электрический разряд пронзил обоих. Отрешенно поддавшись порабощающему обожанию, Катя выпалила:
– О, Господи, я люблю тебя! Я люблю тебя, дорогой! Пожалуйста, поцелуй меня!
Ничего не соображая, дрожащими руками она машинально раздевала его, стараясь как можно быстрее добраться до его тела. Ей хотелось съесть его, съесть всего без остатка, чтобы он навсегда остался с ней, был неотъемлемой частью ее. Она схватила его руки и принялась целовать их, прислоняя при этом к своим щекам, чтобы почувствовать тепло и нежность его тела.
– Я люблю твои руки! О, Боже! Это сумасшествие! Я люблю тебя до кончиков ногтей! Я с ума схожу, как я люблю тебя! Ты слышишь? Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ!!!
Она присела на стоящий рядом диван и схватилась за голову. У нее даже колени дрожали от страсти, так что не было сил стоять на ногах. Крис подошел, взял ее за руку и, сев на корточки и глядя снизу прямо ей в глаза, полушепотом произнес:
– Я тоже тебя люблю…
Будто не слыша его слов, Катя продолжала в истерике:
– Я люблю тебя с шестнадцати лет!
Крис снисходительно улыбнулся. Его тронула подобная искренность.
– Ты знаешь, – сказал он, – я догадывался о чем-то подобном.
Катя удивленно подняла на него глаза, будто эта фраза задела ее самолюбие.
– Серьезно? – спросила она.
– Ты еще спрашиваешь! – усмехнулся Крис, – Только слепому не заметно, как ты на меня смотришь!
Он подошел и нежно обнял ее за плечи.
– Наверное, стекло могло бы расплавиться, оказавшись между нами.
Поняв, что оправдываться бесполезно да и, в сущности, бессмысленно, Катя безнадежно произнесла:
– Что нам делать?
– Нет ничего проще, чем просто быть вместе, – с надеждой ответил Крис.
Но Катю этот ответ не удовлетворил. Она лишь еще больше исполнилась горя и прокричала:
– Нет ничего сложнее, чем нам с тобой быть вместе!
Крис принял этот ответ в штыки и, ощетинившись, запротестовал:
– Это какая-то бессмыслица! Разве можно, чтобы два человека так долго искали друг друга, а встретившись, взяли и так просто разминулись?!
Катя вскочила с дивана и стала нервно метаться по комнате. Наконец, она не выдержала:
– Ты хоть представляешь, как я схожу с ума?
– Поверь, очень хорошо представляю, – с кривой усмешкой ответил Крис.
– Ты знаешь, когда я мечтала о тебе в детстве, я представляла себе все совершенно по-другому. Мое воображение рисовало тебя гордым и неприступным, совершенно равнодушным к чувствам маленькой девочки. Я смотрела в твои надменные глаза на постере, покрывающем мою стену, и вновь и вновь теребила рану в сердце, уверяя себя в том, что у тебя ко мне не может возникнуть никаких чувств. Ты казался человеком из зазеркалья, далекого и недоступного мира, в который для таких обычных людей, как я, нет входа.
