Нора Робертс - Любовь побеждает все
— Вы не можете больше бегать, Аврора, ни от себя, ни от меня!
В его голосе звучало нетерпение, которое становилось тем острее, чем плотнее его губы прижимались к ее губам. Он хотел, и гораздо отчаяннее, чем мог поверить сам. Его потребность в ней была сильнее, чем он позволял себе признаться. Ее неуверенность, ее колебания пробуждали самые примитивные стороны его натуры. Требовать, брать, обладать! Все мысли в его голове сплелись в один пульсирующий клубок желания. Он испытывал не приятное ожидание, как это бывало с другими женщинами, а ярость, горящую, почти неистовую. Почувствовав первый намек на капитуляцию, он чуть не сошел с ума.
Его губы были так голодны, а руки так сильны! Он настойчиво прижимался к ней всем телом и держал ее так, словно она принадлежала ему. Дэвид был почти готов к насилию, но внутренний голос останавливал его. Он всегда знал, что выбор в конечном счете за женщиной. Она может дать или отказать. Как камень, брошенный в чистую воду, ее решение, принятое сейчас, пустит рябь по всей ее жизни. Когда она утихнет и утихнет ли, предсказать невозможно. Эй Джи знала, что давать всегда рискованно. А риску обычно сопутствует некое возбуждение, некий страх. С каждой секундой удовольствие становилось все более дерзким и зрелым, пока она со стоном не поднесла руки к его лицу и не сдалась.
Это всего лишь страсть, уговаривала себя Эй Джи, чувствуя, как напряглось и заныло ее тело. Потребность, созревающая в ней, не имела ничего общего с ее мечтами, надеждами и желаниями. Она не могла сопротивляться своей страсти и не могла отказать его страсти. На сегодняшний вечер, только на сегодняшний вечер, она позволила себе быть ведомой этой страстью!
Он мгновенно понял, что она принадлежит ему. Ее тело не ослабло, а напряглось. Капитуляция, которой он ожидал, стала голодом, таким же настойчивым, как и у него. У них не будет медленного обольщения, мягкого убеждения. Желание, как лезвие бритвы, сулило не только удовольствие, но и боль. Оба это понимали, признавали и принимали. Вместе они упали на постель и позволили огню разгореться.
Его халат обвивался вокруг нее. Нетерпеливо выругавшись, Дэвид стянул его с ее плеч, обнажив соблазнительные изгибы. Его теплые губы беспорядочно блуждали по ее лицу и гладили ей горло, оставляя ее неудовлетворенной. Он потерся щекой о ее щеку, она застонала от удовольствия. Он стремился мучить, он стремился господствовать, но она охотно встречала каждое его движение. Она чувствовала теплый след его языка и ежилась в предвкушении. Она принялась рывками расстегивать пуговицы его рубашки, пока ее терпение не иссякло и она просто сорвала с него рубашку.
Она проводила ладонями по его мужественному, крепкому, сильному телу, тщательно исследуя каждый бугорок его мускулов. Его запах овладевал всеми ее чувствами. Она ощущала бурное желание, горячее намерение. Ощутив его дрожь, Эй Джи невероятно возбудилась. Его болезненное, настойчивое, отчаянное желание передалось ей. Это было именно то, чего она хотела. Такая же безжалостная, как и он, она стремилась лишить его контроля над собой.
Постель, застеленная мягкой, гладкой простыней, напоминала поле боя, полное огня, дыма и страстей. В воздухе чувствовалось дыхание весны. Но это ничего для них не значило. Теплое тело и жесткие потребности, переливающиеся мускулы и крепкие руки — вот что было сейчас их миром. Он сорвал халат с ее тела, и у нее перехватило дыхание, но не от страха, не из протеста, а от возбуждения. Когда он прижал ее руки, она воспользовалась губами как оружием, чтобы лишить его разума. Она выгнула бедра, прижимаясь к нему, мучая, соблазняя, возбуждая. Скольжение его рук по ее телу удваивало ее силы и возбуждение.
Но здесь, в этом бурлящем, пылающем мире не будет ни победителя, ни побежденного! Огонь стремительно распространялся по ее коже, оставляя тупую, пощипывающую боль там, где касались его руки или губы. Она хотела этого, наслаждалась этим и жаждала большего. Не желая надолго оставлять за ним инициативу, Эй Джи перевернулась, оседлала его и сама начала осаду.
Он не знал прежде, что женщина может вызвать у него дрожь. Он не знал, что женщина может причинить ему боль одним желанием. Она была такой же податливой и ненасытной, как он. Она была обнажена, но неуязвима. Она была страстна, но неуступчива. Он видел при лунном свете ее светлые спутанные волосы, ее кожу, сверкающую не от возбуждения, а от неудовлетворенного желания. Ее мягкие, но достаточно требовательные и дерзкие руки гладили его, и у него от этого перехватывало дыхание. Она с бешеным нетерпением стащила с него слаксы. У него закружилась голова и все тело затрепетало, а она распростерлась поперек его тела и крепко прижалась к нему.
Это было безумие, но оно ему нравилось. Это была мука, но он молил, чтобы она не кончалась. Когда-то он думал, что обнаружил в ней тлеющую, скрытую страсть, но к подобному он готов не был. Она была само обольщение, сама жажда, сама алчность. Окунув обе руки в ее волосы, он прижал ее губы к своим губам, и она могла пробовать их на вкус.
Это был не сон, ослеплено подумала она, когда его губы впились в ее губы, а руки снова овладели ее телом. Ни один ее сон не был таким бурным. Реальность никогда не была столь безумной. Сцепившись с ней, он перевернул ее на спину. Когда она вдохнула, чтобы глотнуть воздуха, он вошел в нее так, что ее тело, напрягшись, прогнулось навстречу ему. Она подняла руки, слишком ошеломленная, чтобы понимать, как ей необходимо держаться за него. Тесно переплетясь, их силы питали друг друга так же, как их голод.
Потом они лежали рядом, слабые, пресыщенные, оба побежденные.
Наконец здравый смысл начал возвращаться. Эй Джи снова увидела лунный свет. Его лицо было спрятано в ее волосах, но дыхание стало ровнее. Ее руки по-прежнему обнимали его, тело крепко слилось с его телом. Она приказала себе отстраниться, восстановить дистанцию, но ей не хватило воли подчиниться.
Это же всего лишь страсть, напомнила она себе. Это всего лишь потребность. Оба чувствовали удовлетворение. Теперь настало время разъединиться, разойтись. Но ей хотелось прижаться щекой к его щеке, бормотать что-то глупое, и чтобы так продолжалось до самого восхода. Крепко закрыв глаза, она боролась со стремлением смягчиться, дать то, что уже безвозвратно потеряно.
Дэвид не знал, что женщина может вызвать в нем трепет. Он никогда не предполагал, что женщина сделает его слабым.
И все же не стоит чувствовать себя таким ослепленным. Таким потерянным.
Дэвид не был готов к такой силе чувства. И никак не думал, что потребность станет еще сильнее после того, как ее удовлетворишь. Казалось, он подарил ей часть себя. Поэтому его еще сильнее тянет к ней!
