Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ)
- Ты что делаешь? - взбеленилась я и отправилась в ту же сторону с намерением срочно откинуть крючок и удрать.
- Дверь закрываю, - Серёга повернулся ко мне. Боженьки, да он пьян. Ещё не хватало на мою голову пьяного Логинова.
- Зачем? - я скользнула мимо него к двери. Он задержал, оттолкнул назад.
- Поговорить надо.
- Для этого не обязательно дверь закрывать.
- А это, чтоб не дуло. И чтоб нам никто не помешал.
Ну и ну, влипла так влипла. Я отступила назад. Пусть между нами сохраняется условно приличная дистанция. Бережёного бог бережёт. На какие конкретно подвиги способен пьяный Логинов, мир пока не знает. Я - тем более.
Я постаралась успокоиться, хотя злость в душе начала побулькивать, грозя закипеть белым ключом. С пьяными и больными на всю голову следует вести себя спокойно, сдержанно, не провоцировать.
- Хорошо, - согласилась терпеливо. - Давай поговорим.
Он немедленно пошёл ко мне, светлея лицом.
- Послушай, ненаглядная...
- Вот терпеть не могу, когда ты меня так называешь!
Он остановился.
- И как прикажешь тебя называть?
- Антониной вполне сгодится.
- Слишком официально, - улыбаясь, отказался он.
- Ничего, потерплю, - мысли в голове путались, не желая складываться в стройный, логически обоснованный ответ на вопрос "что ему от меня надо". - Теперь нам никто не помешает. Говори быстрей, что хотел, и я пойду.
- Куда-то торопишься? - неприятно ухмыльнулся Логинов.
- Домой. Здесь мне неуютно и страшно.
- А чего тебе бояться? Ты же у нас смелая. Одним махом семерых побивахом.
- Не чего, а кого. Тебя, благодетель. Потому, что ты пьян, - я действительно начинала опасаться Серёгу, за несколько минут успевшего перейти от плохого настроения к хорошему, от хорошего - к явно недоброму. Лучше, наверное, его не злить. Вдруг, как ответственный опекун, за ремень возьмётся в воспитательных целях? В прошлом году обещал, застукав нас с пацанами за интересным делом. Мы швыряли в костёр с великим трудом добытые боевые патроны, наслаждаясь всеми вытекающими световыми и шумовыми эффектами. Вот тогда и обещал, припомнив сидорову козу. Кроме всего, он таки пьян сейчас. Наш сосед, дядя Вадик, хрестоматийный пьяница, под парами легко сдвигался от одного настроения к другому, - раз по пять за час, - иногда доходя до неуправляемой ярости. Вдруг Логинов такой же?
- Раньше ты меня не боялась.
- Так то раньше. Раньше и ты был другим, - не без вредности заметила я. - И потом, откуда тебе знать? Давай уже, говори, что хотел.
Мой неприятный тон его задел или сами слова? Непонятно. Сложилось впечатление, что он передумал в последнюю секунду, заговорил вовсе не о том, о чём собирался.
- Ты в курсе, что твои дружки мелко гадят Тане?
Ах, вон оно что! Его, оказывается, исключительно Таня интересует? Меня - нисколько. Век бы её не видать. Или видать, но в гробу, в белых тапочках. Судя по началу, этот разговор добром не кончится, я кишками почувствовала. Буквально на днях Шурик Родионов поделился со мной интересной новостью: Лаврова платила тем, кто меня бил в первый раз; обещала заплатить и тем, кто собирался снова заняться сим богоугод... тьфу, лавроугодным делом. По упаковке настоящей американской жвачки, по две "родных" пачки Мальборо и по две привозных же банки кока-колы. Расплачивалась и за бойкот, и за прочие прелести, затейница наша. Поведать об этом Логинову или не стоит?
- Гадят, кстати, изобретательно.
- Да ты что? - удивление моё было настоящим, не наигранным. - Поделись подробностями.
От любопытства начала пританцовывать на месте подобно цирковой лошади.
- Чего это ты кренделя выписываешь? - нахмурился Логинов.
- Переступаю с ноги на ногу. От нетерпения. Жажду красочного описания лавровских мучений.
- Жаждет она, - разозлился Серёга. - Не будет тебе никаких подробностей.
- Но должна же я знать, в чём ты меня обвиняешь? - я не оговорилась, слишком хорошо просекала натуру Логинова, знала его привычки. Не дружков, меня он собирался обвинить. - Впрочем, не хочешь - не говори. У пацанов узнаю.
Я снова начала подвигаться к двери, аккуратно, по сантиметру, из боязни, что заметит и воспрепятствует. Разборки, как правило, времени требуют. Авось успею откочевать на солидное расстояние, вплотную к выходу. Одновременно перерабатывала полученную информацию. Про мелкие гадости Шурик ничего не рассказывал. Не знал? Кто тогда развлекался? Воронин? Ни в жизнь не поверю.
Логинов, как все поддатые люди, вцепившись в одну идею, не хотел с ней расставаться, продолжал её развивать.
- Точно знаю, это твои происки.
- Думай, как тебе больше нравится. Разрешаю, - после авансом выданной мне "шлюхи" стало безразлично, каких собак ещё он собирался на меня повесить.
- Последний твой фортель перешёл границы допустимого...
- Мой? - перебила я. - Просвети, интересно.
Думала, он про историка мне напомнит, и я его тогда на законных основаниях тонким слоем по кирпичной стенке размажу. Морально, само собой.
- Тани два дня нет в школе...
- Я за ней не слежу, без надобности. Прости убогую.
- Не перебивай старших, мелкая. Сколько можно тебя правилам поведения учить? Так вот, она траванулась апельсином, которым её твои стороннички угостили.
- Не факт, что мои стороннички. Могли быть независимые от меня... так сказать, параллельные противники. До ангела твоей Танечке очень далеко, не доплюнуть, - отмазалась я, но уже почти на сто процентов знала инициатора.
Когда-то давно, в третьем классе, мы с Лёнькой Фроловым столь нетрадиционным способом расправились с общим обидчиком, Вовкой Кисленко. Тот был натуральным уголовником в потенциале. Пользуясь выдающейся среди ровесников силой, отбирал у всех деньги, игрушки, ценные вещи и разного рода вкусности. Ему пытались устроить тремя классами "тёмную", не получилось. Кисленко благополучно отбился. Тогда мы с Лёнькой надыбали очень аппетитный апельсин, купили в аптеке пурген и стырили в школьном медпункте шприц. Несколько таблеток пургена растолкли в пыль, развели небольшим количеством воды и при помощи шприца начинили лекарственным раствором апельсин. Впрыснули солидную дозу сразу во всех местах, где предполагались дольки. Остальное - дело техники. Апельсин лежал у Лёньки на парте в открытом доступе. Фролов весьма натурально изображал, что готовится его с насаждением вкушать. Кисленко не снёс вопиющей несправедливости жестокого к нему мира, апельсин отобрал и, во избежание гнусных фроловских кляуз училке, сразу его сожрал, весь. Нет фрукта - нет проблемы. Поди, докажи! Фролов истинное горе изобразить не сумел, давясь смехом, выскочил из класса, я поторопилась следом. Как же мы ржали возле лестницы! До икоты. Еле успокоились. Стоило сначала дождаться развязки. Ждать пришлось недолго, всего один урок. На русском языке Кисленко сидел гордым победителем. На математике схватился рукой за живот и попросился в туалет. Его отпустили. Короче, он на математике четыре раза бегал к унитазу и на чтении раз пять. Его прямо с урока чтения отправили в медпункт, оттуда домой. В классе он не появлялся три дня, в течение которых вся начальная школа блаженствовала. Когда наконец вышел и сделал предъяву Лёньке, за Фролова горой стал весь класс во главе с училкой. Кисленко вынужденно отступил. Хорошо, Логинов тогда не подозревал о моём существовании.
