Маргарита Южина - За сбычу мечт
– Что случилось-то? – никак не могла сообразить Маша. – Вы чего?
– Мы… Мы пришли тебя пригласить на ужин, – быстро сообразил Матвеев. – Вероника, я не повел вас сегодня в театр, поэтому… Поэтому устраиваю для вас ужин!
– А… А что, Машку тоже будем брать? – тихонько обратилась к нему Вероника.
– Обязательно! – лучился радостью Матвеев. – Мария! Срочно одевайся! Мы сейчас такой ужин забабахаем! Маш, а ты не помнишь, что у нас там в холодильнике есть?
– У нас разные холодильники, – напомнила Маша. – В моем, например, ничего нет.
– И в моем тоже! – совершенно счастливым голосом заявил Матвеев. – Значит… Девчонки, вы накрываете на стол. А я быстро лечу в магазин! Все! Обсуждению не подлежит.
– Какой магазин? – начала было Маша. – Времени уже…
– И ничего не «времени»! – перебила ее Вероника и тут же про подругу забыла. – Васенька, мне, пожалуйста, коньячку. Только я совершенно не умею пить дешевый! Это такая мерзость!
Маша вздохнула и поплелась переодеваться – все равно уже не получится уснуть.
Пока Матвеев ездил, Вероника трещала, не умолкая.
– Машка, ты не представляешь! – закатывала она глазки. – Это такой мущщина!
– Так вы в театре-то были? – не поняла Маша.
– Какой театр! Я вообще эти современные театры… – махнула рукой подруга. – Короче, я сижу, жду-жду, а он все не едет. Ну и позвонила ему. А он мне, типа, Верочка, звезда моя ненаглядная, в театр ехать сегодня не могу, так как отвратительно себя чувствую. Но… скучаю, люблю, тра-та-та, бла-бла-бла…
– Верка, ну чего ты все время врешь? – поморщилась Маша. – Ни фига он тебе про любовь не говорил!
– Маша, – тоном первой учительницы произнесла Верка. – Надо слышать мужчину между строк! Мне ничего не надо объяснять… в отличие от тебя. Если мужчина говорит, что он приболел и не поедет в театр, это значит – приходи ко мне немедленно, я болею, мне нужна твоя забота и ласка! Чего непонятного? Вот я и приехала! И он, конечно же, ни фига не болел. Ходил нервно так по гостиной, меня ждал.
Маша только головой качала. Это ж надо так все перевернуть!
– А зачем вы ко мне поперлись? – угрюмо уставилась она на подругу. – И ходили бы вдвоем… нервно, по гостиной.
– Будь спокойна, уж нашли бы, чем заняться, – хитренько усмехнулась Вероника. – Только… Ты же была дома! И могла в любой момент ввалиться к нам в комнату. В самый неподходящий момент. Понимаешь, о чем я, м-м-м?
– Не понимаю, – насупилась Маша. – Во всяком случае, это не я, а вы ко мне ввалились в самый неподходящий момент – я еле уснула, а вы…
– А мы думали, ты померла там, – простенько объяснила Вероника. – И вообще! Чего ты все время хмурая какая-то?! Прямо не улыбнешься, не обрадуешься. Сил нет уже с тобой разговаривать!
Маша и сама не слишком рвалась болтать, но Вероника молчать просто не умела. Видимо, она говорила через силу. Но уж как-то чересчур много.
Матвеев вернулся очень скоро. Весь обвешанный, как Дед Мороз, он ввалился в гостиную, и сразу стало шумно.
– Ой! – запрыгала и захлопала в ладоши Вероника. – А мы уже заждались!
– А почему в доме музыки нет? – кричал Матвеев, выгружая пакеты. – Вероника, подойди к тому вон аппаратику, нажми красненькую кнопочку… Красненькую, Вероника… Да сильнее нажимай!
Вероника старалась вовсю, и музыка все же появилась. Матвеев был весел. Вероника была вне себя от счастья, и только Маша никак не могла веселиться. Вот вроде и заставляла себя шутить, улыбаться, но сама понимала, как натужно это выходит.
– Девчонки, за вас! – сказал первый тост Матвеев, когда все трое уселись за стол. – С вами каждый день праздник!
Вероника опрокинула в рот сразу весь бокал и быстро-быстро замахала руками возле рта – вроде бы и ни пила никогда ничего крепче молока. Матвеев сразу же сунул ей на вилочке кусочек колбасы. Вероника, хитрюга, не просто взяла вилку, а ухватила руку Матвеева и только так закусила. Матвеев хоть и пытался вырвать руку, но хватка на мужиков у Вероники была бульдожья.
Маша и вовсе не стала пить. И есть не хотелось. Опять накатила грусть. Ох, до чего ж она не любила, когда в веселой компании попадался кто-нибудь с кислой физиономией, а теперь вот сама так и норовит испортить людям праздник. Как бы незаметно увильнуть, оставить их вдвоем? Вон и Верка уже в нее молнии мечет.
– Маш, выпей, – тихо посоветовал Матвеев и протянул ей бокал. – Это хорошее вино. Я специально выбирал.
Она только качнула головой и поморщилась.
– Выпей, Маш, – смотрел ей в глаза Матвеев.
– Ой, ну что ты ее уговариваешь? – накинулась на него Вероника. – Не хочет она! Чего уговаривать? Василий, а давай споем, а? Нет, давай еще по стопочке… ха-ха! Я уже совсем! Здесь же одни сплошные фужеры! Вась, давай по фужерчику и… «Ну где ты взял такую прынцессу?».
– Маш, выпей, полегче станет, вот увидишь, – тепло проговорил Матвеев. – Немножко.
Маше тоже не хотелось, чтобы Матвеев ее уговаривал, да и Верка вон как нервничает… Она взяла фужер и выпила. Вино было сладким, холодным и очень приятным. Через минуту по всему телу разлилось тепло, а в голове куда-то все поехало.
– Это настоящее, виноградное, – улыбнулся Матвеев. – У нас на работе один клиент привез откуда-то с Кавказа, сам делает.
– А мне?! Вася! Я требую! – старательно выходила на первый план Вероника. – Мне надо еще налить!
Маша просто удивлялась – Верка и выпила-то всего ничего, а как же ее развезло… Но думала она так недолго. Потому что неожиданно… неожиданно ей вдруг захотелось поплакать. Да! Громко, навзрыд! Чтобы… чтобы вместе со слезами ушли все воспоминания об Игоре. Но… Но плакать было нельзя. Еще не хватало, чтобы Матвеев видел, как она нюнит! И Верка! Вот порадуется-то! Или… чего ей радоваться-то?
– Наливай, – решительно махнула она рукой Матвееву.
Тот внимательно посмотрел на Машу, потом на Веронику и… налил дамам еще.
– За нас! – выкрикнула Верка, выпила и рухнула на стул. – А ч-чего? Петь не будут? Вас-ся! Закажи нам… «Во поле… березка стояла»! Или этот… как его… «Мы с тобо-о-о-ой… оторвались от стаи… потому что у нас… крылья все оторвали-и-ись»!
Пока Верка голосила, Матвеев взял телефон и отошел к окну. О чем и с кем он там говорил, Маша уже не слышала. Да и плохо соображала.
– Машка… Давай еще, – присела рядом с ней Верка. – За счастье давай.
– Нет, – покачала головой Маша. – Тебе уже больше нельзя. А то… А то Матвеев тебя любить не будет.
– А тебя? – отчего-то поинтересовалась подруга.
– И меня… – согласилась Маша. – Только мне плевать. А тебе… тебе нельзя.
