Обычная история (СИ) - Резник Юлия

В реальности все делится надвое. С людьми я одна. А наедине с собой совершенно другая. Здесь, отгороженная от всех и вся, я могу перестать притворяться… живой. Могу не тратить силы на абсолютно никому не нужные процедуры: могу не мыться, не есть, не чистить зубы, вообще не вставать с кровати. Могу ни с кем не говорить. Могу в острых приступах мазохизма перечитать переписки бывшего с его ушлой шлюхой, пересмотреть их фотографии и редкие видео, на которых, правда, преимущественно запечатлена Сашка.

Они на море. Судя по видам – в Греции, но точно я не знаю, потому что не спрашивала. Когда после первого Сашкиного визита ко мне Реутов сообщил, что у них запланирован отпуск, я восприняла их отъезд едва ли не с облегчением. Слишком плохо мне было, слишком мало сил у меня оставалось на дочь. Я столько времени провела, мечтая о том, как мы снова будем вместе… Столько, блин, времени! А когда это стало возможным, не почувствовала практически ни-че-го. Если только чувство вины за неспособность выжать из себя радость. Вины такой силы, что я под ней горбилась и сжималась.

И с Мишей некрасиво вышло. Он же на что-то надеялся…

И с Таиром. Хотя этот, кажется, как раз не надеялся ни на что. После поездки домой он вообще свел наши встречи к необходимому минимуму. В этом не было никакой демонстративности, но все же стало понятно, что он не собирается продолжать то, что мы начали. И хорошо. Не пришлось самой ничего выдумывать, чтобы положить этому конец. Не уверена, что смогла бы, учитывая то, какое отупение на меня накатывает, едва я переступаю порог своего дома, придумать что-нибудь вразумительное. Достаточно того, что мне от коллег приходится отбиваться, которые зовут меня то на прогулку, то в кафе, то в кино, показы которого проходят на большом проекторе в летнем саду. Хорошо, у меня теперь есть квартира, куда я уезжаю в пятницу и возвращаюсь в понедельник рано утром. На работе вру, что провожу время с дочкой в городе. А на деле, вот как сегодня, лежу в нашей старой квартире, отвернувшись к стенке. Час лежу, пять часов, сутки, двое, глядя сухими воспаленными глазами в стену.

Телефон звонит неожиданно. Таир. Отвечать не хочется. Но он не беспокоил меня две недели! И наверняка случилось что-то из ряда вон, раз уж он объявился.

– Да? – от долгого молчания голос выходит непривычно хриплым, и горло саднит.

– Привет, Кать. Вот, еду из города, думаю, дай тебя подвезу.

– Спасибо, конечно. Но я завтра планировала возвращаться.

– Да брось. Десятый час. Что тебе даст эта ночь? Говори адрес.

Судорожно соображаю, как быть. Возразить? Не вариант. Еще не хватало, чтобы он что-нибудь заподозрил. Согласиться поехать с ним? Пожалуй, иных вариантов нет.

Ну какого черта? У меня были, по меньшей мере, еще двенадцать часов покоя, а теперь придется опять играть… Господи, как я это ненавижу! Может, в окно?

Смерть давно уже меня не пугает. Какие-то отголоски чувств вызывают сами мысли об этом. То, что я вроде как готова, и даже с радостью жду старуху с косой – это же ненормально, да? Надо, наверное, что-то с этим делать. Но с другой стороны, зачем? Всем от этого будет только лучше.

– Катя! – напоминает о себе Валеев.

– Сейчас скину адрес эсэмэской.

– Давай. Жду.

Выполнив обещание, плетусь в ванную. Тщательно моюсь. Но моюсь не для того, чтобы Таир мной не побрезговал, нет. А чтобы он тупо не догадался, как я провожу свое свободное время. И не… вернул меня в зону? Ну, или не сбагрил в дурку. Тут, наверное, существует два сценария развития событий. Ни один из них мне не нравится.

Помывшись, одеваюсь в чистое, открываю окна и на всю мощь включаю кондиционер, пусть так и нельзя. После себя квартиру лучше проветрить. Под ногами знакомо поскрипывает паркет. На меня накатывает смиренная безысходность. Сажусь прямо на пол в гостиной. По его поверхности скользят тени, прячутся по углам… Наблюдая за их причудливым танцем, я отчетливо понимаю, какой глупой была затея с покупкой этой квартиры. Без Реутова и Сашки наш дом смахивает на труп любимого близкого, с которым пришли попрощаться. Ты вроде знаешь, что это он, и находишь даже какие-то знакомые черты. Но все равно понимаешь, что в лежащем в гробу теле нет ничего от того, что ты так любил. В нем нет главного. Нет души…

Все мои попытки воскресить прошлое – чистой воды идиотизм. Разве я могу вдохнуть жизнь во что-то, если по правде и сама – зомби?

Таир присылает сообщение, что подъехал, но я еще долго не могу заставить себя встать с пола. Так и сижу, водя по сторонам сухими воспаленными глазами. Сердце устало гонять сжиженный концентрат из боли и равнодушия. Каждое новое биение – как надрыв, как микроинфаркт. Боже мой. На что я вообще рассчитывала?

«Кать, еще минута, и я поднимаюсь».

Встаю, быстро закрываю окна, выключаю кондиционер и перекрываю воду. Может, я сюда не вернусь, как знать? А может, опять, дуру, потянет.

Сбегаю вниз по ступенькам, запрыгиваю в машину.

– Добрый вечер.

– Привет, Кать. Неплохой райончик, – ухмыляется Таир, мазнув по мне въедливым взглядом.

– Да, ничего.

– Как дела вообще? Как жизнь?

– Ну, вот. Купила квартиру в таком райончике, сам как думаешь? – улыбаюсь, намекая, что все у меня более чем прекрасно. Валеев задумчиво кивает. Дескать, ага, кайф. И я расслабляюсь, какого-то черта поверив, что в самом деле смогла его убедить в том, что моя жизнь налаживается.

Дальше едем молча. В машине играет знакомый альбом. Мелькают огни, светофоры и дорожные знаки. Я туплю в телефон, разглядывая новую порцию фоток. Сначала, конечно, взгляд закономерно прилипает к их счастливым лицам. На злорадство, как ни удивительно, сил тоже нет. Поэтому то, что новая баба Реутова находится не в лучшей в форме, я отмечаю просто как факт. Да и лицо сорокалетней женщины – это все же лицо сорокалетней женщины, сколько бы она ни вбухивала денег в уход. Сколько ни смотрю – все никак не могу понять, что Реутов в ней нашел. Наверное, их переписки я читаю как раз для того, чтобы выяснить, чем же она взяла его. И, кажется, даже понимаю, да. Измором! Сука…

Увеличиваю ее фото. И вскрикиваю, потому что Валеев вырывает из рук телефон.

– Эй! Отдай, – хриплю я, широко распахнув глаза. Таир головой качает. И, чуть сбросив скорость, то на дорогу бросает взгляд, то на экран, что-то там листая, попутно умудряясь как-то пресекать мои попытки отобрать у него то, что в его руках просто не должно было оказаться!

– Угомонись! – рявкает, уворачиваясь от моих кулаков. Ну и ладно. Я и сама больше не могу… Накатывает усталость. И даже облегчение как будто от того, что можно перестать притворяться, а еще тупое равнодушие касательно своей дальнейшей судьбы.

Обхватив плечи, прижимаюсь виском к стеклу, за которым сгущается ночь. Таир, от которого я до этого не слышала, кажется, ни одного матерного слова, грязно ругается. Пространство вокруг него наливается тяжестью и густеет, как воздух в преддверии грозы. Валеев зачем-то съезжает на обочину. Но мне уже все равно. Апатия в душе даже чернее ночи, что нас окутала. Не знаю, сколько мы так сидим…

– Ты злишься на меня? – спрашиваю, потому что, наверное, что-то надо спросить.

Играя желваками, Таир дергает головой. Несвойственным ему резким движением открывает бардачок, достает пачку сигарет. Подкуривает. В ярком свете зажигалки его лицо кажется каким-то нездешним.

– Нет. На себя злюсь. Что ничего не понял. – Бьет по рулю: – Блядь, Кать, ты совсем дура?! Вот скажи мне, совсем?! На хера ты… еще квартиру эту купила… Что ты в ней делала вообще?

– С Сашкой…

– Попробуй еще раз! Твоя дочь уехала на курорт вместе с отцом и мачехой! – рявкает Таир.

– А вы… Вы сейчас как кто интересуетесь? – оскаливаюсь в ответ, подтверждая истину о том, что лучшая защита – это нападение. И да, кажется, повторяюсь.

– Как твой непосредственный начальник! Который несет ответственность за все твои гребаные поступки! Ты на хрена его телефон взломала, а?! Это подсудное дело!