Линн Шнернбергер - Ботоксные дневники
Через день после возвращения из Лос-Анджелеса Люси звонит мне — слава Богу, в дневное время! — и приглашает вместе отправиться на ленч.
— Возле моего офиса открылся новый суши-бар, — сообщает она. — Не хочешь завтра туда заглянуть?
— Конечно, — радостно соглашаюсь я. Люси в курсе абсолютно всех событий. Ей известно, кто станет победителем лотереи «Загат», задолго до очередного тиража.
— Я попрошу свою помощницу Трейси заказать для нас столик, — говорит она и добавляет заговорщицким шепотом: — Между прочим, шеф-повара зовут Игуро Масикуро. Мне так нравится его уторь!
У него есть угорь? Самые простые вещи в устах Люси звучат потрясающе. Интересно, что она сказала бы о его лососевой икре?
На следующее утро, в одиннадцать часов, я собираюсь выйти из дома в черных капри и своем лучшем кашемировом свитере. Внезапно небо темнеет. Когда, наконец, Эл Рокер[2] перестанет все путать? На содержание системы «Доплер-4000» ежегодно уходят миллионы долларов налогоплательщиков, а он не в состоянии отличить муссон от апрельского дождя.
Пожалуй, следует позвонить Люси и отменить встречу. В конце концов, мы можем увидеться и завтра утром, например в «Делл».
Нет, даже ураган Эндрю лучше, чем ленч в «Делл» — местной достопримечательности, предлагающей несъедобную пищу с 1952 года. Я никогда не понимала, как можно посещать подобные места. Неизменно отвратительное обслуживание, водянистые яйца и безвкусный кофе. Прошлой осенью в течение нескольких недель в Пайн-Хиллз работал «Старбакс», но группа мамаш решила, что он «недостаточно приличен» для нашего маленького городка. Они организовали демонстрацию, ставшую первым примечательным событием в Пайн-Хиллз после недели «Брауниз идут в школу»[3]. Дети несли плакаты с лозунгами: «Долой «Старбакс»!», «Варить кофе по лицензии — это позор!» и «Смерть эспрессо!» — последний призыв нравился мне больше всего. И «Старбакс», естественно, тут же вылил все свое латте и убрался восвояси! Поэтому, говорю я себе, снимая с вешалки плащ от Дж. Крю, либо Манхэттен — либо ничего.
Через тридцать семь минут, сойдя с поезда на Грэнд-Сентрал, я направляюсь к стоянке такси на Вандербилт-авеню, где вижу длинную очередь и не замечаю ни одной свободной машины. Придется идти пешком. На Мэдисон-авеню я слышу первые раскаты грома и поднимаю руку, чтобы остановить такси, но три водителя подряд проносятся мимо, даже не взглянув в мою сторону. Отлично. Никто не хочет подвезти меня даже за деньги. Неужели и таксисты предпочитают двадцатипятилетних? А может, прожив на земле сорок один год, я стала абсолютно невидимой? Я поеживаюсь от холода. Похоже, сейчас не время для важных философских вопросов: дождь уже льет как из ведра, а я нахожусь лишь на Сорок восьмой улице, до ресторана еще четырнадцать кварталов. Если потороплюсь, нижнее белье не успеет промокнуть.
На ресторане нет вывески, и я три раза прохожу мимо здания, в котором он, как мне кажется, должен размещаться, прежде чем решаюсь, наконец, подняться по ступенькам и толкнуть деревянную дверь без всяких опознавательных знаков. За дверью я вижу столик администратора, а возле него — потрясающе красивую девушку-азиатку в черном платье без рукавов, с голыми ногами и в черных остроносых сабо на шпильке.
— Это «Ичиз»? — спрашиваю я, стараясь закрыть зонт и ухитрившись налить, целую лужу воды на блестящий мраморный пол.
Девушка смотрит на меня с недоумением. Видимо, я неправильно произнесла название.
— «Икиз»? — предполагаю я.
Молчание.
— «Айчиз»?
Еще один удивленный взгляд.
— «Айкиз»?
Видимо, ей становится меня жаль, и она говорит:
— Добро пожаловать в «Ашэйз».
Я совершенно не понимаю, как можно произносить «Ашэйз», если пишется «Икиз»[4], но не решаюсь спорить с женщиной, рискнувшей надеть платье без рукавов в третий по количеству выпавших осадков день года.
— Я должна встретиться с Люси Бэлдор. У нас заказан столик на час дня.
Она просматривает журнал, словно сомневаясь в моих словах.
— Мисс Бэлдор еще не пришла. Не желаете присесть?
— Пожалуй, сначала зайду в дамскую комнату.
Возможно, мне удастся что-то сделать с волосами и превратить мокрую паклю в сухую. Девушка изящно машет рукой:
— Назад и налево.
— Спасибо. — Я собираюсь отойти от столика, но стекающая с мокрого зонта вода успела превратить пол в настоящий каток, и моя сумка летит в одном направлении, зонт — в другом, а я плюхаюсь прямо на холодные мраморные плиты. Мисс Платье-без-Рукавов делает вид, что ничего не произошло.
Никто не помогает мне подняться, поэтому, повозившись немного на полу, я наконец встаю и ковыляю в дамскую уборную со стенами, сплошь увешанными зеркалами высотой от пола до потолка. Ну и черт! Волосы, которые я двадцать минут укладывала феном, уныло свисают мокрыми прядями, а неровные черные круги под глазами свидетельствуют о том, что водостойкая тушь редко оправдывает свое название. Все, что мне остается, — это быстро причесаться и вытереть лицо обрывком туалетной бумаги. Проведя всего полтора часа вне дома, я утратила отдаленное сходство с Сибилл Шеферд[5] и превратилась в некое подобие Кортни Лав в годы ее брака с Куртом Кобейном[6]
По возвращении в зал меня отводят к столику, где я снимаю плащ и вешаю его на спинку стула. Никто не предлагает забрать у меня верхнюю одежду, никто не приносит меню или хотя бы стакан воды. Что ж, хорошо. Я вполне могу подождать. Вертя в руках кошелек, я лихорадочно думаю, чем бы заняться, чтобы не выглядеть совсем уж глупо. Проходит семнадцать минут, в течение которых я несколько раз проверяю свой мобильный и один раз звоню на домашний телефон, чтобы узнать, нет ли сообщений, — их нет. Когда я вконец теряю терпение, появляется Люси. Она идет между столиков упругой, летящей походкой, и все — или почти все — оборачиваются ей вслед. Ее макияж безупречен, колорированные белокурые волосы безукоризненно уложены, а плащ от «Берберри» и туфли на шпильках от Маноло Бланика выглядят так, словно их только что вынули из упаковки. Может, она умеет проходить между струями дождя? Даже если Люси прибыла в такси, в чем я не сомневаюсь, ей пришлось-таки сделать несколько шагов от автомобиля до входной двери, а дождь, в чем я убеждаюсь, посмотрев в окно, все еще льет как из ведра.
— Ты выглядишь потрясающе, — говорю я и, поднявшись со стула, целую ее в обе щеки.
— Ты тоже, Джесси, — отвечает она, целуя меня в третий раз — так сейчас принято: левая щека, правая, опять левая.
Я, как всегда, забываю о левой щеке, и мы стукаемся носами. Неожиданно перед нашим столиком вырастает метрдотель. Он помогает Люси снять плащ и уносит его, очевидно, не заметив моего дождевика, все еще висящего на спинке стула. Как только Люси усаживается за стол, подбегают два официанта с меню, минеральной водой и радостными приветствиями, подтверждая догадку, впервые мелькнувшую у меня, когда я пыталась поймать такси: похоже, я и вправду стала невидимой.
