Сергей Васильев - Мужская логика
„Вертихвостка, — подумал Костя, — немудрено, что от нее муж сбежал. Будь у меня такая жена, я б, конечно, не сбежал, все-таки есть в ней какая-то эдакая чертовинка, но драл бы каждый день, пока не отучится смотреть на каждого мужика так, будто уже выбрала его для сегодняшней ночи… Нет, лучше уж пусть остается Машка, а таких девочек надо иметь на стороне…“
Он снова опустил взгляд к столу.
„Уважаемый Александр Борисович… Пропади ты пропадом со своими пельменями…“
За десять минут до начала рабочего дня Маша вошла в торговый зал. По своим размерам он явно не соответствовал громкому названию „Супермаркет“, которое значилось на вывеске. В сорокаметровой комнате вдоль стены стояли стеклянные витрины с банками краски, похожими на ведра, и пакетами, пестрящими иностранными буквами. Маша долго учила, в каких из них находятся шпаклевки, в каких клеи, а в каких сухие смеси. С отдельной стены свешивались разноцветные языки обоев. Рядом пестрели квадратики изразцовой плитки и еще много всяких красивых импортных штучек, как правило, недоступных обычным гражданам. В дальнем углу, над блестящей коричневой стойкой, которую язык не поворачивался назвать „прилавком“, возвышались компьютер и кассовый аппарат, за которым уже сидела Таня и так старательно выводила контур губ, будто это произведение живописи претендовало, как минимум, на место в Лувре.
— Там очередь не толпится? — спросила она вместо приветствия.
— Нет. А что? У нас появился дефицит?
Таня вздохнула.
— С чувством юмора у тебя проблемы в последнее время. Какой дефицит? Просто я дома накраситься не успела, а надо закончить, чтоб народ не пугать. Вчера с Володькой в кабаке посидели, а потом поехали ко мне. И всю ночь… — Таня сладко потянулась, сцепив руки над головой.
— Это пройдет, — сказала Маша равнодушно. Она ничуть не завидовала, потому что когда они начинали встречаться с Костей, все происходило примерно по тому же сценарию. Рестораны, театры, шумные вечеринки, где ей старательно внушалось, что она самая лучшая и самая красивая; подарки, появляющиеся вдруг, когда она уже успевала забыть, что давным-давно случайно обмолвилась о своих желаниях… Все было…
Маша поправила волосы перед зеркалом, вмонтированном в стену, и прошла за стойку.
— Машка, не порть мне настроение. Если у тебя в семье проблемы, это не значит, что они должны быть у всех.
— Наверное…
Хотя магазин и располагался, вроде, в центральной части города, но оказался слишком удален от основных транспортных магистралей, поэтому случайные посетители забредали сюда редко. В основном, приезжали на машинах специально, чтоб закупить материалы оптом для всего ремонта. Поэтому иногда выпадали дни, когда они с Таней всю смену вынуждены были болтать о жизни и разгадывать кроссворды, в ожидании пары клиентов, за раз делавших дневную выручку. Такое тесное общение невольно приводило к тому, что, не являясь подругами в жизни, они знали друг о друге практически все от меню вчерашнего ужина до подробностей интимной жизни.
Сегодняшнее утро началось, можно сказать, бойко. Приехал какой-то „новый русский“, ничего не понимающий в строительстве и отделке, но снабженный длиннющим и подробнейшим списком. Чтоб обслужить его, по ходу подбирая замены и объясняя, почему предлагаемое ничуть не хуже, записанного у него, потребовалось не менее часа. И когда он, наконец, угомонился, отправившись на склад, грузить свою „Газель“, Маша устало уселась в черное крутящееся кресло и тупо вперила взгляд в экран монитора, по которому плавала стайка пестрых рыбок.
Мысли непроизвольно вернулись в прежнее, утреннее русло. Она снова вздохнула, в очередной раз пытаясь понять, какая кошка пробежала между ней и Костей.
Таня, подперев голову рукой, смотрела на нее долго и внимательно, потом не выдержала. Она вообще не умела подолгу молчать.
— Маш, слушай, а может, у него другая баба завелась? Ты ничего не замечала? Может, он стал приходить поздно или духами от него воняет?
— Ну да, — Маша усмехнулась, — или все рубашки в помаде… Тань, меня в данном случае не столько интересует, есть ли у него любовница, сколько то, как мне самой жить дальше. Понимаешь, мы с каждым днем становимся все более чужими. Я чувствую себя бесплатным приложением к газовой плите и стиральной машине.
— Так разведись с ним. Я, знаешь, когда с Сашкой развелась, прямо на крыльях себя почувствовала. А теперь, вот, Володьку встретила. Жизнь, она ж сама подсказывает решения, если их искать, конечно.
— Я не хочу с ним разводиться. Я люблю его. Да и уходить мне некуда, сама знаешь.
— Куда уходить, это мы найдем. А вот если любишь, дело, конечно, хуже. Значит, надо выяснить, что же с ним происходит, но готова поспорить, тут дело в другой бабе. Надо ее вычислить и разобраться с ней.
— „Разобраться“ — это как? — от Таниных наивных, но искренних попыток помочь, на душе стало легче. Маша даже рассмеялась: — Танька, фантазия у тебя, конечно, безграничная, но надо же реально смотреть на вещи…
— Я и смотрю реально…
— А реальность заключается в том, — продолжала Маша, не дав перебить себя, — что я стала ему неинтересна. Он не обижает меня открыто, не бьет, не устраивает пьяных демаршей, провоцируя разрыв, но я просто медленно и уверенно превращаюсь в мебель. У меня дервенеют ноги, и руки принимают вид подлокотников… — ей самой так понравился этот образ, что она замолчала, отчетливо представляя процесс собственного перевоплощения.
— Тяжелый случай…
Дверь распахнулась, и на пороге появился бородач в джинсовой рубашке.
— Привет, девчонки. А „Тиккурилла“ у вас есть?
— Есть, — Маша со вздохом поднялась и направилась к застекленному стенду.
Костя, наконец, осилил написание письма. Перечитал его и остался доволен. Для себя он кратко сформулировал его смысл следующим образом: „Вы все козлы, а мы в белом фраке. И не лезьте к нам больше со своими идиотскими претензиями“.
Посмотрел на часы. Время незаметно близилось к обеду.
Костя не мог себе позволить брать из дома всякие бутерброды, как делали остальные сотрудники. Ему почему-то казалось, что, если директор питается бутербродами, стыдливо закрываясь в кабинете, это говорит о полном упадке фирмы. Поэтому он всегда ходил обедать в кафе, расположенное на другой стороне улицы. Это выглядело совсем по западному и, кстати, оказалось гораздо дешевле, чем он предполагал изначально. Его уже знали все официантки и всегда накрывали его любимый столик у большого окна, выходившего на улицу. Он любил с некоторым пренебрежением взирать на людей, жующих на ходу чебуреки, понимая, что они не могут позволить себе ежедневно обедать в этом уютном полутемном зале.
