Берта Эллвуд - Шаг в неизвестность
То, что он принадлежит к высшему классу, заставило ее умерить свое разыгравшееся воображение. Благородство, которое сквозило в каждом движении Ральфа, манеры, умение вести себя - все указывало на то, что он не простой смертный. Расстояние между ними теперь казалось Дороти огромным. Но почему же он сначала показался ей таким близким и доступным? Возможно потому, что мужчины именно такого типа будоражат фантазии всех без исключения женщин, невзирая на их социальное положение и благосостояние. Дороти снова густо покраснела.
Ральф слегка усмехнулся, все больше и больше удивляясь этой необычной девушке. Женщины его круга не краснели, когда с ними разговаривали. Они жеманничали, кокетничали, заигрывали и всегда смотрели оценивающим взглядом. Дороти Нильсон вела себя иначе, и это привлекало и интриговало его. И какие шикарные у нее волосы! Как манили они своей мягкостью и естественным блеском! Светло-каштанового цвета, они обрамляли ее милое личико луковичкой, собираясь на затылке в хвостик, перевязанный тонкой резинкой.
Ральф подавил в себе желание протянуть руку и снять резинку, чтобы дать потоку этих волшебных волос свободно разлиться по плечам. Он подумал, что она, наверное, упадет в обморок, если он осмелится на такую «неслыханную дерзость» - дотронуться до нее. В эту минуту он услышал робкий голос:
- Не буду вам мешать.
Ее хрупкое тело дрожало, когда она повернулась, чтобы взять ведро, плечи были напряжены. Ему захотелось спросить, что же все-таки с ней? Почему она так напряжена, и что заставило ее плакать? Но голос разума сдержал его. Ведь они только познакомились. Он может спугнуть ее такой непринужденностью в обращении. Придется подождать.
- Можешь продолжать работать. Ты мне не помешаешь, - произнес он деланно равнодушным голосом.
Дороти украдкой взглянула на него. Ральф в этот момент снимал кожаную куртку, под которой оказался шерстяной свитер, плотно облегающий стройное мускулистое тело. Один вид этого до умопомрачения сексуального мужчины кидал Дороти в жар, и она почувствовала, что у нее пересохло во рту.
Быстрым, изящным движением он набросил куртку на вешалку и повесил ее в огромный платяной шкаф.
Ральф Аттенборо был первым мужчиной в жизни Дороти, который заставил ее переживать подобные ощущения, всего за несколько минут став властелином ее тела и мыслей. Слава богу, он ничего не заметил, подумала она, снова опускаясь на колени и обмакивая щетку в воду.
Он сказал, что ее присутствие в комнате, которая, по-видимому, являлась его спальней, не помешает ему. Что бы это значило?
Дороти яростно набросилась на последний неочищенный участок пола. Она всего лишь прислуга, которая, когда ей не дают никаких указаний, должна быть никому незаметной. Поэтому даже самой себе не стоило признаваться в том, что Ральф Аттенборо заинтересовал ее. И приезжать в «Маккларти Эстейт» тоже не стоило, подумала Дороти.
2
Дороти сидела на кровати, низко опустив плечи. Сегодня был ее день рождения, и она никогда еще не чувствовала себя более одинокой. Дело было даже не в том, что она провела весь день за мытьем полов, почти не вставая с колен. Ведь она и нанималась сюда служанкой. Дороти не нужны были пышные речи, яркие фейерверки в ее честь и груды подарков. Ничего этого она и не ждала. Просто она боялась этого длинного, одинокого вечера.
Когда была жива мама, дни рождения Дороти были веселыми и запоминающимися. В семье не было денег на дорогие подарки, но в этот день всегда готовилось что-нибудь необычное на ужин, зажигались свечи, на стол ставилось недорогое вино, которое стало неотъемлемой частью праздничного меню с тех пор, как Дороти исполнилось шестнадцать.
Больше всего ей не хватало мамы. В праздники она всегда преображалась. В усталых глазах появлялся блеск, и весь вечер она беззаботно смеялась и шутила, как когда-то в молодости, когда была юной и влюбленной, уверенной, что счастье будет длиться вечно.
Новый приступ гнева охватил Дороти. Так не должно было быть. Ее мама не должна была браться за любую работу, чтобы прокормить их двоих, не должна была целыми днями чистить и убирать у кого-то в доме, чтобы дать своей дочери самое необходимое, в то время как отец жил в роскоши и в абсолютном неведении о том, как складывалась судьба его бывшей возлюбленной и их дочери.
Казалось, сердце Дороти вот-вот разорвется от злости. Чтобы успокоиться, она встала с кровати и стала расхаживать по комнате.
Еще в детстве она научилась не спрашивать у матери, кто был ее отцом. Все равно она всегда получала один и тот же ответ.
- Мы безумно любили друг друга, но не могли быть вместе.
Это ни о чем не говорило Дороти. Поэтому она перестала спрашивать. В первую очередь из-за того, что ее вопросы сильно расстраивали маму. Однако за несколько дней до смерти, предчувствуя, что жить ей осталось недолго, Линда призналась:
- Твой отец не знал о твоем существовании. Я тогда жила со своими родителями и ушла из дома, как только узнала, что беременна. Он был женат, и если бы я сказала ему о ребенке, то поставила бы перед очень тяжелым выбором. Поэтому я предпочла исчезнуть. - Ее глаза наполнились слезами. - Я не хочу, чтобы ты плохо думала о нем. Я не смогу этого вынести. Поверь, твой отец - хороший человек.
Дороти не могла поверить. Она и сейчас не верила. Она бы очень хотела, но не могла. Она считала, что мама просто старалась выставить отца в лучшем свете, чтобы Дороти не держала зла на любимого ею человека.
Случайно рука Дороти коснулась груди. Под полинявшей тканью футболки она почувствовала кулон - доказательство того, что она действительно дочь Генри Маккларти. Придется ли ей когда-нибудь воспользоваться им?
Дороти горестно вздохнула, вспомнив, как мама, умирая, попросила ее достать из ящика стола небольшую коробочку. Открыв ее, Дороти не могла поверить своим глазам: в ней лежал алмазный кулон на золотой цепочке.
- Много лет назад его подарил мне твой отец в знак любви. Я хочу, чтобы теперь он был у тебя.
- Он настоящий? - Дороти едва могла выдавить из себя эти слова, настолько она была ошеломлена. Но сияющая улыбка матери развеяла все ее сомнения по поводу подлинности кулона, который, боялась Дороти, был такой же подделкой, как и любовь ее отца к Линде.
- Это очень ценная вещь, дочка, реликвия семьи Маккларти, которая передавалась из поколения в поколение. Береги ее.
Если бы ты продала ее, твоя жизнь была бы легче, чуть было не сорвалось с губ Дороти, но она вовремя сдержала себя. Нельзя быть такой жестокой, ведь этот несчастный «знак любви» (или плата за любовь, с горькой иронией подумала она) слишком много значил для ее бедной матери.
