Вера Копейко - Аромат обмана
— Ой, — Лилька привстала. — Простите, уважаемая мебель.
— Садись, не выдрючивайся!
— Давай дальше, образовывай, — Лилька смиренно сложила руки.
— А греческие мужчины, когда танцевали страстные народные танцы, клали носовые платки под мышки, — добавила Евгения и слегка порозовела.
— Потом протягивали даме, — насмешливо бросила Лилька, — не желаете ли отереть пот с лица милым платочком? Все понятно. Вы, Ирина Андреевна, гений. Ты, — она повернулась к подруге, — Ева от гения, то есть Евгения, — продолжала дурачиться Лилька.
Зазвонил телефон, Ирина Андреевна вышла.
— Слушай дальше, — Евгения дернула подругу за руку. — Если тебя спросят на зачете, ты должна сказать, что такие важные железы есть и на руках.
— Не протянуть ли мне ручку для поцелуя моему милому лысому учителю? — Ультрамариновые глаза блестели. Рыжеватые локоны сияли вокруг головы.
Евгения замахнулась на нее учебником.
— Е-е-в-а-а! — проныла Лилька. Потом перегнулась через стол и тише сказала: — Неужели не можешь уговорить свою матушку дать нам…
— Шанс из флакончика? — перебила ее Евгения.
— Так хочется денег, Евушка. Лилит не может жить без шуршания в кармане.
— Попробую еще раз. Я разожгу в ней научную жадность.
— Как это? — спросила Лилька.
— Каждому исследователю нужны пробанты, слыхала?
— Кто это? — Лилька вытаращила глаза, подбородок подался вперед.
— Те, на ком пробуют что-то, тестируют.
— Значит, если я проверяю на верность твоих поклонников, я пробант?
— Да ну тебя, — Евгения махнула рукой. — Мы сейчас не об этом. Я думаю, маме захочется узнать, как действует ее приманка на насекомых. Они же не норки, с которыми она работает.
— Как учит нас великая наука, — с пафосом начала Лилька, лицо ее расслабилось, она снова стала хорошенькой, — механизм продолжения рода одинаков у всех живых организмов. Быстрее, чаще, больше…
Евгения легонько пнула ее под столом.
— Мама идет…
— Итак, понимаю, чего вы от меня добиваетесь, — сказала Карцева, опускаясь на стул.
— Мы о-очень на тебя надеемся, — Евгения сложила ручки, словно отличница на уроке. И преданно посмотрела в лицо матери. Лилька в точности повторила ее движения.
Карцева видела лицо дочери, похожее на ее собственное, но не очень явно, а в чем-то неуловимом. Не скажешь, что у Евгении такой же нос, такие же брови или губы. Дочь, как говорили все, кто знал ее давно умершего отца, больше похожа на него. Но слегка прищуренный взгляд, как бывает у людей с не слишком хорошим зрением, быстрый взлет бровей перед ответом на вопрос — вот в чем сходство с ней, с матерью. Оно указывает на родство характеров, на одинаковость стержня, и это нравилось Ирине Андреевне.
Ее любимое выражение: быть самим собой — это роскошь, которую могут позволить себе немногие. Она позволяла себе и старалась в дочери поддержать манкость к роскоши — Ирина Андреевна любила это неудобное слово. Пусть во всем стремится быть самой собой, а чем увлекаться, к чему тянуться — дочь выберет сама.
Ирина Андреевна Карцева всегда противилась обману. И полагала, что любая азартная игра — заведомый обман, однако сдалась.
— Хорошо. Я дам вам то, что вы хотите. Проверим магическое действие состава на заморских насекомых.
— Капля — и неистовая страсть заставит наших пойти на обгон, опередить все-ех. Ура! — вопила Лилька и прыгала на стуле. Теперь он угрожающе скрипел. Но этот звук перекрыл другой — громкий визг соседского щенка-сенбернара в саду.
— Лилька, не пугай животных. Вырастет заикой, — предупредила Евгения подругу. Лилька засмеялась и успокоилась. — Мама, как нам сказал Николай Георгиевич, ставки будут высокими. От них зависит гонорар бедных девушек-тренеров. — Евгения с нарочитой покорностью опустила глаза.
— Договорились, — Ирина Андреевна легонько шлепнула дочь по руке. — Сейчас я схожу в лабораторию и принесу.
— А мы — одеваемся и едем.
…Общество, в которое попали Евгения и Лилька, оказалось чужим и странным для обеих. Как и все, что происходило в этом развлекательном центре. Одно дело — оставаться наедине с мадагаскарцами. Совсем другое — выйти в зал, в котором энергия азарта настолько сильна, что кажется, ты сама сейчас куда-то побежишь или начнешь кричать не своим голосом и тыкать пальцем, повторяя движения «дирижера», который подгоняет участников забега в нужную сторону.
Прозрачное сооружение из стекла с беговыми дорожками внутри отражало возбужденные лица, цепкие руки, не выпускающие бокалы с напитками. Кажется, полосатые бегуны летят со скоростью ветра. Но это иллюзия: их предел — один километр в час.
Евгения и Лилька знали сценарий бегов, Николай Георгиевич рассказал им в деталях. Но все равно низкий голос ведущего заставил их вздрогнуть, а сердце — дернуться.
— Ставки сделаны, господа!
Девушки не вникали в устройство тотализатора, но Никос предупредил: если зрители хорошо вложатся, Евгении и Лильке достанется больше. Улюлюканье под звон бокалов, запах духов, сигар, аромат напитков — все возбуждало. Лилька, схватив Евгению за руку, прошептала в самое ухо:
— Мы победим!
— Обязательно! — Евгения стиснула руку подруги так крепко, что та простонала.
На этот звук к ним обернулся сладко-улыбчивый господин в сером костюме.
— Какие Евы, — расплылся он и поднял бокал. — Хотите выпить? — Он оглядел Евгению, потом Лильку. — Нет, не просто выпить, а поужинать в милой компании, очаровательные близняшки? — промурлыкал он.
Девушки оделись в одинаковые брючные костюмы изо льна, только разных цветов. На Евгении — бледно-розовый, на Лильке — бледно-фиалковый.
— Дядя, у вас плохо со зрением. Я вам прописываю витамины для глаз, — насмешливо бросила Лилька. А потом резко: — Проваливай, пр-рестарелик.
— Ах, ну да! Как я не подумал! Такая роскошная дева, как ты, неповторима… Конечно, вы разные! А я люблю двух одинаковых сразу… — Он отошел со своей рюмкой в глубь зала, бросив на прощание: — Вы мне не подходите.
— Фу, какая грубиянка, — нарочито-укоряюще проговорила Евгения.
— Он не наш клиент. И потом я всегда на посту, сама знаешь. — Она подмигнула подруге, Евгения поняла, о чем речь, и рассмеялась.
Наконец перед ними возник Николай Георгиевич.
— Ура, ура, ура! Победа, девочки! Никос поздравляет вас. — Он встал между ними, раскинул руки и обнял обеих. От него пахло трубочным табаком. Легонько похлопывая по плечам, он горячо зашептал: — Вы сделали такое, чего сами не знаете. Хе-хе. Никто не знает и знать не должен, кому не положено. Пошли, получите соответствующее вознаграждение по трудам вашим! — произнес он со средиземноморским пафосом.
