Барбара Тэйлор Брэдфорд - Все впереди
Прошло уже пять лет.
Я погрузилась в прошлое, вернувшись в лето 1988 года, воспоминание о котором навсегда выгравировано в моем сердце.
Часть первая ИНДИАН-МЕДОУЗ
1
Коннектикут, июль 1988
Я проснулась словно от толчка, как будто кто-то дотронулся до моего плеча, и была почти уверена, что увижу Эндрю, стоящего у моей кровати. Я лежала в полутемной комнате и моргала, но его здесь не было. А как он мог здесь оказаться? Он уехал в Чикаго по делам, а я была здесь, в Коннектикуте.
Хорошенько натянув на себя одеяло, я сползла поглубже в постель, надеясь снова заснуть. Вскоре мне стало ясно, что я не засну, поскольку в моей голове началась усиленная работа. Ранее, на этой неделе, мы поссорились с Эндрю, и эта глупая малая ссора, причину которой я уже с трудом могла вспомнить, все еще стояла между нами.
Я должна была бы проглотить свою обиду и позвонить ему вчера вечером, ругала я себя. Думала об этом, но не сделала. Он тоже мне не позвонил, как он обычно поступал, когда был в отъезде, и я беспокоилась, не примет ли эта ссора нездоровые размеры; тогда наш уик-энд, который мы собирались провести вместе и которого я с нетерпением ожидала, будет испорчен.
Я это сделаю, как только он вернется сюда завтра, решила я. Я попрошу прощения, хотя на самом деле все произошло не по моей вине. Я ненавидела ссориться с теми, кого люблю, и почти никогда не конфликтовала с близкими мне людьми.
Охваченная беспокойством, я выскользнула из постели и подошла к окну. Приподняв занавеску, выглянула наружу, пытаясь угадать, какая будет погода.
Полоса чистого прозрачного света медленно продвигалась вдоль края далекого горизонта. В этот ранний предрассветный час небо над ним все еще было пепельного цвета, холодное и далекое, с легким зеленоватым оттенком. Я вздрогнула и потянулась за махровым халатом. В спальне было прохладно, почти холодно; кондиционер был установлен на шестьдесят градусов — я так установила его вчера вечером, пытаясь как-то отдохнуть от июльской жары. Я выключила его, выходя из спальни и направляясь по коридору к лестнице.
Внизу были полумрак и прохлада, слабо пахло яблоками и корицей, медом и розами в полном цвету — я любила эти запахи, они всегда у меня ассоциировались с деревней. Я включила несколько ламп, пока шла сквозь тихий и сонный дом. Добравшись до кухни, я поставила вариться кофе и вышла на террасу.
Отперев двустворчатые стеклянные двери, я ступила наружу на широкую мощеную площадку, окружавшую дом, и увидела, что небо стало совсем другим. У меня, как всегда, захватило дух от чудесного утреннего света, который можно увидеть только в этих северных краях Коннектикута. Он был яркий, сказочно прекрасный и, казалось, исходил из некоего тайного источника далеко-далеко за горизонтом.
Насколько мне известно, такого неба, как здесь, не бывает нигде в мире, кроме, конечно, Йоркшира; мне приходилось там наблюдать поистине великолепное небо, особенно в болотистой местности.
Меня всегда очаровывал свет, может быть, потому что живопись всегда была моим призванием, и я склонна смотреть на природу глазами художника. Я вспоминаю, как я в первый раз увидела картину Тернера — один из его шедевров, висящих в галерее Тэйта в Лондоне. Я как вкопанная простояла перед ней почти целый час, зачарованная ослепительным светом, придающим его картинам захватывающую дух красоту. Ведь частью великого гения Тёрнера как раз и является умение улавливать свет и переносить на холст с таким совершенством и невероятной точностью.
Конечно, я не обладаю таким даром, я просто талантливый любитель и пишу для собственного удовольствия. Тем не менее, временами я мечтаю воссоздать небо Коннектикута на одном из своих полотен, именно в некий особый момент, и сегодняшнее утро предоставило мне его. Но в глубине души я понимаю, что никогда не сумею это сделать.
Задержавшись еще несколько минут на площадке перед застекленной террасой, я свернула за угол и обошла дом. Трава была покрыта обильной росой, и мне пришлось приподнять халат и ночную рубашку, чтобы они не намокли.
Освещение тем временем снова изменилось. К моменту, когда я достигла холма, возвышающегося над долиной, небо надо мной стало бледно-серебристым; унылые серые остатки ночи окончательно исчезли с него.
Усевшись на кованую чугунную скамейку под яблоней, я откинулась на спинку и расслабилась. Я люблю это время суток, как раз перед тем, как мир просыпается, когда все так спокойно, так неподвижно, что кажется, будто в мире осталась я одна.
На мгновение я закрыла глаза, прислушиваясь.
Кругом не раздавалось никаких звуков, ничто не шевелилось — ни лист, ни травинка. Птицы молчали, они еще крепко спали на деревьях, и неподвижность вокруг меня была разлита, как бальзам. По мере того как я сидела в полном бездействии и даже ни о чем в особенности не думала, моя тревога по поводу Эндрю начала тихо проходить.
С полной уверенностью я знала, что, как только он приедет и мы помиримся, все будет в порядке. Так всегда было, когда между нами возникали малейшие трения. Не было причин, чтобы на этот раз было не так. Одним из замечательных свойств Эндрю была его способность не возвращаться к событиям вчерашнего и даже сегодняшнего дня, а смотреть вперед, в завтра. Не в его природе было затаивать обиды. Он был для этого слишком великодушным. Поэтому он быстро забывал наши мелкие, зачастую глупые ссоры и несогласия во мнениях. В этом мы с ним были похожи. К счастью, мы оба были способны смотреть в будущее с оптимизмом.
Я вышла замуж за Эндрю Кесуика десять лет назад. Действительно, на следующей неделе, первого июля, мы отпразднуем годовщину нашей свадьбы.
Мы встретились в 1978 году, когда мне было двадцать три года, а ему — тридцать один. Это был один из классических стремительных романов, с тем только отличием, что наш, к счастью, не рассеялся, как дым, как это обычно случается. Наши отношения со временем становились все прочнее. Сказать, что это меня потрясло, — это значит ничего не сказать. Одним словом, я слепо, бешено, бесповоротно в него влюбилась. А он в меня, как это вскоре обнаружилось.
Эндрю, который был англичанином, ко времени нашей встречи жил в Нью-Йорке семь лет. Его считали одной из восходящих звезд Мэдисон-авеню, одним из тех людей в рекламном бизнесе, которые могут принести своему агентству не только сказочный успех, но и невероятную известность, привлекая толпы ценных клиентов со всего света. Я работала в издательском отделе того же самого агентства, «Блоу, Эймс, Бреддок и Заскинд», и к тому времени, несмотря на мою скромную должность, считала себя мастером хотя и незатейливых, но убедительных рекламных текстов.
